Леонид Ярмольник уже сорок лет как актер. "... С пятилетнего возраста, — уточняет он. — Имеется в виду не то, что я работал на сцене, — я ощущал себя артистом. Был бесстыдником, в том смысле, что мне всегда нужно было кого-то показать, подурачиться. Хотя комплекс глубоко внутри сидел, потому что у меня могло получиться рассмешить людей, а могло и нет. Но я все же рисковал. Лягут игральные кости — и я заставлю всех улыбнуться... Или задуматься". И если раньше он больше смешил, то сейчас предлагает кое о чем поразмышлять. Только что закончил работу сразу над двумя картинами. У Дмитрия Астрахана в "Перекрестке" главная роль — рок-музыкант 90-х, у Валерия Огородникова в "Бараке" также один из главных персонажей — фотограф-аферист 50-х. Первый фильм совсем скоро появится на ТВ, на второй — Ярмольник, по совместительству еще и продюсер, собирает недостающую сумму. -Ведь осталось-то совсем чуть-чуть. Чтобы через пять-семь лет мы не упрекнули себя в том, что из-за этого кризиса погубили картину. Этот фильм не на один день. Он с запахом времени. Там Нина Усатова, Женя Сидихин, Наталья Егорова. В хороших традициях настоящего русского кино. Я считаю, что последние полтора года не зря прожиты, потому что это кино снято. И, естественно, я сделаю все для того, чтобы оно вышло в прокат. — О чем сейчас нужно говорить с Леонидом Ярмольником? — Со мной последние пять-шесть лет пытаются общаться как с бизнесменом, что меня ужасно унижает! В слово "бизнесмен" у нас вкладывается какой-то подозрительный смыл: "О, чувак правильно живет, умеет делать бабки, куда ни повернется — везде деньги". Я всегда зарабатывал деньги — всегда работал. Когда платили за концерты по 40 рублей, я давал этих концертов столько, чтобы хватило на то, что я хочу сделать. Начиная от быта и кончая более глобальными затеями. Тем же кино. — Но глобальные затеи упираются в большие деньги. — Кино не приносит мне средств — я его могу не делать и жить в достатке. Но я отважился, решился отвечать за какие-то деньги. Из-за кризиса все остановилось. Это ужасно. Меня понимают все коллеги, люди, которым я дальше должен платить зарплату. Они мне помогают, и многое даже делают бесплатно. Но я все равно обманут. Мне в январе исполнится 45. И, наверное, лучше или хуже, чем я есть, мне уже не стать. Человек формируется до определенного возраста, и ничего сверхъестественного со мной уже не произойдет. Я смогу воспроизводить только то, чему я в этой жизни научился. Сейчас мне невероятно обидно. На моем веку сменилось много правительств. И много руководителей. Они назывались генеральными секретарями, президентами. И все понемногу меня обманывали и рихтовали. Меня все время футболили, и я, принимая условия их игры, все равно находил свою правду, которую пытался сделать объективной независимо от власти. Мы же все пытаемся сделать то, за что нас, может быть, и запомнят. Если этому вообще суждено сбыться. Не хотел, чтобы это прозвучало так, что я жизнь свою положу, лишь бы меня запомнили. Просто хочется перед детьми отчитаться. Перед собственными. — Вы действительно чувствуете себя обманутым? — Я много раз был обманут, а сейчас снова. Это больнее оттого, что я становлюсь старше. Последние пять-семь лет, нравились ли они мне или нет, но это было время, когда я мог брать на себя ответственность. Я мог рисковать и отвечать за свои слова. В этой ситуации государство совершило по отношению ко мне предельное предательство. Я что-то делал, надеясь на то, что у нас есть хоть какая-то стабильность и мы соблюдаем условия игры. А оно опять все обвалило. Мне конкретно обижаться на Бориса Николаевича Ельцина смысла нет. Болезненный! Другие проблемы. Это, наверное, звучит кощунственно, но сегодня конфликт в Косово очень выгоден нашему правительству. Он для него настоящий кайф. Косово отвлекает внимание людей от тех проблем, которые действительно нужно решать. Представьте, у вас испортился холодильник. Страшный дискомфорт. Вы срочно ищете деньги или на новый холодильник, или на мастера подешевле. Вы его находите, но в этот день сгорает ваш дом. Вспомните вы про холодильник, который не работал? Нет! Это нормальная житейская логика. Чего говорить о том, что деньги из этого банка не перешли в другой, что стоят очереди обиженных вкладчиков у банков, обманутых уже наверняка и надолго. В сравнении с тем, что должны бомбить братьев-славян, это чепуха. Нам опять выгоднее быть альтернативой США. Вы-го-дно! Это любой нормальный человек понимает. Это закроет массу проблем. Примаков сейчас будет заниматься в основном этим, а не тем, чтобы вкладчикам вернули деньги. Не тем, чтобы восстанавливать банковскую систему. Это все звенья одной цепи. Мы все время живем по одному принципу. Вспахали поле, надо засадить его картошкой, но ее не подвезли. Поэтому пока будем строить автомобильный завод. А поле уже вскопано и деньги потрачены. Построили завод, но оборудование не подвезли. Пусть пока и он постоит, а мы запустим человека на Луну. И остаются заделы, которые мы так и не доводим до конца. — Вас все это так задевает? — Из того, что происходило в последние пять лет, многое делалось нормально. Взяли и опять все поломали. Убрали так называемых олигархов. Приструнили! Да никуда их не убирали! И что такое олигархи? Люди, которые в этих экономических условиях поняли, по каким законам надо работать. Очень талантливые люди. Я многих из них знаю. Они молоды и сообразительны. У них есть та база международных знаний, которая позволяет им делать деньги практически из воздуха. Их можно было спровоцировать на какую-то аферу или авантюру, в хорошем смысле связанную с моей профессией: кино, театр, телевидение. Они доверяли профессионалам стартовые деньги. Сегодня это уже невозможно. Мне просто неудобно дергать их по поводу какого-то своего проекта. Какое кино, Леня! Какой спектакль! Людям есть нечего. Подсчитано, что в Москве лишились работы почти миллион человек. А это люди, которые не стояли на паперти, у которых была возможность содержать семью. Ну и кто от этого выиграл? Это кого-то научит трудиться в нашей стране? Кто не работал, тот и не будет работать. Все равно у нас вкалывало пять-семь процентов населения. Традиция жива, люди не хотят ничего делать, но они хотят пить и есть. Как это ни прискорбно и ни стыдно, но это так. — Что-то мы углубились в политику. Без этого, наверное, сегодня нельзя. Но все же давайте возвратимся к вашей профессии. — Кино — это то, к чему меня родили. Потом я, естественно, учился ремеслу, и мне очень повезло в Щукинском училище с педагогом Катиным-Ярцевым. У меня вообще сбывались мечты. Работать на Таганке было для меня все равно что полететь в космос, как Гагарин. А Любимов меня единственного взял к себе с нашего курса. Я еще не закончил даже училище, а уже работал в театре, в котором пересмотрел все спектакли по три-четыре раза, вися на балконе. Кинематограф поначалу для меня был закрыт. В студенческие годы полагали, что у меня достаточно странное лицо. В советские времена у нас было кино определенных лиц. Если положительный герой, то должен быть белобрысым, голубоглазым и курносым. Меня даже не принимали в Союз кинематографистов, потому что я не имел больших ролей. А большие роли могли быть только положительными. Со своим же лицом я не мог этого сделать. Я играл или негодяев, или придурков, или просто ненормальных. Убедительно, хорошо, с точки зрения школы и профессии, но... Два актера могут гениально играть Ленина и Гитлера, но если их роли положить на весы, то звание народного артиста СССР и все награды получит тот, кто играл Ленина, хотя играть Гитлера не менее трудно. С тех пор на нашем экране стали господствовать нормальные люди, а для того, чтобы сыграть хорошего человека, не обязательно быть красивым. Герой кто? Дастин Хоффман, Роберт Де Ниро, Аль Пачино. Они же совсем не красавцы. — Зато какие у них глаза! — Потому что в них светятся чувства и ум. Я ни в коей мере не хочу себя сравнивать с ними. Но что-то есть (хитро улыбается). Носатый, глазки маленькие. С кино у меня была напряженка. Я работал, но в очень маленьких конкретных эпизодах. Первым меня рискнул снять Володя Фокин в "Сыщике". У него я сыграл преступника, хотя в этой картине пробовался на главную роль. Но меня не утвердили: ни в Госкино, ни на студии Горького. Ее в итоге Женя Ташков сыграл. В том же году был фильм Марка Захарова "Тот самый Мюнхгаузен". Это уже был реальный старт в кинематографе. С тех пор как Любимов в 1984 году покинул нашу страну и на Таганку пришел Эфрос, я по собственному желанию ушел из театра. Эфрос во мне не был заинтересован. Тогда-то и началось мое свободное плавание. Я, похоже, был в этой стране первым свободным актером, в том смысле, что не получал зарплату. Тогда с Сашей Абдуловым и Олегом Янковским с так называемыми творческими встречами мы объездили всю страну. Это, на мой взгляд, был один из самых честных способов зарабатывания актерских денег. Мы всегда с этим справлялись. Тьфу, тьфу, тьфу. — А ваше появление на ТВ? — Это было еще во времена "Вокруг смеха" и "Кинопанорамы". "ВИД" образовался гораздо позже. Потом в моей жизни появился Влад Листьев. Два года он уговаривал меня стать ведущим "L-клуба". Два года я сопротивлялся. Я в первую очередь киноактер. А как только человек выходит с еженедельной программой на ТВ, имеющей какой-то свой облик, зритель начинает его воспринимать в образе телеведущего. Но Влад меня переубедил. Я вроде как уже был актером со своим имиджем, а эта телепрограмма стала своего рода моей провинцией. Влад страшно из-за нее ссорился с Олегом Янковским, Олег был категорически против меня в роли ведущего. Тем не менее программа вышла, она стала популярной, потом очень популярной, потом солидной, потом ее не стало. — Сам Листьев говорил, что по большому счету программа живет два-три года. — Если быть жертвенным и честным, то так оно и есть. Камень брошен, и он начинает падать. Как бы я ни любил эту программу, она просто устарела по форме. Или, скажем так, за последние годы ее растащили по другим телепередачам. А все время доказывать, что я это сделал первым, было глупо. Тем более что на ОРТ появилась "Золотая лихорадка". И нельзя, чтобы один ведущий был сразу на нескольких каналах. Естественно, я, как маленького ребенка, поддержал "Золотую лихорадку". Для меня ТВ — это завод. Если говорить о том, чего бы мне больше всего на свете хотелось... Имей я необходимые средства, то, конечно, я бы занимался только кино и только театром. Это высшая лаборатория той профессии, которой я занимаюсь. Там есть возможность оценить себя с самой большой строгостью. Свои способности, свои возможности, свою культуру. А что бы я ни сделал на ТВ, это проживет лишь один-два дня. А я, к примеру, иду в театр смотреть на режиссерский дебют замечательного актера Олега Меньшикова, с которым я снимался и которого считаю одним из лучших на сегодняшний день. Иду на его "Горе от ума" с неким волнением. Я прихожу всегда смотреть с желанием, чтобы мне понравилось. Я в этом смысле эгоист — если трачу на это время, значит, это должно быть не зря. Такой неудачи я давно не видел. Но это как раз тот случай, когда я за него порадовался. Потому что это и есть тот самый трамплин, с которого он спрыгнет со страшной злостью на себя, он сделает что-то такое, отчего через полгода-год мы содрогнемся от радости. Если побеждать, то по-крупному, если проигрывать, то нужно падать в самый низ. Вот эта амплитуда и есть признак талантливого человека. Самое страшное, когда получается нечто средненькое. Ни хорошо, ни плохо. — У вас в кабинете висит портрет Чарли Чаплина. Это неспроста? — "Кто верит в Магомета, кто в Аллаха, кто в Иисуса" — по Владимиру Семеновичу Высоцкому. Считаю, что выше Чаплина в деле, которым я занимаюсь, вообще не было. Я его причисляю к лику святых. И после прочитанных книг понимаю, что у него был жуткий характер: тяжелый, раздражительный... — Так часто бывает. Тот же Аркадий Райкин. Судя по многим воспоминаниям, тоже был очень сложный человек. — Он был весь в себе. Все, что существовало в быту вокруг него, было средством накопления необходимых ощущений. Они приходили к нему очень странным путем. Человек с юмором рассказывает анекдот на бытовом уровне, а поднимись на ступеньку выше — и это уже творчество. Чарли Чаплин при тех технических средствах, которые у него были, сделал в начале века то, к чему мы еще очень долго будем стремиться. И я не уверен, сумеем ли мы сделать то же самое. А был еще Гарольд Ллойд. Для меня это люди, придумавшие буквы, из которых мы потом стали писать слова. Они это делали с легкостью, а у нас так не получается. Мы столпились в тоннеле, проложенном ими. Мы не рыли своей дороги, идем по тоннелю, хотим их догнать и перегнать. Иногда случаются какие-то победы, и мы друг друга поздравляем. Хотя это является тысячной долей того, что эти люди делали одним жестом. — Ситуация на ТВ сегодня такая же сложная, как и везде? — Та же запутанная история. Говорю как человек, который чуть ли не еженедельно появляется на экране. Телевидение должно работать, без него мы просто не можем. На системе его финансирования все экономические трудности отразились напрямую. Сегодня действительно вопрос стоит ребром. Братцы, давайте будем выходить в эфир, а про деньги поговорим потом. — Вокруг вашей программы "Золотая лихорадка" как никогда много споров. Может быть, в ней что-то не так? Борьба за золотые слитки — для нашей страны это разве не роскошь? — Вопрос о том, хороша эта программа или нет, сам собой снимается после того, когда я скажу, что впервые за всю историю нашего телевидения формат программы (то есть саму идею, разработку декораций, имидж ведущего, как в свое время купили формат "Поля чудес". — Прим. авт.) хотят купить три европейские страны: Польша, Чехословакия и Венгрия. Не важно, продадим ли мы ее или не продадим — важен сам факт. Морально ли сегодня играть на золото, когда в стране такая сложная ситуация? А если, например, завтра у нас будет чуть хуже с продуктами, то телевидению нельзя будет показывать фильмы, в которых едят и пьют? У людей почему-то возникает такое ощущение, что это их золото разыгрывают. Разыгрываемое золото не имеет никакого отношения к экономике страны. Это все бюджет программы, и мои проблемы, где это золото брать. А государство делает все, чтобы мне было труднее работать. Мы пытаемся что-то делать из ничего, а власти, видя, что мы еще шевелимся, хочет нас налогами все-таки добить. — Причина всех наших бед только в нас самих? — Эрнст Неизвестный по этому поводу замечательно высказался в том роде, что в любом обществе нужно начать с себя, выковырять грязь из-под ногтей, помыться, причесаться. Привести в порядок себя и свою квартиру. Потом войти в контакт с соседями и у них навести порядок, если они сами не могут, и от малого идти к большому. В России всегда было наоборот. Мы сперва говорим о том, какая у нас система, а потом понимаем, извините за грубость, что от нас плохо пахнет. Нас нельзя во дворец пускать, нам нельзя садиться в "Мерседес", потому что в него надо садиться в чистых ботинках и хорошей рубашке. Мой любимый анекдот на эту тему. "У одной польской пани был один серебряный унитаз, один золотой и один хрустальный. Так вот, когда пришли красные, она наложила в штаны прямо на лестничной клетке". Это абсолютно точно характеризует нынешнюю ситуацию в нашей стране. Станислав КОМАРОВ.
