На тинэйджеровских ушах с недавних пор навязла песенка “Идет солдат по городу”, которую находчиво перепели шустрые девчонки, назвавшиеся “Шиншиллами”. Да только вот и люди постарше начинают отбивать дробь ногой. По всей видимости, вспоминая добрые старые времена, когда билеты на концерты стоили два рубля, а на музыкальном Олимпе было не так людно и среди прочих славен был ВИА “Пламя”. Вначале была... ссора В далекие близкие 1969—1970 годы Юрий Федорович Маликов уже зарекомендовал себя в Москонцерте и, получив добро на поездку в Японию, привез оттуда шикарную по тем временам аппаратуру "Ямаха". Под эту аппаратуру начал собираться коллектив, куда должны были входить люди музыкально образованные, вокально способные и, по возможности, яркие. "Самоцветы", одним словом. Так, в ансамбль попал Валентин Дьяконов, кумир публики 70-х, затем пришел Юрий Петерсон из "Веселых ребят", здесь же впервые на всю страну запела Ирина Шачнева. Чуть позже подтянулись Сергей Березин, Геннадий Жарков и еще несколько заметных персоналий. Не прошло и года, как в высокорейтинговой по тем временам передаче "С добрым утром!" прозвучала песенка "Увезу тебя я в тундру", которая моментально стала суперпопулярной и обожаемой. После этого "Самоцветы" выдавали на-гора хит за хитом. Рассказывают, что как-то Давид Тухманов, просмотрев текст "Мой адрес не дом и не улица...", поспорил на ящик коньяка, что песня на эти стихи станет шлягером и запишут ее именно "Самоцветы". Вскоре ящик драгоценного напитка оказался у композитора. Успех "Самоцветов" еще не раз повторится. И уже на пике популярности творческий коллектив ансамбля расстанется со своим вдохновителем, а заодно и администратором Юрием Маликовым. Из-за чего так благополучно сработавшиеся люди могут разойтись, даже не подав на прощание друг другу руки? — По глупости. Такой максимализм юношеский, — пожимает сейчас плечами солистка Ирина Шачнева. — Не сошлись характером, как говорится, с Маликовым. Кто-то поругался, что-то сказал. Я лично не ругалась, просто пошла, как все. — Юра нам в слишком открытой форме дал понять, что "ребята, я вас кормлю", а это, согласитесь, неприятно, — резюмирует Сергей Березин, впоследствии возглавивший вольных музыкантов. — Просто, как в любом творческом коллективе, назрел конфликт: кто главнее. Это сейчас понятно, что роль продюсера (так это теперь называется, да?) значительно превосходит роль творческого человека. Тогда было ценно слово "Самоцветы" и то, кому оно достанется. Но, поскольку Юра был член парткома, а мы все беспартийные, всё осталось за ним. Москонцерт нас сильно употребил: костюмы забрали, всё забрали. В народе упорно ходили слухи о том, что весь-то сыр-бор разгорелся из-за женщины, а именно солистки. Якобы Ира Шачнева, будучи женой Маликова-старшего, ушла к Валентину Дьяконову. "Дело джентльменское", — разводили руками знающие. Тем временем Маликов стал набирать второй состав "Самоцветов", а экс-"Самоцветы" завернули в шашлычную и под огонек решили назваться "Пламя". В печати прошла заметка Юры Филинова "Если хотите услышать "Самоцветы", идите на "Пламя". Мы начали свое выступление на выставке в каком-то зале — туда сбежалась вся Москва... Неприлично быть усатым, бородатым и хохлатым... Очень скоро "Пламя" начало выдавать собственные шлягеры. И страна дружно запела: "На дальней станции сойду..", "Идет солдат по городу", "Снег кружится". Ездили по всей стране с аншлагами. За неделю случалось по пятнадцать, а то и больше концертов. После выступлений — обязательные пирушки. — Парни надирались и отмокали и еще играли при этом! — смеется Ирина Шачнева. — Иногда работаем на сцене, мне казалось, ведь упадет вот-вот. Стоять было трудно, а ноты брали — всё четко! Но все равно про них говорили: "Вон, девчонка из "Самоцветов" пошла". — "Да нет, она из "Пламени". — "А, ну да, из "Пламени". Не путали разве что только на худсоветах. Приставали по поводу внешнего вида. Тогда мода была на длинные волосы у музыкантов. Если предстояла съемка на телевидении, волосы просто закалывали. А вот с усами ну никак не хотели мириться. Считалось непозволительно неприличным быть усатым на экране. А в группе был замечательный трубач Геннадий Жарков, который никак не хотел расставаться с предметом своей гордости. Сидящих в худсоветах солисты пытались смягчить, приводя в пример Карла Маркса и других усатых идеологов, но те оставались непоколебимы. Тогда родилась история про ужасный шрам над губой трубача. Но режиссеры на ТВ все равно безжалостно вырезали лицо исполнителя, давая только крупным планом трубу. Перед съемкой делали обязательное внушение: только в костюмах и руки по швам. А на живых выступлениях музыканты позволяли себе "вольности": рукой махнуть, подтанцовывать и даже подвигать бедрами. Как-то перед одним из прослушиваний в преддверии особо ответственного выступления солистку предупредили: там женщина сидит лет сорока, чего бы она потом ни наговорила — промолчи. Такая она, странноватая. — Мы поем песню о Родине Туликова, — вспоминает Ирина, — красивая такая песня: "Родина моя, хочу, чтоб услыхала..." А на дворе лето, жара, и на мне было платье без рукавов. Скромное такое, длинное, но без рукавов. Никаких тут декольте, что ты! Спели. После она ко мне подходит и гневно восклицает: "Как же вы можете в таком виде петь песню про Родину?! Без рукавов!" Я только хотела пасть открыть, мне ребята сразу же: "Ира, тихо! Разберемся обязательно, Марь Ивановна..." Потом я пела перед генералами и прочими чинами. В этом же платье. И никому даже в голову не пришло, что я неприлично выгляжу. Чрезвычайно бдительной была цензура и к репертуару. —"Снег кружится", знаете такую песню? Завернули поначалу, — говорит Березин. — И чего в ней было плохого?.. На радио завернули — идешь в "Мелодию", на телевидении завернули — идешь на радио... Худсоветы эти идиотские. Хотя, с другой стороны, там и профессиональные люди сидели, которые заставляли нас профессионально относиться к делу... "Бабетта идет на войну" На время творческой активности ансамбля "Пламя" пришлась и афганская война. "Там" они были два раза. Выступали в боевых точках. В перерывах животами мучились. Подъем в 5 утра, завтрак и на вертолет. Прилетали, вставали на машины и работали. Как-то, недалеко от Кабула, автобус с музыкантами задержали дотемна. По дороге попали под обстрел. Все попадали на пол, автобус изрешетило, но никого не задело. — Честно говоря, не попали в наш автобус, трассы шли, но не попали, — рассказывает Сергей Березин. — С нами ехали пара их полицейских, как их там называют, бригадмейцы, что ли, пацаны афганские. А впереди шел бэтээр. Те, кто засаду устроил, рассудили: раз впереди идет бэтээр, а за ним автобус типа "Кубани" или "Пазик", значит, кого-то важного везут. А дырки в автобусе — это ребята изнутри так машину расфигачили, ответными... Ирина до сих пор хранит подарки, сделанные ей бойцами в Афгане: — На последние деньги покупали то отрез на платье, то кулон какой-то принесут, воды попить, шоколада. Эти мальчишки девятнадцатилетние мне в братишки годились. И ко мне шли как к маме, как к женщине, потому что кругом война, одно мужичье, а я, наоборот, появлялась, ну, такой красивой, чтобы их порадовать. Я такое декольте себе позволяла или такое мини, что мои парни смеялись: "Ирка, если ты охрипнешь, ты просто ходи, ходи по сцене, петь не надо..." Я как раз платье себе такое из Дома моделей взяла, вырез до желудка. Красивое очень. И на этом декольте несколько перетяжек сделала. Как-то мне подумалось: нехорошо, ребята на смерть идут, а я... м-да. А у нас с Малежиком был дуэт "Под музыку Вивальди". И вот мы с ним на сцене сходимся. Я: "Ля-ля-ля", он вторит: "Ля-ля-ля, — и вдруг, сквозь зубы: — Это что за "корзинка", снять немедленно, я петь не могу!". А я куплет в это время допеваю. Потом я эти перетяжки срезала, ребята все шутили, Бабеттой меня называли. А как-то раз всю группу элементарно похитили... свои. Ехали с концертом в одну часть и по дороге немного задержались. Навстречу попался шустрый офицер, который, смекнув, кто это, собственно, такие, быстренько подогнал автобус, пересадил коллектив и увез к своим солдатам. Тем временем ожидающие выступления забеспокоились: что за дела? Где обещанный ансамбль? Развернули карты, связались с соседями, а те давно уже подтанцовывают под знакомые песни. Дело чуть не дошло до вооруженной драки. Пришлось солистам утихомиривать "горячих" поклонников, рискуя попасть под неосторожную руку: "Ребята, не надо, мы и у вас отработаем, и у вас". Тогда слава не была такой жесткой — мы никого не хотели и не могли обойти или обидеть... "Рыбный" конкурс Лет восемь проработал в составе "Пламени" и ныне известный всем Вячеслав Малежик. Первые две его песни записал Сергей Березин, обойдя все худсоветы: — Было время, когда он ну никак не мог быть солистом. Тогда нужно было петь поставленным голосом, как у Лещенко, Кобзона. Были безумные конкурсы артистов эстрады, где на первых местах были некто Кит и Окунь. Знаете таких певцов? Нет? Неудивительно. Они были из оперных театров, пришли, проорали коммунистические песни. Алла Борисовна, кстати, тогда была где-то на третьем месте. Каково? Нельзя ограничивать вокал классическими нормами, которые родились лет триста назад, чтобы озвучить залы. Микрофоны в корне изменили вокальную школу. Но тогда ретрограды сидели везде в худсоветах. И как только появилась малейшая возможность петь своим, "неклассическим", голосом, Малежик ушел работать самостоятельно... ВИА "Пламя" просуществовал порядка пятнадцати лет. В перестроечное время играли даже панк-рок, делали другие роковые вещи. Но это мало запомнилось, а значит, менее удалось. Публика их помнит как представителей "комсомольской" добротной и любимой песни. Сейчас Сергей Березин занимается своим проектом — группой "Нескучный сад", делает сольники с Ларисой Рубальской. Ирина Шачнева, Валентин Дьяконов и Валерий Белянин (тоже родом из "Пламени") выступают как "Первые солисты "Самоцветов" под руководством Юрия Маликова. Так что поклонники могут выбирать, в исполнении какого состава слушать полюбившиеся шлягеры 70-х. Сами же "пламеневские" солисты рассуждают так: — Мы их песни (второго состава "Самоцветов") не поем. Наверное, это неправильно: они ведь талантливые и способные ребята. И все-таки то, прошлое, разделение, осталось, не уходит. Иногда просят: "Спойте "Все, что в жизни есть у меня...", на что мы неизменно отвечаем: "Это не наша песня, мы поем только свое".
