МК В ВОСКРЕСЕНЬЕ Родился в 1959 году. В 1986 году окончил юридический факультет МГУ. После окончания университета работал в Московском уголовном розыске, а затем в Интерполе. В 1994 году защитил кандидатскую диссертацию. В настоящее время является экспертом по вопросам организованной преступности. По просьбам читателей мы публикуем еще один отрывок из его книги. В наше удивительное время часто приходится слышать, как сегодняшнюю жизнь сравнивают с Чикаго двадцатых годов, вошедших в историю под названием "ревущих". Это сравнение вполне оправдывает себя, поскольку сходство между эпохой "развитого гангстеризма" в США и нынешней криминогенной ситуацией в нашей стране не вызывает ни малейшего сомнения и совершенно очевидно. Очень может быть, что 90-е годы в России впоследствии также будут названы "ревущими девяностыми". Однако, говоря о Чикаго двадцатых годов, нельзя не упомянуть имя того человека, который, собственно, и стал неким символом бандитской Америки тех лет и остается таковым и поныне. Его имя Аль Капоне. Именно Капоне первому была оказана великая честь — еще в 1928 году президент Герберт Кларк Гувер официально объявил его врагом общества номер один. И уже намного позже этого громкого титула удостоились Лепке Бачелтер, Датч Шульц, Джон Диллинджер. 1930 год Большой Аль Капоне встретил в звании короля преступного мира. Больше некому было оспаривать его абсолютную власть в "Городе ветров". В честь этого знаменательного события Капоне устроил грандиозную попойку у себя в тюрьме. На торжество были приглашены даже надзиратели. Так почти через десять лет сбылась мечта Джонни Торрио о монополии в Чикаго. Ежегодный доход возглавляемой Алем Капоне преступной империи теперь оценивался в 300 миллионов долларов. В середине января 1930 года сицилийцы собрались в "Гартфорд билдинг" на выборы нового главы Сицилийского Союза в Чикаго. На Пост Капо единогласно был назначен Фил Ди Андреа, телохранитель Аля Капоне, которому удалось пережить всех своих противников, сложивших головы на тернистом пути к почетному званию "сицилийца номер один" в Чикаго. Новые горизонты Эра "сухого закона" подходила к концу: Америка вступила в период Великой депрессии. События "черного четверга" положили начало дотоле невиданному в истории Соединенных Штатов экономическому и финансовому кризису. Впоследствии этот биржевой крах все мировые светила экономической мысли единодушно назвали "непревзойденным". 24 октября 1929 года уже с девяти часов утра на Нью-Йоркской фондовой бирже началось общее падение курсов ценных бумаг. За считанные часы все ценности полетели вниз на 40—50 пунктов. Перепуганные маклеры и биржевики, как звери в клетке, метались по огромному залу. Поднявшийся в тот день гвалт и хаос ничем не напоминал обычный спокойный деловой шум. Тысячи людей разом кричали, потрясая кулаками, до полной хрипоты. Как всегда бывало во время паники, первыми лопнули страховые компании. Уже через три часа после начала падения курсов ударил гонг, и секретарь биржевого комитета объявил: — Американская страховая компания прекращает платежи! Это была одна из самых крупных страховых компаний в Соединенных Штатах с капиталом более чем в 100 миллионов долларов. По залу пронесся дружный тяжелый вздох, а в следующую секунду безумие возобновилось с новой силой. Паника на бирже подобна цепной реакции: расщепление одного ядра немедленно влечет за собой расщепление других по нарастающей, нечто вроде того, как катящийся с высокой горы снежный ком быстро перерастает во все сметающую лавину. Вслед за акциями страховых компаний наступила очередь акций промышленных предприятий, железных дорог, а затем — крупных монополий. Теперь уже через каждые полчаса адский шум прерывался все увеличивающими хаос сообщениями: — Трансатлантическая пароходная компания объявляет о своей несостоятельности... — Корпорация "Америкен телефон энд телеграф" приостановила платежи... Эффект разорвавшейся бомбы произвело поступившее около четырех часов дня сообщение о банкротстве одной из крупнейших монополий — "Анаконды", владевшей более чем 70% медных рудников в Соединенных Штатах. К вечеру лопнуло еще несколько трестов. Всего за один день миллиардные состояния превратились в прах. Цепочка банкротств потянулась от трестов к банкам. К концу биржевого дня объявил о прекращении платежей Третий Национальный банк — нерушимая твердыня, один из столпов банковской системы Америки, ворочавший миллиардами. На следующий день паника продолжалась с еще большим размахом, с еще более разрушительными последствиями. Крах на Нью-Йоркской фондовой бирже спровоцировал такую же убийственную панику на Филадельфийской, Чикагской, Детройтской фондовых биржах, на всех товарных биржах страны. Деловая жизнь в Соединенных Штатах застыла на месте. Тогда казалось, что Америка доживает последние дни. Биржевая система — это кровь экономики. Остановка деятельности бирж — все равно что заражение крови, за которым следует смерть. Розничная торговля замерла, оптовая торговля аннулировала заказы, промышленность и транспорт встали, прекратились добыча сырья и производство энергии. "У рынка провалилось дно", — говорили маклеры, увольняя своих служащих, закрывали конторы, шли на пристань Ист-Ривер и бросались в реку или вниз головой летели с крыш небоскребов. Вчерашние баловни судьбы, миллионеры и миллиардеры, теперь оставшиеся без гроша в кармане, стрелялись, резали себе вены, выбрасывались из окон своих фешенебельных особняков, которые на следующий день шли с молотка в счет погашения кредиторской задолженности. Большие любители статистики, американцы потом подсчитали, что за время кризиса курсы промышленных акций снизились в 9,3 раза, железнодорожных — в 14,3 раза, крупных монополий — в 30 и более раз. Q Q Q Кризис ударил по бутлегерскому бизнесу. Сотни тысяч людей, которые еще вчера закупали виски или шампанское целыми ящиками, теперь за свои деньги не могли приобрести даже наперстка со спиртным. Подпольные бары по всей стране опустели. Прекратили работу букмекерские конторы, закрылся тотализатор. Некому было ходить в казино, рестораны, в ночные клубы, публичные дома. Гангстерские главари были не на шутку встревожены: еще немного, и они потеряют все. Американцы прятали свои доллары в железные кубышки, навешивали на них тяжелые замки и позволяли себе только самые необходимые расходы. Но гангстеры были людьми с хорошо развитым воображением, и это качество помогло им не только выплыть из захлестнувшего страну потока нищеты, но и значительно упрочить свои позиции, еще больше опутать Америку сетью тайной власти. Если "сухой закон" считают фундаментом, на котором Чарли Луканиа и ему подобные создавали свои теневые империи, то Великая депрессия стала цементом, послужившим для превращения этого фундамента в нерушимый монолит. Гангстеры выходили из кризисной ловушки по-разному. Фрэнк Костелло, например, напал на мысль организовать в Нью-Йорке широкую сеть игровых автоматов, или, как очень скоро их стали называть американцы, "одноруких бандитов". Естественно, с теми, кто противился установке автоматов в своем заведении, разговор был короткий. Бросив в щель десятицентовую монету, игрок дергал за ручку и обязательно что-нибудь выигрывал: мятную конфету, жвачку или пакетик леденцов. Ежедневно каждый "однорукий бандит" приносил десять долларов дохода, а все они в целом давали около 18 миллионов чистой прибыли в год. Эта оригинальная идея позволила покрыть все убытки от падения уровня продажи спиртного. Великая депрессия позволила преступному синдикату окончательно оформиться в самостоятельное государство, существующее в тени государства официального. В это тяжелое время гангстеры входили в число немногих людей, уверенных в завтрашнем дне. По всей Америке честные, добропорядочные граждане протягивали руку за мизерной подачкой, голодали, нищенствовали, теряли свой человеческий облик. И если раньше для простого человека существовал иной путь к преуспеванию, то в годы Великой депрессии жизнь вплотную ставила такого человека перед дилеммой: не нарушай закон — и подохни, или наплюй на закон — и живи! Недобитые кризисом богачи вынуждены были уходить в подполье: Америку охватила волна киднэппинга. Карьера гангстера представлялась теперь самой заманчивой, да еще в свете целой вереницы выпущенных Голливудом фильмов — "Бонни и Клайд", "Доки Сан-Франциско", "Ангелы с грязными лицами" и других подобных картин. Гангстеры входили в моду. Зачем тратить долгие годы на то, чтобы преуспеть на ниве честного труда, если еще один такой же кризис пустит все это горбом заработанное богатство по ветру в считанные часы? Тысячи миллионеров потеряли все, но вот гангстеры как были при деньгах, так при деньгах и остались. Значит, рассуждали миллионы молодых безработных, так называемый закон — это сплошное надувательство, обман, миф. Великая депрессия породила совершенно ненормальное положение вещей — полное падение всех моральных ценностей, деградацию общественного сознания. Люди больше не уважали правительство, закон и правосудие — они уважали бандитских главарей и грубую силу. Кризис довел Америку до предела отчаяния, ненависти и злобы. Никто уже не возмущался кровожадным Алем Капоне — все возмущались бездарностью, беспомощностью и откровенным безразличием столпов государственной власти к судьбам миллионов обездоленных. Побывав в бездне нищеты и отчаяния, тысячи людей поняли, что означает "быть готовым на все ради выживания". Q Q Q В начале марта 1930 года Аль Капоне подал апелляцию о пересмотре дела. Ловкие адвокаты, с одной стороны, и друзья Чарли Луканиа в федеральных органах правосудия — с другой, без всяких затруднений уладили все проблемы Большого Аля. Возвращаясь в Чикаго на своем танке, он думал, что все-таки странная штука жизнь: сколько времени и сил пришлось потратить на то, чтобы стать королем, — и вот теперь из-за проклятого кризиса все "королевство" может пойти прахом, если срочно не найти выход из положения. Появление Капоне в "Городе ветров" прошло почти незамеченным. Не только потому, что проблемы с прессой заранее уладил все тот же Мозес Анненберг. Прошли благословенные времена сенсаций и скачущих вверх тиражей: кризис разорил многие городские газеты, а те, что остались, влачили жалкое существование, и все их внимание было приковано к великому бедствию. Аль Капоне остался чрезвычайно доволен. Слова Чарли Луканиа о недопустимости какого бы то ни было шума или огласки крепко засели в его голове. Зато в отеле "Готорн" короля преступной империи встречали со всеми почестями: с оркестром, с иллюминацией, с шикарным столом, с огромной толпой онемевших от почтительности подданных. Когда "личный танк" остановился возле празднично разукрашенного отеля, несколько тысяч гангстеров подняли оглушительный крик, свист и гвалт, приветствуя возвращение своего хозяина. Воистину Большого Аля встречали, как любимого великого вождя суверенной державы. Темпераментные "капо" — Джейком Гузик, Дан Сертирелла, Фрэнк Нитти, Тони Аккардо, Фред Гетц, Джек Макгорн, Макси Эйзен, Фил Ди Андреа, Чарли Фишетти, Ральф Капоне и Пол Рикка — подхватили вышедшего из машины Большого Аля и на руках отнесли его прямо в зал ресторана. Расчувствовавшийся Капоне крепко жал руки всем без разбора, взасос целовал в щеки своих верных помощников и хохотал до упаду, слушая подробности ликвидации последних братьев Айелло. Грандиозное лукуллово пиршество в ресторанном зале отеля "Готорн" продолжалось с шести часов вечера до девяти часов утра. Разгулявшиеся гангстеры опустошили тысячи бутылок великолепного виски, коньяка, шампанского и сотни ящиков имбирного пива. Специально ради торжества из борделей в Стикни отобрали несколько десятков хорошеньких девочек. Совершенно обалдевший от огромного количества выпитых стаканов виски и шампанского, Большой Аль сидел на изготовленном специально для него королевском троне из дуба, который скопировали с подлинного трона английского короля Ричарда Львиное Сердце, и жадно тискал устроившихся у него на коленях двух длинноногих красавиц в прозрачных коротких платьях с глубокими декольте. Около четырех часов утра девушки утащили вдрызг пьяного Капоне наверх. Q Q Q Придя в себя после банкета, Большой Аль немедленно вызвал в "Готорн" Мозеса Анненберга. Как уже говорилось выше, в голове у Мозеса возникла некая грандиозная идея, которая не могла быть осуществлена без содействия Аля Капоне. Пока Анненберг говорил, у "короля" становилось все легче на душе. Вот оно! Вот спасательный круг! Идея похлеще, чем "однорукие бандиты" Фрэнка Костелло! Мозес Анненберг предлагал нечто из ряда вон выходящее: установить по всей Америке телеграфную сеть, предназначенную для передачи сотням тысяч игроков всех пятидесяти штатов зарегистрированных ставок и официальных результатов. Теперь на Чикагском ипподроме могли играть не только еще оставшиеся при деньгах немногочисленные местные любители, но и, скажем, мистер Смит из Нью-Джерси, мистер Уайт из Калифорнии или мистер Браун из Техаса. Ведь в Соединенных Штатах, несмотря на кризис, все еще оставались тысячи людей, одержимых игорным азартом, а самое главное — которым такой азарт был по карману. На "конгрессе" в Атлантик-Сити среди прочего боссы синдиката договорились о распределении доходов и расходов между букмекерами, контролируемыми синдикатом, на общенациональном уровне. Таким образом, опираясь на "статьи" "конгресса", можно было быстро и без особых проблем претворить в жизнь идею Анненберга по предельно простой схеме: допустим, в Бостоне некто мистер Джонсон идет в букмекерскую контору. Ему вручают программу скачек, или собачьих бегов, или футбольных матчей — по выбору клиента. Мистер Джонсон делает ставку, которая в течение двух-трех минут передается по телеграфу в центральную букмекерскую контору в Чикаго, регистрируется, и в Бостон поступает ответ о времени получения официальных результатов. Мистер Джонсон вновь приходит в контору в указанное время, и если он выиграл, то получает свои деньги, ну а если проиграл — игра есть игра! К тому же еще одним положительным моментом новой букмекерской системы являлось то, что отныне мистер Джонсон не выставлял на всеобщее обозрение свою пагубную страсть, оставался в глазах многочисленных ревнителей морали и добродетели порядочным человеком: о том, что он все же играет, знал только один-единственный букмекер, принимающий ставку. Полиция еще долго ломала голову над тем, почему, когда тотализатор в Бостоне закрыт, букмекерские конторы все равно продолжают работать... Q Q Q Идея Анненберга привела в восторг не только Капоне. Переданная на рассмотрение Высшего Совета синдиката, она была единодушно одобрена "большой семеркой". Техническую сторону дела поручили ответственному за букмекерский бизнес синдиката Фрэнку Эриксону. Эриксон тоже искренне восхитился идеей Анненберга, и в скором времени Мозес стал его правой рукой в этом важном деле, а из миллионера стал архимиллионером. Внедрение идеи Анненберга значительно укрепило позиции империи Капоне, пошатнувшиеся было от падения спроса на спиртное. Но теперь всем боссам в стране было ясно, что в скором времени предстоит отмена "сухого закона", поэтому возникала необходимость заранее предусмотреть возможные последствия и приступить к освоению новых сфер нелегального бизнеса. Если мудрствующие невежды из Белого дома считают, что отмена Восемнадцатой поправки застанет гангстеров врасплох и серьезно им повредит, — это глубокое заблуждение! Все гангстеры проходили не Гарвард и не Принстон, а совершенно иные "университеты" — в грязи, в крови, в ежедневном риске на улицах "адской кухни". Многие так и не дожили до момента завершения "образования", но те, кто все же смог дожить, имели невероятно высокий коэффициент выживания, который помогал им находить безошибочный выход из самых запутанных и безнадежных ситуаций. Размышляя о новых горизонтах своей империи, Аль Капоне внезапно вспомнил изобретенный Лепке Бачелтером рэкет в сфере профсоюзов. Первые пробные шаги на этой почве Лепке предпринял еще в 1927 году. Дело пошло, и к началу Великой депрессии он захватил в свои руки контроль над профсоюзами работников швейной промышленности, в составе которого находилось более 400 тысяч человек и который считался одним из крупнейших в стране. Уровень доходов от такого рэкета составил немалую цифру — 10 миллионов долларов в год. Так почему бы, подумал Капоне, не попробовать сделать то же самое и в Чикаго? В "Городе ветров" тоже немало профсоюзов, в том числе входящий в десятку крупнейших в Америке профсоюз водителей грузового транспорта, складских и подсобных рабочих. Это же золотое дно! Однако Большому Алю пришлось до поры до времени отложить свои планы в отношении профсоюзов: Джейкоб Гузик, занимавший в империи Капоне пост ответственного за связи с полицией, принес боссу очень плохую весть — налоговая инспекция наступила на хвост Альфреду Лэнглу! Услышав это, Большой Аль разразился бранью. Немного утихнув, он приказал оробевшему Гузику немедленно найти Джека Макгорна. Q Q Q Альфред Д.Лэнгл работал репортером в газете "Чикаго трибюн". Он получал всего лишь 65 долларов в неделю, но любил свою работу и частенько поговаривал: "Я работаю не ради денег, а ради славы". Это была правда: сенсационные репортажи Лэнгла о гангстерах снискали ему огромную популярность не только в среде таких же, как он сам, репортеров, но и у огромного количества подписчиков газеты. Лэнгл не раз брал интервью у самого Альфонсе Капоне. Сделанный им сенсационный снимок шести гангстеров, расстрелянных в День святого Валентина, обошел все газеты и журналы Америки. Однако мало кто знал, что отважный журналист жил двойной жизнью. Его первая жизнь была у всех на виду: известный репортер, человек высоких моральных устоев, борец с преступностью. Но вот о второй, главной жизни Лэнгла знали только несколько человек: комиссар чикагской полиции Уильям Рассел, Аль Капоне и четверо его подручных — Джейкоб Гузик, Джек Макгорн, Фрэнк Нитти и Тони Аккардо. Отважный репортер на самом деле состоял на жалованье у гангстеров и принимал непосредственное участие во многих темных махинациях. Лэнгл консультировал Капоне по способам сокрытия незаконных прибылей от налогообложения, а также, будучи хорошо знаком со многими дельцами и бизнесменами в Чикаго, наводил на них рэкетиров из банды Большого Аля. Лэнгл был богатым человеком, почти миллионером. Совместно с комиссаром Расселом он играл на фондовой бирже и владел твердопроцентными бумагами на сумму около двухсот тысяч долларов. На сей счет существует старинная поговорка: "Сколько веревочке ни виться, а концу быть". Именно это и произошло однажды с Лэнглом. Неутомимый начальник следственного отдела налоговой службы Чикаго Артур П.Мэдден, еще в 1926 году начавший сбор материалов о налоговых махинациях Капоне, в конце концов докопался до участия в этих темных делах репортера Лэнгла. Мэдден крепко задумался, потом вызвал двух своих лучших следователей и приказал им как можно скорее раскопать любые "жареные" факты о темной стороне жизни отважного журналиста. Q Q Q Через две недели на стол Мэддена легло несколько отчетов. Изложенных в этих документах красноречивых доказательств греховной сущности мистера Лэнгла было более чем достаточно для вынесения приговора. Обрадованный Мэдден отправил репортеру повестку с требованием немедленно явиться "для выяснения некоторых обстоятельств". Будучи человеком осмотрительным, Лэнгл принял все меры предосторожности и появился в кабинете Мэддена со своим адвокатом. Начальник следственного отдела встретил их очень радушно: — Мистер Лэнгл, вы превратно истолковали смысл моих слов. Я вас вызвал вовсе не для допроса. Так что присутствие здесь вашего адвоката я нахожу совершенно лишним. Я ни в коем случае не собираюсь предъявлять вам какие-либо обвинения. Просто у меня есть к вам одно небольшое дело, о котором мне бы хотелось поговорить, если так можно выразиться, тет-а-тет. Удивленный Лэнгл спросил: — А какое именно дело, мистер Мэдден? — Пустяковое, уверяю вас. Так что незачем было беспокоить вашего адвоката. Мягкая настойчивость Мэддена возымела свое действие, и адвокат Лэнгла вышел за дверь. Тогда Мэдден вынул из ящика стола копии отчетов и протянул репортеру: — Ознакомьтесь, пожалуйста, с содержанием этих документов. Пока Лэнгл читал, Мэдден с веселым любопытством наблюдал, как лицо отважного журналиста постепенно приобретает кирпично-красный цвет. — Это ложь! — с трудом вымолвил Лэнгл, дрожащей рукой отодвигая от себя отчеты, — наглая фальсификация! Я требую своего адвоката! — А вы твердо уверены в этом, мистер Лэнгл? Глаза Мэддена превратились в щелки, от любезности не осталось и следа. — В этих абсолютно правдивых — я подчеркиваю: абсолютно правдивых — документах изложены достоверные факты о ваших художествах. Я допускаю, что эта информация далеко не полная, но заметьте, мистер Лэнгл: того, что есть, с избытком хватит лет на двадцать тюрьмы. Вы, я полагаю, умный человек и не усомнитесь в моих словах. Но если я ошибаюсь и зря называю вас умным человеком, что же: зовите вашего адвоката, но выйти сухим из воды вам не удастся — о, нет! Лэнгл опустил голову и еще раз внимательно просмотрел содержание отчетов. — Мистер Лэнгл, вы деловой человек, — вкрадчиво произнес Мэдден. — Мы можем заключить с вами договор на очень выгодных — обратите внимание! — очень выгодных для вас условиях. Репортер недоверчиво посмотрел на Мэддена: — Договор? С вами? Да еще выгодный для меня?.. Это что — шутка? Вы смеетесь надо мной?! Мэдден развел руками: — Ну что вы, дорогой мистер Лэнгл! Разве я похож на шутника! Я, конечно, ничего не имею против юмора, но в данном случае юмор неуместен. Не сомневайтесь: я говорю совершенно серьезно. — Какой же это договор? — тихо спросил журналист. — Ну вот и отлично! — провозгласил Мэдден, удовлетворенно откидываясь на спинку своего кресла. — Наконец-то я услышал от вас разумные слова! Видите ли, мистер Лэнгл, лично вы меня интересуете постольку-поскольку, но есть некто представляющий для меня гораздо больший интерес. Вы, вероятно, понимаете, кого я имею в виду? Лэнгл помолчал. — Хорошо, я сам назову вам его имя: Альфонсе Капоне. Мистер Лэнгл, вы были соучастником многих махинаций и самого Капоне, и возглавляемой им преступной организации. Услуга за услугу: вы мне рассказываете все, что вам известно о нелегальных финансовых операциях Капоне, о прибылях с этих операций, а я — прошу слушать меня внимательно! — преподнесу вас правосудию не как преступника, соучастника всех этих темных делишек, а в качестве свидетеля обвинения. — Ну нет! — энергично запротестовал Лэнгл. — Я не самоубийца! Вы что, с ума сошли?! Вы забыли, кто такой Капоне?.. Если я выступлю против него в суде — я покойник! Зачем мне тогда ваша индульгенция? Потому что "мертвые сраму не имут"?.. — Вы, вероятно, предпочтете провести остаток жизни за решеткой? — сказал Мэдден и внушительно возразил: — На этих свидетелей вашим дружкам-гангстерам едва ли удастся надавить. К тому же, мистер Лэнгл, вы меня не выслушали до конца. Если вы позволите, я продолжу. А вы послушаете. С каждого доллара налогов, которые казначейство взыщет с Капоне, вы получите десять центов. Последние слова Мэддена заставили репортера навострить ушки: — Вы что, серьезно?! — Мы можем немедленно заключить с вами на этот счет официальный договор, — веско ответил Мэдден. Он заметил, как собеседник уже прикидывает в уме свою долю, и, судя по всему, там получается немало нулей. — Мне надо подумать, мистер Мэдден, — замялся репортер. Начальник следственного отдела решительно возразил: — Думать некогда! Если у вас есть время для размышлений, то у меня его нет. Или вы подписываете договор, или я отдаю приказ о взятии вас под стражу! У вас есть три минуты для принятия решения. Время пошло! Мэдден уставился на циферблат своих часов. Когда по истечении трех минут он поднял глаза на Лэнгла, тот, смертельно бледный от страха, протянул дрожащую руку и еле слышно произнес: — Дайте мне ручку. Q Q Q Чтобы раньше времени не вспугнуть гангстеров и не позволить им принять контрмеры, Мэдден решил отпустить Лэнгла до суда под подписку о невыезде. Репортер должен был вести себя как обычно, чтобы ни в коем случае не возбудить подозрения своих дружков из банды. Но Мэдден недооценил противника. Разведка у Капоне стояла на первом месте. Большой Аль не жалел миллионов для подкупа полицейских, служащих прокуратуры, налоговой инспекции и суда. Он прекрасно понимал: продажные чиновники — это та самая соломка, которую подкладывают, чтобы мягче было падать. Один из осведомителей предупредил своего патрона Джейкоба Гузика о нависшей над синдикатом угрозе в лице репортера Лэнгла. За столь ценную информацию Гузик выдал тому награду в десять тысяч долларов. В один из апрельских дней 1930 года Альфред Лэнгл получил приглашение на встречу с Алем Капоне для обсуждения очередной махинации. Встреча должна была состояться в подпольном баре на Саут-Рузвельт-стрит. В десять часов вечера Лэнгл подъехал к бару на своем "Форде". Возле входа его уже ждал Джек Макгорн. Он провел репортера в кабинет управляющего. В баре было пусто, но это не удивило Лэнгла: на время обсуждения подобных дел заведение закрывали, чтобы избавиться от присутствия ненужных свидетелей. Скорее всего, думал репортер, Большой Аль позвал его обсудить какую-то операцию бутлегинга. Такое бывало уже не раз. Лэнгл не ошибся. В кабинете помимо Капоне и его неизменного телохранителя Фрэнка Рио находился контролер сети подпольных баров Пол Рикка. Речь пошла о прибытии в город огромной партии виски "Джи энд Би". Искоса поглядывая на Лэнгла и усмехаясь про себя, Капоне думал, что "друг Альфред" уже наверняка прикидывает в уме, сколько монет отсыплет ему Мэдден за эту информацию. — Значит, стоимость партии — два с половиной миллиона? — спросил Лэнгл. — Два миллиона пятьсот восемьдесят тысяч долларов, — ответил Рикка, во всем любивший абсолютную точность. Капоне засмеялся: — А сколько центов? Ему нравилось играть с предателем, как кошка играет с беспомощной мышью. Охота на человека — самая захватывающая и азартная из всех видов охоты вообще. Теперь, когда дичь уже была загнана и попала в капкан, Аль Капоне наслаждался каждым мгновением. Охота вступила в свою завершающую фазу. — Ладно, Аль, значит, встретимся завтра здесь же. Лэнгл встал, пожал всем руки на прощанье и направился было к выходу. Капоне окликнул его: — Эй, Альф, я забыл попросить тебя об одной мелочи. Лэнгл обернулся и вопросительно посмотрел на него. В упор глядя на репортера, Капоне раздельно произнес: — Передай от меня большой привет Арчи Мэддену. Лэнгл почувствовал, как у него подкосились ноги. Он не был готов к такому удару. — Это шутка, Аль?.. — с трудом смог выдавить Лэнгл. Стоявший за спиной репортера Джек Макгорн быстро приставил к его затылку ствол револьвера и нажал на спуск. Грохнул выстрел, Лэнгл ничком свалился на пол. Капоне медленно подошел к мертвецу: — Джек, а ну дай мне пушку. Макгорн протянул боссу свой револьвер. Капоне стрелял, пока не закончились патроны. Пули превратили лицо убитого в кровавую кашу. Большой Аль вернул Макгорну оружие и направился к выходу. В дверях он обернулся: — Позаботься о нем, Джек! Да смотри не оставляй у него в руке монету. Все легавые в городе знают эту твою дерьмовую привычку!.. Q Q Q На следующий день труп Альфреда Лэнгла нашли на заднем сиденье его собственного "Форда". Большой Аль не смог удержаться от искушения таким образом плюнуть в лицо своему врагу Мэддену — поэтому репортер не исчез бесследно.
