Судья Московского окружного военного суда (МОВС) Евгений Зубов в среду передумал вести процесс по делу об убийстве Анны Политковской в открытом режиме. Уже в который раз обществу останется лишь гадать — а было ли разбирательство беспристрастным и справедливым.
В среду в МОВСе собралось очень много журналистов — должно было оглашаться обвинение. Но сотрудники суда предупредили: места в зале всем не хватит, поместятся только человек десять. “Счастливчиков” строго проинструктировали: если хоть кто-то из присяжных сообщит судье о попытке заговорить с ними, он процесс сразу же закроет. Но инструктаж оказался напрасным: присяжных мы вообще не увидели.
Заседание, как и обещали, началось открыто. Настало время пригласить присяжных. И вдруг судья Зубов заявил:
— Я в первом заседании, разрешая открытое судебное разбирательство, говорил о своих опасениях. Но у защиты на этот счет было свое мнение. Меня эти доводы не убедили — вы забыли о законе, который защищает участников процесса и их семьи. Речь идет о присяжных. В настоящее время мне доложил сотрудник, что коллегия присяжных заседателей отказывается выходить в зал, пока там находится пресса.
— Но в законе нет такого основания, как нежелание присяжных выходить в зал в присутствии прессы! — поднялся адвокат Джабраила Махмудова Мурад Мусаев. — Единственная причина — если кто-то указывает на нарушение безопасности. При этом суд должен привести доводы, что кто-то этой безопасности угрожает. Неужели кто-то из журналистов угрожал нашим присяжным?
Его поддержала защитник семьи Политковских Карина Москаленко:
— Мы с уважением и пониманием отнесемся к мнению присяжных, если будут факты давления, но в отсутствие таких фактов я прошу вас разъяснить присяжным, что они исполняют роль судей, а судьи должны исполнять свои обязанности даже в условиях публичности. Если мы всех интересующихся удалим, значит, нам есть что скрывать?
Но судья ответил, что, когда такие факты появятся, будет поздно, а он не может допустить роспуска коллегии. А потом просто закрыл полемику: “Я принял решение. Слушания будут проходить в закрытом режиме”.
— Нельзя такой позор светить на весь мир, вот и закрыли, — имея в виду обвинение, публичного чтения которого так и не произошло, заявил уже выйдя из зала адвокат Мусаев. — Этого все и ожидали, и мы даже пари заключали, в какой момент это случится. Но я думал, что для приличия хотя бы пришлют в суд какого-нибудь статиста, чтоб создал повод. Но чтоб вот так, на первом же заседании…
— Я глубоко разочарована решением суда. В интересах потерпевших было рассматривать этот процесс открыто, — посетовала Карина Москаленко.
“Я считаю, что это позорище. На первое заседание пришел уполномоченный по правам человека в РФ — тогда побоялись это сделать, а сейчас нашли способ засекретить деятельность агентов, которые в деле об убийстве Политковской встречаются на каждом шагу”, — прокомментировал случившееся редактор “Новой газеты” Дмитрий Муратов.
Позже стало известно, что обвиняемые свою вину на заседании не признали, а их защита заявила, что “обвинительное заключение на 80—90% состоит из домыслов и предположений”.
Обвинение же заявило, что первым в суде будет рассматриваться “наиболее яркий эпизод, который всех интересует, вызвавший общественный резонанс, — это убийство Политковской”.
* * *
Ничего неожиданного действительно не произошло. Подобные громкие суды закрывали всегда — достаточно вспомнить дело об убийстве Дмитрия Холодова (формально открытое, но первый процесс шел в “Матросской Тишине”, куда вход был по пропускам), дело Пола Хлебникова, дело Френкеля…
Причина почти во всех случаях на поверхности: судьи банально не желают, чтобы их действия “рассматривались под микроскопом”, прокурорское начальство — чтобы “посторонние” имели возможность оценить огрехи следствия.
Но что дает практика закрытия процессов? Ведь то, что журналистов больше не пустят в зал, не означает, что они не будут писать, что там происходит, — общество хочет это знать, и мы должны делать свою работу в любых условиях. Не имея возможности видеть и слышать все своими глазами и ушами, мы будем брать информацию у участников процесса. Охотнее всего ею делятся, как правило, адвокаты подсудимых. А это означает, что нас снова будут обвинять в необъективности, а то и в ангажированности. Причем, что характерно, обвинять будут те, кто и создал нам такие условия.
Как следствие, у большинства останутся сомнения в справедливости вынесенного приговора, каким бы он ни был — обвинительным или оправдательным.
Правового оптимизма это, как вы понимаете, нам в ближайшее время не прибавит. Останется только правовой нигилизм.
