Дети, которые родились той осенью, в этом году пошли в школу. Со дня убийства Холодова прошло шесть лет. Целая жизнь. Все это время меня преследует одна мысль. Пустая, конечно. Но мне очень хочется знать: что они делали после того, как его убили? Например, вечером. Выпили водки в какой-нибудь берлоге — за успешное выполнение трудного задания? Или сразу разбежались? И кто-то пришел домой, поужинал с женой, рассказал детям на ночь сказку — не очень страшную... И ведь так и было. Разве что кто-то обошелся без сказки — так пошел гулять с собакой. Как обычно бывает в конце рабочего дня. А что? Ведь для них это и был рабочий день. Один из тех, кто это сделал, Холодова знал — бесспорно, иначе он не поехал бы на вокзал за чемоданчиком со своей смертью. Но остальные-то? Они, самое большое, видели его фотографию да читали, что он писал в "МК". А может, и не читали. Они-то почему приняли участие в его устранении? Выполняли работу. Но ведь не война же, когда целишься в чужой окоп и знаешь, что делаешь правильно. И не больные люди это делали, а здоровые, даже очень здоровые. И не блатные, которые за умеренную плату могут убить ребенка на глазах у матери: на то они и блатные, каждый по-своему зарабатывает на водку. Так зачем люди, которые не были знакомы с Холодовым, убили его? Как известно, за последние десять лет в русском языке появилось много слов, значение которых нам не ясно, но мы повторяем их, потому что они сами лезут в рот. В толпе менеджеров, провайдеров и дистрибьютеров затерялось и слово "мафия". Оно и раньше было, но в книжках. А теперь — в газетах. То есть из западной художественной литературы оно перешло в жизнь. Но только мы этого, видно, не поняли. Мафия — это не кино, в котором модный актер Певцов играет Адвоката. Мафия — это когда между "хочу" и "буду" почти нет расстояния. Мафия — это когда человеческая особь, воплощая свои самые смелые желания, механически устраняет любые препятствия на пути. Механически — любые. Из препятствий самое легко устранимое для мафии — это живой человек. Тюрьма Алькатрас, в которой сидел Аль Капоне, — вот это было препятствие. А люди — ну что это за помеха?.. Имя Павла Грачева впервые было произнесено на другой день после убийства Холодова. Сначала многим казалось, что сгоряча. Военный корреспондент — военный министр... Но очень скоро имя Грачева стали повторять в Генеральной прокуратуре. Мы туда приходим, а нам говорят: вы что, не понимаете? Он же министр. Так мы поняли сразу две вещи: что имя министра обороны России Павла Грачева фигурирует в уголовном деле по убийству Дмитрия Холодова и что министра трогать нельзя, даже если его имя фигурирует в уголовном деле. Для сотрудников Генеральной прокуратуры это было аксиомой. В энциклопедическом словаре про слово "аксиома" написано: "истинное исходное положение теории". Именно исходным положением теории, а главное — практики российских правоохранительных органов — является безусловный запрет на громкое имя. В первую очередь — на имя члена правительства. А член правительства это знает. Знает твердо. Поэтому в случае чего у него между "хочу" и "буду" нет промежутка даже в микрон. Желание министра — закон для подчиненного. Тем более у военных. Это и есть русская транскрипция итальянского слова "мафия". Поэтому люди, которые убили Холодова, могли и не знать его лично. Чем Холодов обидел Грачева? Устойчивых версий — две. Первая: Холодов вышел на тему (то ли Западная группа войск, то ли Чечня), обсуждение которой напрямую задевало министра. Вторая: Холодов писал об армии совсем не то, что приятно читать министру обороны, и ему это надоело. Но Холодов не был единственным критиком российской армии. На этот счет тоже существуют версии. В том числе и такая: было принято решение провести акцию устрашения журналистов, пишущих на военные темы. Из списка кандидатов двое отсутствовали в Москве, а третий, Холодов, присутствовал. В признательных показаниях обвиняемых (сейчас они от них отказались) имя Грачева есть, но о письменном приказе убрать Холодова нет ни слова. Но мне вообще не доводилось слышать, что подобного рода приказы или пожелания воплощались на бумаге. А зачем? Тем более что военачальник и в страшном сне не мог увидеть, что в случае чего его вызовут на допрос. Кто это у нас такой бедовый? Генеральная прокуратура? Так в Генеральной прокуратуре нам все время большим пальцем на потолок показывали: мол, пока Грачев министр, а Ельцин — президент... Немецкие правоохранительные органы возбудили уголовное дело против харизматического лидера Германии Гельмута Коля. И не за то, что он кого-нибудь убил или приказал убить, — за то, что собирал деньги для партии. Всем известно: из этих денег он для себя не взял ни пфеннига. Наш генерал Кобец вон сколько "пфеннигов" взял, и ничего: немного "посидел", и уже дома. Мы, наверное, еще не поняли, какая с нами стряслась беда. У нас ампутированы правоохранительные органы. Италия, почти удушенная мафией, вошла в мировую историю правосудия главой, написанной голубой кровью его истинных служителей. Массовые процессы над мафиози начались в этой стране благодаря триумфальной победе судьи Джованни Фальконе: он арестовал "крестного отца" Томмазо Бускетту. Разве сицилийский судья не понимал, чем рискует? Ему ли было не знать, что для мафии нет неприкасаемых?.. Машина, в которой ехал с женой судья Фальконе, взлетела на воздух 23 мая 1992 года. Его друг, прокурор Палермо Паоло Борселлино, был убит через месяц после гибели Фальконе. За неделю до смерти он сказал: "Динамит для меня уже прибыл в Палермо". А у нас за неделю до слушания дела Холодова по радио выступает сотрудник Генеральной прокуратуры и говорит: понятно, почему дело Холодова передали судье Сердюкову. Дело о взрыве на Котляковском кладбище он развалил — и это развалит. Что ж, если дело Холодова расследовано так, как было расследовано дело о взрыве на кладбище, — оно рассыплется в руках у судьи. Но такого греха российская Генеральная прокуратура на душу еще не брала. Холодов не был предпринимателем, политиком, он не был владельцем золотоносных акций, не руководил заводом — он был полновластным владельцем своего чистого блокнота и шариковой ручки. И кто-то, кого отважная Генеральная прокуратура — которая не рисковала ничем, кроме пары служебных кресел, — не сумела допросить, захотел, чтобы Холодов замолчал. Но этот кто-то — он разбирался в людях, поэтому он точно знал, что владельца акций можно заставить молчать, а обладателя блокнота — нет. Блокнот — он же не стреляет, а писать можно всем. И Холодова пришлось убить. Родителям Дмитрия Холодова ни суд, ни приговор по делу не нужны. Им нужен сын, а его нет и никогда больше не будет. Суд и справедливый приговор нужны нам. А без приговора по делу Холодова — Вовы, Паши и Саши-"Мерседесы" так и будут лететь по встречной полосе. В 1920 году в Америке поступил в продажу автомат Томпсона. Это был автомат превосходной конструкции, и его можно было заказать по почте. Автомат Томпсона долго был любимым оружием мафии. Называли его "чикагской пишущей машинкой". Выходит, пишущие машинки до сих пор убивают.
