МК-ВОСКРЕСЕНЬЕ В те чудные исторические времена, когда не краснея можно было назначить девушке свидание на Тверской, когда профессия инженера считалась престижной, медицинское обслуживание было бесплатным, школьники мечтали покорять космические просторы, а в кинотеатрах существовали сеансы "Детям до шестнадцати вход воспрещен", в России умели снимать доброе и трогательное кино... Именно тогда мы по-настоящему любили и уважали своих актеров. Нас не интересовал размер их банковского счета, жизненные амбиции и марки автомобилей. Мы жили с нашими кумирами в одной стране, писали им благодарственные письма и улыбались, случайно столкнувшись с ними в городской толчее. Народный артист России Евгений Киндинов — один из немногих, кто характеризует ту, навсегда ушедшую эпоху. Сегодня Евгений Арсеньевич играет во МХАТе, не снимается в кино, возит дочку Дашу на занятия в музыкальную школу и готовится отпраздновать 55-летний юбилей... — Евгений Арсеньевич, вы, наверное, по такому случаю шумное гулянье устроите? — Я не люблю большие компании и посещаю их редко. В последний раз, например, я так ходил на юбилей к своему бывшему однокурснику Николаю Петровичу Караченцову. — Но со своими близкими вы соберетесь за одним столом? — В день рождения я всегда стремлюсь встретиться с братом и сестрой, хотя брат живет в Зеленограде, а сестра — на другом краю Москвы. Вы не подумайте, что я сильно замкнутый человек, просто мой день рождения выпадает на то время, когда сложно кого-то собрать. В школе и в театральном училище это был конец учебного года, в театре обычно заканчивается очередной сезон, и начинается работа в кино — съемочное сватовство и пробы. Сумасшедшее время, должен вам сказать! — Вы коренной москвич? — Да. Знаете, получилось так, что я родился рядом с метро "Смоленская", первую свою самостоятельную жилплощадь получил в коммуналке у метро "Арбатская", а затем уже переехал в отдельную квартиру около "Киевской". Теперь я планирую немного улучшить жилищные условия и опять поселиться в районе "Смоленской". Вот и получается, что я всю жизнь кручусь на одном пятачке, который очень люблю и знаю досконально. — Расскажите о ваших родителях... — Они у меня из Рязанской области, деревенские. Образования как такового у отца не было. Он мне сам рассказывал, что мальчишкой "крутил хвосты коровам". То есть работал подпаском. Ходить в школу отец мог только зимой, когда коровы оставались в стойлах. Когда родители перебрались в Москву, отец выучился на фотографа и потом стал работать ретушером. Работал он хорошо и благодаря этому смог меня, брата и сестру поставить на ноги. А мама у меня не работала, вела хозяйство. Мы жили в коммуналке в Проточном переулке, где не было горячей воды. Но, несмотря на все неудобства, семья была очень дружной. — То есть свое детство вы можете назвать счастливым? — Несомненно! У нас был очень замечательный двор в том смысле, что очень хорошая компания подобралась. Нас было пять-шесть человек одного примерно возраста, и практически все время мы проводили вместе. Дрались с ребятами из соседних дворов, камнями кидались. Я курносый был, а после одной стычки на носу появилась горбинка... В принципе я своей карьерой обязан именно детству. После одной разборки родители решили меня отдать на перевоспитание в Киевский районный Дом пионеров, где уже занималась моя сестра. Родители ей поручили устроить меня в театральный кружок... — В детских компаниях любят давать клички. У вас было прозвище? — В школе меня называли Профессором. С одной стороны уважительно, а с другой — вроде как с насмешкой. Просто мне учеба довольно легко давалась. — Сколько времени вы провели в театральной студии? — Около шести лет. У меня были роскошные роли. Я играл Гвидона в пушкинской сказке про царя Салтана, потом был замечательный спектакль "Снежная королева" по Шварцу и спектакль "Свои люди — сочтемся" по Островскому, где я играл Тишку. — Я знаю, что многие из ваших друзей стали знаменитыми актерами... — В нашем кружке когда-то занимался Олег Николаевич Ефремов. Однажды, уже будучи главным режиссерам "Современника", он неожиданно приехал к нам в гости. Никогда не забуду тот шухер, который поднялся по случаю его приезда! Только представьте себе: по коридору идет Ефремов, а у всех мысли: "А вдруг заметит? А вдруг оценит? А вдруг возьмет к себе в театр?.." В старшей группе у нас занимался Вячеслав Иванович Езепов, известный актер из Малого театра, мы с ним тогда даже играли вместе. Кто еще? Сестра моя, заслуженная артистка Наталья Киндинова. Она сейчас преподает в театральном училище им. Щепкина... — А вас никогда не привлекала преподавательская работа? — Я пару лет назад преподавал на актерском факультете ВГИКа, у Алексея Баталова. Набрал курс, выпустил, распределил и ушел. После этого я педагогикой не занимался... — Почему? Что вас не устроило? — У меня от этой работы осталось какое-то разочарование. Мне кажется, сегодня театральное обучение должно быть более строгим. Нужно ограничить количество вузов, где готовят актеров. Понимаете, нам не нужно много неплохих актеров. Пусть их будет немного, но это будут хорошие актеры. Я вам в подтверждение своих слов назову два театра — Олега Табакова и Петра Фоменко. Как известно, они были созданы на основе учебных курсов, но из них вышла целая плеяда блистательных артистов. И я убежден, что работа над актером — это в конечном итоге штучное производство. Человек, который взял на себя смелость готовить актера, должен быть не просто ответственным человеком! — Хирургом на операции? — Скорее — нейрохирургом... — Что было дальше, когда вы окончили Школу-студию МХАТ? — Можно я похвастаюсь? Я закончил училище с красным дипломом и с хорошей рецензией на дипломный спектакль. В спектакле "Враги" по пьесе Горького я играл Якова Бардина. Это такой спивающийся, безнадежно влюбленный в свою жену Татьяну персонаж. Патриарх русской театральной критики Павел Александрович Марков в журнале "Театр" назвал мою работу лучшим актерским дебютом 1967 года. Помню, меня неожиданно вызвал к себе ректор нашего училища Вениамин Захарович Родомыслинский и сказал: "Женя! Тебе нужно идти во МХАТ!" — "Но там же молодым не дают играть!" — "Не дадут — уйдешь, и я тебе помогу устроиться. Но я думаю, что у тебя будет работа..." В результате он оказался прав. Я пришел во МХАТ и сразу стал играть вместе с Грибовым, Ливановым, Тарасовой... — Видимо, тогда же вы стали активно работать в кино? — Дело в том, что в училище нам категорически запрещали сниматься, и если запрет нарушался, то выгоняли без разговоров. Впрочем, когда я только учился, меня особо никуда не приглашали, и, как я понимаю, заметили только на дипломном спектакле. — В каком фильме вы дебютировали? — Мне предложили сниматься в картине "Мертвый сезон", но это закончилось не крупной ролью, а массовкой. В том эпизоде, где наши обменивают Баниониса на вражеского разведчика, я играл одного из встречающих. Если помните, к границе подъезжают три машины. Так вот, в одной из них я сидел, а потом выбегал, и мы с Банионисом обнимались. Потом была картина "Каратель". Ее снимал на "Мосфильме" режиссер Захариас, греческий эмигрант. Мне, рязанскому парню, предложили сыграть греческого солдата! Для этого мне выкрасили волосы в черный цвет и сделали завивку... Всего я снялся примерно в тридцати картинах. — Какие из них вам больше всего запомнились? — Очень люблю "Городской романс" Петра Тодоровского, который на днях показывали по телевизору. И еще "Романс о влюбленных" Андрона Кончаловского. Кстати, он мне сам рассказывал, что многие его товарищи советовали отклонить мою кандидатуру. Что еще? Конечно, детектив "Золотая мина". — Ваша последняя картина вышла где-то в восьмидесятых... — Тут и внешние обстоятельства, и внутренние... Я тогда заболел, и болезнь меня так подрубила, что стало не до съемок. Но если честно говорить, то с кинематографом у меня всегда были непростые отношения, даже если я и выпускал по нескольку картин за сезон. — Давайте уточним: отношения с кинематографом или с критикой? — Плохая рецензия — это то, что написал один, конкретный человек. С годами я стал терпимо относиться к таким вещам. Здесь же все заключается в том, на что ты ориентирован. Если у тебя на первом месте стоит общественное признание, то, конечно, ты волей-неволей будешь обращать внимание на мнение прессы и телевидения. Но общественное признание для меня вторично. Пастернак был прав, когда говорил, что быть знаменитым некрасиво. Процесс творчества, в конечном итоге, и есть цель. У Анатолия Эфроса была замечательная книжка "Репетиция, любовь моя". Обратите внимание на название! Не спектакль, не премьера, а именно репетиция! Вы только не подумайте, что я все время был таким умным. (Смеется.) Это я сейчас такой начитанный и красиво рассуждаю. Обычно ведь человек движется вместе с толпой, и чтобы понять, куда ты идешь, из толпы нужно выйти. Раньше ведь как было? Ты приходишь в театр и получаешь роль. Никакие возражения вроде "не могу и не хочу" в расчет не принимаются. Не хочешь играть — уходи! Мне это кажется отвратительным! Знаете, если бы мне сейчас было лет 25—28, то я бы не сделал такого количества ошибок, как раньше. — Думаете, что сегодня все изменилось? — Конечно! Если ты независимый человек, если у тебя не съехала "крыша", если ты трезво оцениваешь ситуацию, то сегодняшние обстоятельства позволят тебе работать в кино или на сцене в полную силу. — И все-таки присутствует некая грусть в ваших словах. Как вам сейчас живется? — Хорошо... Я благодарен судьбе, что попал в актерскую профессию. Благодаря ей мне удалось посмотреть мир. С гастролями, концертами и съемками я объехал Союз и практически всю Европу. В детстве я очень мечтал о путешествиях, и моя мечта реализовалась. — Нет ощущения, что вас незаслуженно забыли? — Сложно сказать... Меня иногда зовут на разного рода тусовки и собрания, но что мне там делать? Там же скучно... Вкусно поесть я и сам могу себе приготовить. Выпить? Перед русским человеком эта проблема никогда не стояла. А состязаться тщеславием или ранжиром мне как-то не интересно... Незаслуженно забыли? Я немного знаю консистенцию этого явления изнутри и поэтому говорю со знанием дела: без этого вполне можно существовать. Да и нельзя сказать, что я позабыт. Приезжаешь куда-нибудь в глубинку на гастроли — приходят люди за кулисы, добрые слова говорят... Мне приятно, что "Романс о влюбленных", например, повлиял на зрителей с этической точки зрения. У меня хранятся письма, в которых мои сверстники рассказывают, как под воздействием фильма внесли коррективы в свою жизнь: стали терпимыми, научились прощать и т.д. Мне приятно, что в этом есть и моя заслуга... — Евгений Арсеньевич, почему ваша дочка ходит в музыкальную школу, а не в театральную студию? Это вы посоветовали? — Вообще-то я не стремлюсь советовать. Анекдот был такой про СССР: "Можно ли на улице изнасиловать женщину? Нельзя — советами замучают..." Я не хочу навязывать дочке свое представление о профессии. Моя главная задача — помочь ей разобраться в том, куда ее влечет. К театру Даша как-то спокойно относится. Ну и хорошо... А классическая музыка? Мне кажется, что в сегодняшнем безумии попсы она оказывает на нас благодатное влияние. Даша не будет профессиональным музыкантом, но на ее характере эти занятия несомненно скажутся, и она уже не пойдет на концерт дешевых "фанерщиков". Есть только одна проблема: чтобы прочувствовать что-то, нужно полностью этому отдаться. Меня в свое время поразил наш педагог по русской литературе из Школы-студии МХАТ. Он говорил: "Мне не нужно, чтобы вы на скорую руку прочли несколько книг и пересказали мне их содержание. Мне нужно, чтобы вы полюбили сам процесс чтения...". Как-то он нам прочел лекцию об одной статье, написанной еще в XIX веке. Называлась она "Гамлет или Дон Кихот?". Гамлет там представлен как некий собирательный образ нерешительности, сомнения, неготовности к поступку. И Дон Кихот, который рвется в бой, решается на поступок долго не раздумывая. Как вы думаете, чье время пришло сегодня? — Я бы голосовал за Дон Кихота... — А по-моему, сегодня наступило время Гамлетов. Сейчас именно та пора, когда стоит еще раз оглянуться по сторонам и решить, куда и с кем идти дальше. А иначе можно оступиться и наломать дров. — У вас никогда не возникало желание издать книгу воспоминаний? — Я как-то заметил, что мои сверстники дружно ринулись писать мемуары, и не очень понимаю, для чего им это нужно. Может быть, это вопрос денег? Не хочу никого обидеть, но меня эта тенденция сильно настораживает. — Просто я думаю, что в рамках нашей беседы многое осталось за кадром, а в книге вы смогли бы гораздо более подробно рассказать о проделанной вами работе. — Может быть, вы правы, но с профессией я еще не распрощался...
