Это страшное слово —донор Поначалу Анна Петровна намека не поняла. Точнее, поняла неправильно. Подумала, деньги хотят получить. Что ж, в бюджетной российской больнице — дело обычное. Дочь рожает, случай сложный, переливанием крови их еще в консультации пугали. Поэтому полторы тыщи про запас у нее, конечно, были. Вот тут, в сумочке, во втором отделении, в конверте. Однако врач, молодой такой, глаза ясные, ямочки на щеках, цепко схватил за локоть: "Вы меня не поняли, Анна Петровна. Я не говорил "ищите деньги", я сказал "ищите родственников". Кровь-то мы ей по-всякому перельем. Нужная группа и доза в больнице есть. Но, к сожалению, это единственная гарантия, которую я могу вам сейчас дать". Анна Петровна, как она теперь признается, прямо там, в больничном коридоре, и расплакалась. Из слов доктора она поняла только одно: дело худо. Дело действительно худо. Еще десять лет назад, переливая донорскую кровь, врачи были уверены, что спасают жизнь. Сегодня от этой уверенности не осталось и следа. Все чаще чужая кровь приносит не надежду на выздоровление, а новые страшные болезни, в том числе и неизлечимый пока СПИД. Последнее время во всем мире переливания делают только по строгим жизненным показаниям, а некоторые врачи на полном серьезе разделяют учение Свидетелей Иеговы, призывающих своих последователей отказываться от любых операций с использованием донорской крови и ее компонентов. Отказываться даже в том случае, если другой альтернативы у медицины нет. Несколько лет назад в приличном римском госпитале зараженную кровь перелили Папе Римскому Иоанну Павлу II. Раз Господь Бог не смог уберечь своего земного наместника, на что же надеяться нам, простым смертным? Долгое время Россия, по сравнению со странами Запада, находилась в выигрышном положении. Свою положительную роль, как это ни странно, сыграла идеологическая и географическая изоляция страны. В то время как Запад, живущий по правилам рыночной экономики, начал покупать дешевую африканскую кровь, в СССР с триумфом проходили традиционные Дни донора. В лучшие годы кровь безвозмездно сдавали до 10—12 миллионов человек. Причем самой страшной болезнью, которую тогда могли обнаружить у советских трудящихся, считался сифилис. Боролись с ним точно так же, как с инакомыслящими. Объявляли строгий выговор за аморальное поведение и отправляли на принудительное лечение. А вот в США вместе с африканской кровью пришел СПИД. В начале 80-х американцы заразили ВИЧ чуть ли не всех своих больных гемофилией и лейкозом. Конечно, напрямую донорскую кровь им никто не переливал, но из закупленного в Африке сырья делали сложнейшие медицинские препараты. В результате тот, кто не умер от рака, через несколько лет мучительно умирал от СПИДа. — Мы о такой болезни тогда даже и не слыхали, — делится своими воспоминаниями заведующая отделением доноров Городской станции переливания крови Алиса Петровна Бродская. — Что-то такое появлялось в научных журналах, но больше на уровне слухов. Американцы ведь и сами поначалу не слишком-то охотно говорили о ВИЧ. Но на известные нам болезни мы своих доноров проверяли всегда. А точнее с 1957 года. Именно тогда появилась первая инструкция о карточке донора, согласно которой каждый желающий сдать кровь должен был пройти специальное медицинское освидетельствование. Спустя почти 10 лет, в 1965 году, все карточки собрали в Единый донорский центр. Сегодня его шкафы занимают огромное полуподвальное помещение на улице Поликарпова. Здесь можно найти информацию о любом жителе Москвы, которому хоть раз в жизни приходилось сдавать кровь. Стеллажи слева — это отводы. Как объяснили сотрудники станции, причин для отвода только в одной инструкции перечислено около сотни. Это и кожные инфекции, и острое респираторное заболевание, и даже самый обычный насморк. Врачи с гордостью говорят о том, что всех первичных доноров они раздевают чуть ли не догола. Впрочем, по сравнению с советскими временами процедура осмотра все-таки несколько упростилась. Раньше, например, на станции работала своя бригада венерологов: всех женщин-доноров в обязательном порядке смотрели на гинекологическом кресле. А мужчинам могли запросто заглянуть в анальное отверстие. — Инструкция запрещает брать кровь у проституток и гомосексуалистов, — поясняет Алиса Петровна. — Но ведь на лбу ни у кого не написано, чем он занимается в свободное время. Конечно, проколы случались. Раскрашенные всеми цветами радуги, патлатые девицы на поверку оказывались девственницами, а солидные отцы семейств не брезговали однополыми контактами. В конце концов от услуг венерологов решили отказаться. Во-первых, перспектива подобного осмотра распугала добрую половину доноров, а во-вторых, все, что могли увидеть венерологи, в свою очередь показывал анализ крови. А вот любителей выпить на станции по-прежнему стараются распознавать по внешнему виду. Алиса Петровна даже специальную инструкцию разработала "Диагностика скрытого алкоголизма". — Стать донором в Москве очень трудно, — уверяет Бродская. — Нужно принести по крайней мере две справки — от терапевта о перенесенных заболеваниях и из санэпидемстанции. Потом пройти наружный медицинский осмотр. Раз в год в обязательном порядке делать флюорографию и сдавать анализ мочи. Плюс донор должен быть готов к тому, что мы каждый раз его будем проверять по нашей базе данных. Из КВЖД в наш центр ежедневно поступает информация о больных сифилисом, из Центра санэпидемнадзора — о тех, кто перенес гепатит, малярию, другие тяжелые инфекционные заболевания. Есть и еще одно ограничение. Станции городского подчинения берут кровь только у лиц, проживающих в Москве или Московской области. Тем самым Комитет здравоохранения нарушает инструкцию, в которой говорится, что донором может стать любой гражданин России в возрасте от 18 до 60 лет, но другого способа держать ситуацию под контролем пока нет. Единая компьютерная система связывает между собой только городские станции переливания крови. О том, что и как происходит в федеральных центрах и больницах, московские врачи ничего не знают. А если догадываются, то предпочитают молчать. Народ у нас и без того напуган... Кто там? Сто грамм Коридоры московских станций переливания крови пустуют. Даже на самой крупной и известной — Центральной — кровь ежедневно сдают не более 100 человек. А надо по крайней мере в два раза больше. Разговоры о том, что многие россияне живут за счет собственной крови, в Москве теряют свою актуальность. 100 грамм стоят всего 25 рублей. При норме 400—450 грамм выходит, что за один раз можно заработать дай Бог сотню. Плюс 74 рубля на питание. По московским меркам деньги смешные даже для бюджетников. Поэтому сдачу крови в качестве дополнительного приработка никто из москвичей всерьез не рассматривает. — Да ну их, — в сердцах сплюнул мужичонка в комбинезоне строителя. — Лучше я вечером на отцовой "копейке" поколымлю. Из-за каких-то 200 рублей я должен целую неделю бегать справки собирать. Будто бы не знают, какие очереди в поликлиниках. Впрочем, справки собирать необязательно. Москва — город не просто большой, а в своем роде уникальный. Правила, установленные в московских больницах, могут вообще не действовать в федеральных, где кровь с радостью возьмут у любого желающего. Вот только кто они, эти желающие? По словам заместителя директора Гематологического центра РАМН Никиты Ефимовича Шкловского, зараженность среди доноров в десять раз выше, чем среди населения в целом. Даже на сравнительно благополучных московских станциях, где помимо прочего действует строгая система "фейс-контроля", после наружного медицинского осмотра бракуется около 30% доноров. — Нет, я не могу сказать, что это бомжи, — говорит Алиса Петровна Бродская. — Бомжей мы вообще не принимаем, поскольку у них нет прописки. Но часто бывает так, что нам приходится отправлять доноров, как бы вам это сказать, хорошенько помыться... Шкловский более категоричен: — Им не других людей спасать надо, а самим лечиться. Как минимум от алкоголизма. Действительно, во время компьютерной проверки заготовленной крови код "АЛТ-73", свидетельствующий о повышенном содержании алкоголя, высвечивается на экране гораздо чаще остальных. Впрочем, медиков это обстоятельство только радует. К сожалению, все чаще и чаще кровь бракуется совсем по другим причинам. Гепатит, СПИД, сифилис, стафилококковые инфекции. Это то, что на слуху у всех. Плюс специфические вирусы, которые у людей, ведущих относительно здоровый образ жизни, как правило, не встречаются. Когда СПИД спит Качество контроля крови никак не зависит от того, где был сделан забор — на московской станции или в медицинском учреждении федерального подчинения. Тест-системы у всех одинаковые. Как пояснили врачи, это одна из немногих статей расхода, на которую деньги выделяют более-менее регулярно. В противном случае по стране уже вовсю гуляла бы эпидемия. И не только СПИДа. За границей некоторые медицинские препараты научились делать из зараженной крови (ВИЧ, как известно, погибает при температуре 56 градусов), однако наши медики, опасаясь огласки и неминуемого общественного гнева, предпочитают не рисковать. Брак сливается в утиль. Тем не менее мало кто из врачей рискнет давать какие-либо гарантии. Некоторые вирусы, в том числе и наиболее опасные, современными тест-системами по-прежнему не выявляются. Как пояснили в Гематологическом центре, речь прежде всего идет о СПИДе: "Мы можем обнаружить болезнь только в том случае, если в крови уже образовались антитела. Или, другими словами, с момента заражения прошло как минимум три месяца. Тестов на антиген пока, увы, не существует. Кровь донора может быть признана абсолютно здоровой, допущена к использованию, а потом вдруг окажется, что врачи, сами того не зная, наградили больного СПИДом". По словам медиков, от распространения эпидемии через донорскую кровь нас пока спасало лишь то, что в Москве почти не было СПИДа. Но чудес не бывает. Последние год-полтора статистика начала резко меняться. И, разумеется, в худшую сторону. В 1998 году СПИДом заболело в два раза больше человек, чем за предыдущие 10 лет! Прогнозы эпидемиологов неутешительны: у москвичей все еще впереди. Кто знает, какой процент крови, собранной сегодня на городских станциях, завтра окажется зараженным вирусом иммунного дефицита? Сотрудники Центральной станции переливания крови очень не хотели пугать москвичей, однако в конце концов признались: количество доноров, у которых был обнаружен ВИЧ, по сравнению с прошлым годом возросло в три раза. А ведь не прошло еще и пяти месяцев! Однако проблема не только в СПИДе. Существует еще такая болезнь, как гепатит. Кстати, многие врачи считают вирусный гепатит пострашнее СПИДа. И имеют на то полное право. По крайней мере, умирают от него гораздо быстрее, а главное — чаще. У медиков есть железные тест-системы на гепатит А и В. А вот у гепатита С (не говоря уже про Д и Е), как и у СПИДа, существует период, когда он не выявляется. Поэтому единственный выход — ждать. "По-хорошему, — сетуют врачи, — кровь надо бы выдерживать. Повторный анализ, проведенный через месяца 3—4, точно выявит все опасные вирусы". Но для этого у нашей медицины пока нет ни условий, ни средств. Кроме того, в некоторых случаях это невозможно чисто технически. Длительной заморозке подвергается одна только плазма. Тромбоциты и лейкоциты долго не живут. Их даже стерилизовать толком не успевают. Поэтому, когда речь идет о переливании тромбоцитной массы, врачи держат за больного пальцы крестиком. Получит он вместе с кровью СПИД, гепатит или какую-нибудь другую заразу, известно одному только Господу Богу. — Всех, кто у нас лечится, мы обязательно заражаем гепатитом, — признаются в Гематологическом центре, — гемофиликов — через криоприцепитат. Это такой препарат, который делают из плазмы нескольких десятков доноров. Для заражения достаточно, чтобы хотя бы один из этих десятков на момент сдачи крови был вирусоносителем. Больных острым лейкозом — через тромбоциты. Медики с ностальгией вспоминают времена, когда опасного донора можно было запросто отправить на принудительное лечение: "В отношении вирусоносителей ничего эффективнее диктатуры не существует". Что бы там ни говорили в московском Комитете здравоохранения, но проконтролировать доноров сегодня практически невозможно. Получив отвод на московской станции переливания, он может попытать счастья в любом федеральном учреждении. А поскольку в большинстве больниц компьютер существует разве что в одном экземпляре — на столе директора, — можно не сомневаться: кровь у него в конце концов возьмут. И деньги, как полагается, заплатят. Кровавый дефицит В Гематологическом центре считают, что виной всему платное донорство. Мол, как только за кровь стали платить звонкой монетой, контингент доноров существенно изменился. Люди стали приходить не по зову души и сердца, а из меркантильных соображений. Одному на бутылку не хватает, другому карточный долг нужно отдавать. Поэтому сотрудники центра хотят выйти на Минздрав с предложением вернуться к безвозмездной системе сдачи крови: "Нужно рассчитывать на сознательных доноров. Сознательный человек, если он болен, не станет искать способы передать свою болезнь другому". Однако в московском Комитете здравоохранения считают такой подход утопическим, напоминая, что на платное донорство в свое время пошли не от хорошей жизни. До перестройки система донорства в нашей стране целиком и полностью зависела от централизованных заборов. От тех самых Дней доноров, которые регулярно проводились на всех крупных заводах и фабриках. Когда предприятия встали, бригадам врачей сначала пришлось забыть слово "регулярные", потом — "выезды". Лишние отгулы — главный стимул "безвозмездного" донорства — сидящим без работы трудящимся оказались просто не нужны. А моральная сторона вопроса никого не интересовала. На станциях не стало доноров. В больницах — крови. Я сама помню, как в 1993 году наши родственники покупали кровь из-под полы в метро, а потом хранили заветный пакетик в холодильнике рядом с творогом и яйцами. Притом что рынок, в том числе и медицинских препаратов, потихонечку оживал, кровь оставалась дефицитом. Громких скандалов удалось избежать во многом благодаря помощи военных. Передвижные станции колесили по всем подмосковным гарнизонам, обеспечивая больницы минимальным запасом эритроцитов, тромбоцитов и плазмы. Именно тогда в Москве появилась идея платного донорства. Когда одни люди продают других — это уголовщина. Когда человек продает сам себя — это безысходность. Платное донорство — это тоже безысходность. Только уже в государственном масштабе. Впрочем, многие считают эти рассуждения красивой патетикой. "В нашей стране донорство никогда не было безвозмездным, — говорит Алиса Петровна Бродская. — Доноров кормили вкусным обедом, давали отгулы и надбавки к отпуску, сдавшим кровь не менее 40 раз полагались льготы по оплате коммунальных услуг. Что это такое, если не скрытая форма оплаты?" Столичные медики не сомневаются: если завтра за кровь перестанут платить деньги, крови не будет. Уже сейчас, чтобы пополнить запасы, приходится идти на всевозможные ухищрения. Например, в компьютерную сеть Интернет отправляется сообщение, что для спасения жизни девочки (дедушки, грудного ребенка, любимого человека) срочно нужна кровь такой-то группы. Народ у нас отзывчивый: добровольные доноры приходят даже ночью. Жаль только, что эта отзывчивость случайна. Алиса Петровна до сих пор помнит, как после землетрясения в Армении в ее кабинет ввалился в полном составе 9-й класс. "Они со слезами на глазах просили взять у них кровь. Принесли даже разрешения от родителей. Я, конечно же, отказала, поскольку донором у нас в стране можно стать только в 18 лет. Однако список этого класса у меня сохранился. Я много лет подряд специально проверяю по картотеке. И что вы думаете? Никто из этих ребят к нам больше не пришел." Наследство Ильича Сегодня у медиков только один выход — как можно реже переливать кровь. Как ни кощунственно это звучит, но худа без добра не бывает. Угроза заразить больного гепатитом или, того хуже, СПИДом дала мощный толчок развитию гематологии. Наиболее опасные компоненты — эритроциты и тромбоциты — переливают сегодня лишь в самых тяжелых случаях, как говорится, "по жизненным показаниям". Там, где только возможно, врачи предпочитают обходиться плазмозаменителями — солевыми и коллоидными растворами. Вот уже несколько десятилетий гематологи всего мира пытаются вывести формулу искусственной крови. В конце 70-х — начале 80-х в ее создании были больше других заинтересованы военные. Когда началась эпидемия СПИДа, искусственная кровь оказалась нужна всем. Однако воз и ныне там. Отечественный препарат перфторан, хоть и называется "голубой кровью", на самом деле не более, чем обычный коллоидный раствор. Переливать его больным, увы, невозможно. Поэтому, как считают медики, сегодня наиболее разумно пойти по пути, по которому в свое время пошел весь цивилизованный мир. На Западе еще в начале 80-х стали в спешном порядке создавать систему криобанков — специальных хранилищ, где каждый желающий может хранить в замороженном виде собственную кровь. Это, правда, не совсем удобно: кровь — продукт скоропортящийся, и "заначку" приходится обновлять каждые 5—7 лет, зато надежно. В Москве такой криобанк общественного пользования может быть создан, например, на базе Гематологического центра РАМН. По предварительным расчетам специалистов, ежемесячная плата за хранение крови не превысит 10 долларов. Лечение одного больного гепатитом обходится по крайней мере в сто раз дороже. Не говоря уже о СПИДе, который, несмотря на открытие армянских медиков, пока все-таки считается болезнью неизлечимой. Говорят, в криобанке Гематологического центра до сих пор хранится кровь Брежнева. Так что если кому-то из его родственников, не дай Бог, понадобится переливание, они знают, куда обратиться. А куда пойдете вы?
