Последняя фраза Гамлета: «Дальше тишина» — вспомнилась мне в день тишины, когда смолкли предвыборные баталии. Все как в школе: прошла большая перемена с ее сумбуром, толкатней, выяснением отношений на тему «кто в школе хозяин», а дальше все пошли заниматься своими классными делами, не слишком переживая за дальнейшее течение жизни, имея четкое расписание, утвержденное директором. И смены расписания не предвидится...
Все мы вечные школьники. Но сроки обучения отличаются в разных странах: у нас полное среднее образование дается за одиннадцать лет, в Европе за двенадцать. Судя по всему, мы постепенно переходим на европейский стандарт, творчески перенеся его в сферу политики.
В тот день тишина была нарушена дважды. Звонок из региона. Начальник управления образования передает свой разговор с главой администрации города. Тот принял решение с нового финансового года вдвое сократить бюджет образования.
— Что случилось? Разве количество учителей сократилось вдвое?
— Прошел Год учителя, теперь у нас другие приоритеты.
— Какие?
— Дороги.
— А как быть с другой российской бедой?
— Что вы имеете в виду?
К счастью для карьеры начальника управления, его шутка не была оценена. В самом деле, как-то даже кощунственно взрывать благоговейную тишину смехом.
Второй раз тишина была нарушена на открытом уроке, где двенадцатилетние дети инсценировали суд над Иваном Грозным. Учитель истории воспользовался старым приемом дидактического театра. Этот детский способ постижения истории с недавних пор прочно вписался во взрослый информационный контент. Достаточно вспомнить передачу «Суд истории» с неизменными оппонентами Сванидзе и Кургиняном. Детям же сам бог велел играть в исторические игры. Судья, коллегия присяжных, обвинитель и адвокат — все, как у взрослых. С той лишь разницей, что на процессе отсутствовала атмосфера взаимного неприятия и истерики. Дети, пока взрослые не отравят их ядом ненависти, по преимуществу добры.
Суд внимательно заслушивал показания свидетелей: князя Курбского, Бориса Годунова, английской королевы Елизаветы, рассматривал фрагменты летописи и оценки царствования, данные историками Карамзиным и Ключевским. В пламенной речи обвинитель потребовал для фигуранта дела, виновного в многочисленных преступлениях против человечества, пожизненного заключения. Защитник, в свою очередь, настаивал на полном оправдании царя, поскольку исторических деятелей нужно оценивать в контексте той эпохи, в которой они действовали. Коллегия присяжных оказалась в сложном положении. Прежде чем огласить вердикт, присяжные перешептывались, обменивались записочками, на их лицах читалось невероятное напряжение. Наконец, был оглашен оправдательный приговор. Забавно, что в решении оправдать царя решающую роль сыграли не взятие Казани и Астрахани, не приращение России Сибирью, а тяжелое детство самодержца. Ясно, что при таких психических травмах, полученных в юные годы, из мальчика неизбежно вырастет тиран.
А чем в своих реакциях и оценках прошлого, настоящего и будущего отличается от детей большинство взрослых?
Либерально мыслящий интеллигент найдет в выводах школьников подтверждение своего опыта осмысления отечественной истории, где любые преступления власти чаще всего оправдывались высшими государственными интересами. (Иван Грозный, как и Иосиф Сталин, — эффективный менеджер).
Человек, испытывающий ностальгию об утраченном имперском величии, возрадуется здоровому чувству родной истории, присущему нашим детям с младых ногтей. И тот и другой, будучи сильно ушибленными своим советским детством, перестроечным отрочеством или капиталистической юностью, припишут детям свои представления (они же страхи и комплексы) о традициях и перспективах развития Отечества. В то время как дети по доброте душевной, не имея ни малейшего представления о т.н. матрице российской цивилизации, всего лишь пожалели не царя, а мальчика, претерпевшего обиды и унижения.
Прагматик, обеспокоенный повышением управляемости, посчитает подобные дискуссии излишними. Прозвучало же в ходе прошедшей избирательной кампании высочайшее мнение, что школьный класс не место для полемики вокруг очевидных исторических фактов. Ученые пусть спорят, а школьники — ни-ни. Взятие Иваном Грозным Казани, разумеется, очевидный исторический факт, с которым не поспоришь. Но как трактовать его в школах одновременно Москвы и Казани, учитывая наше единое образовательное пространство и напряженные межнациональные отношения? Серьезная проблема, уйти от которой при всем желании не получится.
Осмысление сложных вопросов как прошлого, так и настоящего требует сосредоточенности, которая достигается в тишине не только школьных классов. Накал выборных страстей — не лучшая атмосфера для обучения и самообучения детей и взрослых. А учиться никогда не вредно, при любой сложившейся политической конфигурации. И учиться придется всем: и одержавшим сокрушительную победу, и аутсайдерам... В том числе и администраторам, определяющим приоритеты финансирования на последующие годы. Конечно, можно, подобно героям «Золотого теленка», бесконечно стараться «ударить автопробегом по бездорожью и разгильдяйству». Но обе беды, укорененные в нашей истории, неистребимы без глубокой социокультурной модернизации, которая предполагает изменение взглядов людей на себя и на мир, освоение ими новых современных практик. Этого результата не достичь без наращивания вложений в образование, вне зависимости от конъюнктурных лозунгов дня или года. Вложений не только и не столько в железо, даже если это самые современные компьютеры, но прежде всего в воспитание нации. А иных способов развития полноценной личности и общества, кроме непрекращающегося диалога, в котором есть место сомнениям, дискуссиям и несогласию, человечество пока не придумало.
Такие мысли пришли в голову в день тишины. Тишина — она ведь бывает разная: та, в которой хорошо думается, и могильная, когда уже ничего поправить нельзя. Гамлет, кажется, имел в виду вторую. А мы?
Но тишина очень скоро была взорвана голосами. Голоса, они ведь бывают разные: слабые детские, ломкие у мальчиков, подверженные мутации, чистые и фальшивые. Взрослые окрепшие голоса периодически подсчитывают. Для их подсчета достаточно иметь начальное образование, обеспечивающее знание сложения и вычитания. Внезапно выяснилось, что арифметические ошибки могут вывести на митинги тысячи людей.
А что же школа? Она вновь оказалась в водовороте событий.
Удерживать ли подростков от выхода на площади? А если удерживать, то каким путем? Убежден, что преступно толкать подростков на баррикады, какими бы благородными мотивами это ни диктовалось. Одно дело — виктимное (от английского слова victim — жертва) поведение взрослого человека, делающего осознанный выбор, и совсем другое — юношеская аффективная логика, инфантильная жажда подвига. Будучи непосредственным участником событий 1991 года, обернувшихся гибелью трех молодых людей, я лишь утвердился в своих воззрениях. Юноши, охваченные героическим экстазом! Никто не хотел убивать! Но одни молодые ребята в танке, напуганные другими, вскочившими на броню и набросившими брезент на смотровые щели, дернули рычаги управления. Затем прогремели автоматные очереди...
Учитывая жесткие действия правоохранителей на Чистопрудном бульваре, ожидать от митинга на Болотной площади можно было чего угодно. И Департамент образования принял решение провести экстренную проверку знаний старшеклассников по русскому языку в субботу во второй половине дня. Приказ учредителя — закон для подчиненных, и он был неукоснительно выполнен. Теперь подведем педагогические итоги.
Все хорошо, что хорошо кончается: и митинг в центре Москвы прошел мирно, и старшеклассники до шести вечера корпели над заданиями. Все живы и здоровы. Но всякое действие имеет оборотную сторону. Впервые за все годы субботним вечером 10 декабря педагоги снимали со стен аккуратно наклеенные бумажки с известным слоганом блогера Навального в адрес правящей партии. А еще у подростков появилась новая дразнилка: «ну, ты и единоросс», произносимая с очень неприятным оценочным оттенком...
