Классная армия всех стильней

(Окончание. Начало в номере “МК” за 9 октября.)

— Идемте, я покажу вам кладбище собак, — говорит лейтенант Лиад — командир центра служебного собаководства израильской армии.

“Кладбище собак” — снова очень не по-русски, резануло слух…

Когда в этом центре нам только что показывали работу собак — обезвреживание террористов, поиск наркотиков, — я подумала, что как раз этим-то нас не удивишь, в России приходилось видеть и покруче. Но вот отношение к людям и животным здесь действительно удивляет.

К примеру, в центре долгое время не использовали немецких овчарок, чтобы не травмировать память тех, кто пережил холокост. Человек в форме и с овчаркой на поводке не должен был никому на улицах Израиля напомнить ужасы войны и концлагерей.

Или еще: я заметила, как после показательных выступлений одной из собак в качестве поощрения бросили резиновый мячик. Я спросила, почему бы ее не порадовать чем-то более существенным, например сыром. Мне ответили: “Еда не должна быть наградой. Еда — это просто еда. Иначе получится, раз собака не работает, то не должна получать и пищу. А это уже приравнивается к жестокому обращению с животными. Поэтому наградой для нее служит игра”.

После этого лейтенант Лиад повел нас на кладбище…

Обычно собаки в части служат 7 лет. Затем их отпускают домой с кем-то из солдат, закончивших службу. Но бывает, животные гибнут при выполнении задания. Тогда их хоронят на кладбище, которое находится на территории части и выглядит, как настоящий мемориал. На нем покоится 85 собак. Во время похорон здесь выстраивается все подразделение во главе с командиром. Говорят речи — все как во время похорон бойца. Это целая военная церемония, сопровождающаяся воинскими почестями. Других собак части тоже приводят на похороны.

Кроме того, раз в год перед днем памяти павших проводится церемониальный день поминовения. В церемонии участвуют люди, которые потеряли на службе своих близких. Вместе с ними стоят те, кто потерял своих любимых собак.

Вижу цель

Призывники в Израиле служат не только в армии, но и в полиции.

— Наша полиция держится на контрактниках. Число полицейских срочной службы — всего несколько сотен на 28 тысяч бойцов, — рассказывает Алекс Ковальски, глава русскоязычного отдела пресс-службы полиции. Алекс приехал в Израиль уже взрослым. В армии он служил на Украине, в той самой части ПВО, которая потом, в 2001-м, ракетой С-200 сбила пассажирский “Ту-154”, летевший из Тель-Авива в Новосибирск.

Ковальски ведет нас в компьютерный центр полиции Иерусалима. Здесь на мониторах отображается картинка с 327 камер слежения, установленных в историческом центре города: мусульманском, иудейском, христианском, армянском кварталах. Операторы центра должны разглядеть на экранах начало любого инцидента и быстро отправить в нужную точку наряд полиции, обеспечив безопасность паломников и туристов.

Командует здесь начальник смены старший сержант Ротэм Бенбинисти. Она контрактник. Служит уже 4-й год.

— Сержантский состав — костяк нашей армии и полиции, — говорит Ковальски. — За основу была взята модель британской армии. Офицеры выполняют больше командные и административные функции, а старший следователь отдела по особо важным делам у нас может быть старший сержант или старшина. В России это только майоры и полковники.

Среди пяти-шести человек, сидящих в зале у мониторов, снова оказались две русскоязычные девушки. Лена Саакян из Могилева и Аня (фамилию назвать отказалась) из Иркутска. Обе живут в Иерусалиме. Аня приехала сюда недавно и почти сразу пошла служить.

— У многих репатриантов есть некий комплекс, — рассуждает Алекс, — дескать, я живу здесь, ничего для этой страны не сделал — приехал на готовое. Потому самое малое, что я могу для нее сделать, — поучаствовать в обороне и безопасности. Эти девушки тоже пошли в армию, но были откомандированы в полицию. Их рабочий день — 9,5 часа, затем они уходят домой.

Поговорить с Леной и Аней не удалось, их командир Ротэм Бенбинисти запретила общаться с журналистами, объяснив, что служба их слишком секретная. В Израиле вообще все помешаны на секретности. Нельзя называть численность армии, количество в ней собак, нельзя фотографировать оружие, лица солдат и офицеров, здания штабов, хотя они стоят на виду в центре города… Но самыми засекреченными являются все же израильские пилоты. Они — элита армии и считаются самыми подготовленными в мире. Количество часов их налета тоже не разглашается, однако, как они сами говорят, каждый летает ежедневно.

Когда нас привезли на военный аэродром, сразу предупредили: нельзя не только фотографировать, но даже называть имена летчиков (в статье они изменены). Трое пилотов, с которыми нас познакомили, тоже оказались репатриантами из бывшего Союза: Сергей из Кишинева летает на истребителе F-16, Иван из Минска — на транспортном “Геркулесе” и Георгий из Ташкента — на грузовом “Бич Крафте”.

Георгий: Я окончил курс только три месяца назад и пока живу в части в офицерском общежитии: два человека в комнате, душ, ванная, телевизор, холодильник...

Иван: Я снимаю квартиру. Минобороны мне компенсирует 60% оплаты. Мы ее снимаем вчетвером за 3,5 тыс. шекелей. Это считается дешево.

Сергей: У нас пока еще остались связи с Россией, но мы уже чувствуем, что наша родина — Израиль.

Иван: Белоруссию почти не помню. Из детства вспоминается только дом, где жил, наша улица, снег и как на санках съезжал с горки…

Георгий: Мне сложнее, я приехал сюда в 15 лет, нужно еще лет десять, чтобы Израиль стал родиной окончательно.

— В сентябре 2007 г. израильская авиация нанесла удар по ядерному объекту в Сирии — этого никто уже не оспаривает. Скажите, такое задание — честь для израильского летчика?

Георгий: Лучше бы не надо такого. Но если это приказ…

— У вас есть понятие “преступный приказ”? Есть юридическая граница, за которой вы имеете право его не выполнять?

Георгий: Да. Например, убивать мирных людей — то, что делали солдаты фашистской Германии. Такие приказы выполнять нельзя. Все остальное ты выполнять обязан.

— А если боевики прячутся в жилых кварталах, но их надо уничтожить?

Иван: Нужно сделать все возможное, чтобы как можно меньше мирных людей пострадало.

— Правду говорят, что люди с сильным русским акцентом не имеют здесь серьезного будущего?

Сергей: Много лет назад такое, может, и было. Теперь акцент ни на что не влияет.

Георгий: В Израиле сейчас так много народов намешано. Пусть ты русский (!), марокканец или украинец, через некоторое время все равно все переварятся в одном котле, и уже никто не узнает, кто ты и откуда. И если ты говоришь с акцентом, но правильные вещи, твоей карьере это не помешает.

— Если бы вы жили на своей географической родине, пошли бы служить в армию?

Сергей: Вряд ли.

Георгий: Может, и пошли, если б призвали, только вряд ли бы там остались. Ваша армия потеряла свой престиж. Здесь армия другая. Здесь я понимаю, что если нахожусь целую неделю на службе, то защищаю своих родных, свою страну, которая сейчас во враждебном окружении. Для этого я получал специальность. Там у меня такого чувства не было.

Иван: Мои друзья, которые там остались, рассказывали про свою службу. Им тяжело было понять, какова цель службы. У нас армия — это люди. Их уважают. Там, по рассказам, к рядовому даже не относятся как к человеку. Здесь по-другому. Здесь приятно служить. Ты ощущаешь гордость за то, что ты в армии. Здесь у тебя есть цель, есть будущее…

Бедный Ольмерт

— В израильской политике существуют некие штампы, и один из них — армейское прошлое политика, — рассказывает популярный журналист русскоязычного израильского телеканала Евгений Сова. — В свое время Эхуду Ольмерту предрекали 40 мандатов от партии “Кадима”, но одна из причин, по которой “Кадима” набрала лишь 29 мандатов, — “темные пятна” военной биографии Ольмерта (и.о. премьер-министра  Израиля, недавно подал в отставку из-за обвинений в коррупции).

Евгений Сова провел журналистское расследование и выяснил, что Ольмерт отслужил в армии не три, а только два года — с 18 до 20 лет, хотя в официальной биографии говорится, что в 20 лет он якобы стал журналистом военной газеты.

Однако его публикаций обнаружить так и не удалось. Зато стало известно, что отец пристроил двадцатилетнего Ольмерта пресс-секретарем в партию одного из своих друзей в кнессете — парламенте Израиля.

— Уже в 36 лет, — говорит Евгений, — понимая, что для продвижения в политике ему необходимо безупречное армейское прошлое, Ольмерт решает “обтесать” свою военную биографию. И вот он, успешный адвокат, депутат кнессета, идет на офицерские курсы, где 4 месяца вместе с “черпаками” стреляет и бегает по части, чтобы получить звание и.о. офицера. Приставка “и.о.” означает, что человек реально не служил. Но Ольмерту повезло. В 1982 году в качестве и.о. офицера он пошел на ливанскую войну, где в одной из частей занимался снабжением. Позже это дало ему возможность сделать карьеру политика. Однако уже будучи премьером, Ольмерт столкнулся с такой серьезной проблемой, как 2-я ливанская война… После чего у нас многие заговорили, что премьер Израиля должен иметь реальное военное прошлое, пусть не на уровне генерала, но как минимум полковника, чтобы обладать хоть каким-либо военным пониманием того, что происходит.

…Слушая рассказ израильского журналиста, я невольно преломляла его на российскую действительность. На наших политиков и министров, которые влегкую вершат судьбы армии, даже не заботясь о том, чтоб “обладать хоть каким-либо военным пониманием”, на депутатов Госдумы, которые после однодневных потешных стрельб с возлиянием в армейской палатке становятся не “и.о. полковниками” или “и.о. генералами”, а обвешивают себя реальными звездами. Израильский премьер на их фоне выглядит просто Александром Македонским.

Бедный Ольмерт, как все-таки ему не повезло со страной!

* * *

За эти несколько дней, проведенных в Израиле, состоялось множество встреч: с политиками, действующими и бывшими военачальниками, солдатами, офицерами и даже представителем военной разведки Генштаба. Глядя на них, я постоянно пыталась сравнить: чем они отличаются от нас? Что в их армии есть такого, чего нет в нашей?

Здесь не встретишь ненужной муштры, вытягивания в струнку при виде командира, высокомерного обращения c подчиненным и угрюмых прыщавых замученных солдат. В их армии больше свободы и демократии. Например, нет понятия офицерская и солдатская столовая — едят все вместе. И еще: люди в форме здесь очень часто улыбаются...

Я не знаю, как называется тот строй, который существует сейчас в Израиле: то ли социалистический капитализм, то ли капиталистический социализм. Но, видимо, называется он как-то умно, раз такие же дети, которые у нас бегут от армии, здесь хотят его защищать.