В советские времена если и были бизнесмены, то подпольные. И все они как огня боялись ареста. Сегодня бизнес легализован, а вот страхи остались прежними. Предприниматели уверены, что правоохранительные органы злоупотребляют своими возможностями лишать их свободы. Причем во многих случаях необоснованно. Проблема обострилась настолько, что бизнесмены стали писать петиции на имя президента, прося приостановить произвол правоохранительных органов. И Дмитрий Медведев услышал этот голос.
По мнению президента Дмитрия Медведева, для развития нашей экономики есть вещи, которые поважнее налогов: это аресты бизнеса по сфабрикованным обвинениям. И даже внес вопрос о необоснованности арестов в повестку дня намеченного на начало декабря Седьмого съезда судей России. О необходимости качественных изменений, в том числе и в сфере судебной, президент говорил и в своем недавнем Послании.
Однако одно возмущение, даже если это возмущение президента, не способно изменить ситуацию. В стране за последние годы сложился механизм, который настроен именно на подобные действия. Многочисленные аресты предпринимателей по всей стране — это действие сложившейся системы: правоохранительной, судебной. И пока она не будет изменена, даже недовольство первого лица государства не в силах ничего изменить. Впрочем…
Написали все замечательно
Как ни странно, но в стране действует вполне либеральный Уголовно-процессуальный кодекс (УПК). Как считает адвокат Генри Резник, сегодня УПК, за небольшим исключением, содержит прекрасные формулировки. Так, согласно ему, мера пресечения в виде заключения под стражу применяется при обоснованном подозрении в совершении преступления, за которое предусмотрено наказание свыше двух лет лишения свободы. То есть для ареста должны быть представлены реальные доказательства.
Проблема в другом, считает советник Конституционного суда Тамара Морщакова: сколько бы мы ни совершенствовали законодательство, эффекта не будет. Когда принималась новая редакция Уголовно-процессуального кодекса, шли горячие дебаты, возможно ли за преступления, связанные с экономической деятельностью, отказаться от такой меры, как лишение человека свободы, сделав упор на финансовые санкции.
УПК предусматривает возможность ареста только в случае, если иная мера не может быть применена. КС не раз указывал, что сама норма в плохом применении не виновата — она предусматривает применение других мер, кроме заключения под стражу. А если это следственные органы делают, то должны обосновать ее необходимость. Более того, когда писали УПК, его авторы полагали, что исключили такое основание для ареста, как особая тяжесть преступления, что было записано в старой редакции. Но вместо этого обоснования органы дознания стали использовать норму о минимальном сроке возможного наказания как способ упрятать подследственного за решетку.
Все это однозначно свидетельствует о том, что решение проблемы — в первую очередь в изменении процедуры его правоприменения. Так как оно способно принципиально изменить смысл законодательной нормы.
Кто виноват?
Возникает вопрос: кто виноват в этих искажениях? На первый взгляд — судьи, которые выносят постановления об аресте. Но на самом деле судьи встроены в сложившуюся систему власти, хотя по Конституции суд у нас независимый. Реальность от этого далека, отмечает Тамара Морщакова. И пока такая практика сохраняется, провозглашенные законам принципы будут оставаться на бумаге.
После того как в УПК был закреплен принцип судебных решений об аресте, появилась новация, которая во многом обесценивает эту практику. Убрано требование, что судья, выносящий решение о заключении под стражу, и судья, который затем принимает дело к производству, должны быть разными. Если же это один и тот же судья, то он как бы становится заложником своего решения об аресте подсудимого. От такого судьи трудно ожидать оправдательного приговора.
Практика Европейского суда говорит о том, что на этом этапе дознания нельзя применять требования о достоверности обвинения. Но представленные в суд доказательства для ареста не должны вызывать сомнения в доброкачественности, и по ним можно сделать вывод об обоснованности подозрений. УПК требует, чтобы суд разбирался в квалификации преступления, какая мера наказания за него предусмотрена. И заключение под стражу должно происходить в том случае, если невозможно иное решение.
В головах же наших судей ценности поставлены с ног на голову, замечает Генри Резник. Заключение под стражу — это ограничение одной из главных признанных всем миром ценности — права на свободу и личную неприкосновенность. А потому арест должен проходить только при невозможности использования другой меры пресечения. При рассмотрении ходатайств о заключении под стражу в суде должно происходить мини-судебное разбирательство. Но суды уходят от этого и берут на веру доводы следствия.
До недавнего времени внесение ходатайства об аресте являлось прерогативой прокуратуры. Прокурор же меньше, чем следователь, заинтересован в аресте. Следователю помимо других причин просто удобно, чтобы подследственный сидел в тюрьме. Поэтому он и настаивает на этом. У нас не работают альтернативные меры пресечения, которые популярны во всем мире. Сегодня в стране примерно на 1 млн осужденных всего берется 1200 денежных залогов в год.
Органы передела собственности
Практика уголовного преследования для передела собственности, отбирания бизнеса сегодня стремительно возрастает. Судебная система в цивилизованной стране — это не только инструмент наказания за преступления, но и институт защиты прав граждан. В том числе и бизнесменов. А важнейший залог этого — соотношение компетенций различных видов судов: гражданского, арбитражного и уголовного. Сегодня они пребывают в неправильном соотношении между собой — де-факто они неравноправны. Есть множество случаев, когда арбитражные суды защищают бизнес, но это не служит основанием для прекращения уголовного преследования. Происходит нарушение всех принципов судебного производства. К примеру, арбитражный суд, в том числе его высшая инстанция, выносит постановление, что данная собственность принадлежит некому гражданину, уголовный же суд может приговорить его к тюремному заключению. А на вопрос, почему он не берет во внимание решение своих коллег из арбитражного заседания, обычно следует ответ: для нас оно не имеет никакой юридической силы. Причем в предыдущем УПК такие нормы были предусмотрены.
Судьба человека за пятнадцать минут
Правоохранительные органы как магнит тянет к бизнесу, к предпринимателям, так как у них есть деньги и недвижимость. А чтобы вменить им обвинения, придумываются специальные схемы. Обычно схема начинается с того, что по надуманным основаниям из какого-то уголовного дела выделяется новое уголовное производство на неустановленных лиц. Делается это с целью формирования доказательной базы. Дело в том, что УПК предусматривает: если возбудить уголовное дело на конкретное лицо, то следователь обязан сообщить ему, что против него проводится расследование. Значит, у подследственного появляется право обжаловать это решение. А таким образом сотрудник правоохранительных органов лишает его такой возможности.
Что происходит обычно дальше? Оперативно-разыскные мероприятия не проводятся, вместо этого оперативный сотрудник в своем кабинете пишет рапорт прокурору, в котором указывает на совершенные преступления. А по новому УПК рапорт приравнивается к доказательству.
После этого осуществляются следственные действия тайно. Следователь делает запросы, допрашивает свидетелей, но потенциальный фигурант все еще не знает, что против него проводится настоящее расследование. Но на каком-то этапе дела в офис бизнесмена приезжают оперативные сотрудники, изымают документы, проводят обыски. После этого все готово для предъявления официального обвинительного заключения.
А далее начинается самое главное — арест фигуранта. Дело в том, что следователи давно уяснили судебную практику: если человека лишают свободы на стадии предварительного следствия, то вероятность обвинительного приговора возрастает многократно. И все усилия правоохранительного органа направлены на то, чтобы посадить. Поэтому и оправдательные приговоры — единичные случаи.
Что нужно для ареста? Собрать фиктивные сведения, что подследственный уклоняется от следствия. Направляется повестка по несуществующему адресу, оперативник приходит по нему и пишет рапорт, что нужного человека там нет. И это и становится доказательной базой для суда. Более того, есть случаи заведения разыскных дел на лиц, которые не были объявлены в розыск.
И сегодня решение об аресте судьями принимается за 15 минут. Иными словами, столько времени отводится нашим правосудием на то, чтобы определить судьбу человека. Если судебная система не справляется с наплывом дел, ее надо увеличивать, а не решать вопрос за счет людей.
Бизнес на бизнесменах
Сегодня наезд на бизнесменов со стороны правоохранительных органов сам стал отдельным видом бизнеса.
Периодически возникает такая ситуация: два представителя обвинения в суде — прокурор и следователь. Следователь настаивает на аресте, прокурор возражает. И судья вынужден решать правовой спор между двумя обвинительными сторонами. И судья принимает обычно решение в пользу того, кто предлагает посадить человека.
Дело даже не в коррумпированности судебного корпуса, а в той подсознательной установке, которая существует. А она однозначно нацелена на арест подозреваемого. И это закономерно, так как судебный корпус в значительной степени формируется за счет выходцев из правоохранительных органов, людей с карательной психологией. Председатель суда в одном из регионов России на совещании судей так и сказал: не нужно мешать нашим следователям раскрывать преступления. Поэтому 92% заявок следователей на арест и 98% — на продление содержания под стражей удовлетворяются судами.
Перелом назрел
