Внешне он напоминает иностранца. Белозубая ослепительная улыбка, элегантная небрежность в одежде, подчеркнуто интеллигентная манера поведения. Кажется, что сейчас он заговорит, и помощь переводчика станет необходимой. Но Игорь садится за липкий стол артистического буфета, откусывает общепитовский пирожок, запивает плохо заваренным чаем и превращается в уставшего после утреннего спектакля артиста, которого ждет еще вечерний выход на сцену. Разговор постоянно прерывается телефонными звонками, и на несколько секунд он становится то заботливым папой, то преданным сыном, то внимательным мужем. Так каким же на самом деле является секс-символ мирового масштаба? Об этом и о многом другом рассказывает артист МХАТа, шоумен, звезда экрана, герой музыкальных клипов Игорь Верник.
— Вы в детстве чем-то отличались от других детей?
— Неординарность моя в детстве заключалась в том, что я умел вставать на мостик и лет в пять тонким голосом пел песню “Враги сожгли родную хату”. Однажды я ее исполнял во время застолья, и слезы катились у меня из глаз. После второго куплета начали рыдать и взрослые. Это произвело на меня настолько сильное впечатление, что я ощутил себя почти артистом.
Через некоторое время мы с братом и с Кириллом Козаковым пошли прослушиваться в хор мальчиков при Большом театре. Я пел песню о какой-то там рябине, и выбрали меня. Однако оперная карьера закончилась, так и не начавшись. Из-за того что я оказался старше всех на год, меня все-таки не взяли. Помню, как возвращался из театра и плакал всю дорогу, было очень обидно.
— Такое рвение к искусству передалось вам от родителей?
— Я родился в интеллигентной лицедейской семье. Отец — главный режиссер литературно-драматического вещания Всесоюзного радио. Он закончил ГИТИС, актерский факультет. Представляете, сама Книппер-Чехова подписывала его диплом. У мамы два образования — музыкальное и юридическое. Она работала заведующей музыкальной частью театра, а потом преподавателем в музыкальной школе, где учились мы с братом. Первые ноты в своей жизни я выучил благодаря маме. Мне очень хочется, чтобы и в моем сыне Грише азы музыкальности заложила именно мама.
— Игорь, а с братом Вадимом у вас большая разница?
— Да, очень, я на пятнадцать минут его старше. Мы — двойняшки, очень непохожие друг на друга. У него голубые глаза, светлые волосы, в детстве он напоминал ангелочка. Я же в то время выглядел более чем обыкновенно. На фоне бурных романов моего брата ко мне в младших классах не проявляла интерес ни одна девочка.
— Вас это обижало?
— Нет, меня это абсолютно не тревожило. Тогда меня гораздо больше интересовал футбол, игры в мушкетеров и фильмы про индейцев. Кумиры детства Гойко Митич и Муслим Магомаев казались мне верхом мужества и совершенства.
— Имея папу такого уровня, наверное, вы росли избалованным ребенком?
— Хотя мой папа и занимал такой пост, на нашем воспитании это практически не отражалось. Он очень интеллигентный, скромный, корректный человек, который никогда не выпячивал свои заслуги. Ничего такого особого у нас не было и нам не позволялось.
— Вам эти папины черты передались?
— Надеюсь, что да. Хотя, вы же видите, перед вами циничный, несерьезный и нетонкий человек.
— А в каких условиях вы жили?
— Сначала мы жили в коммуналке на Ольховке. Там было шесть комнат, наша — одна из них. Моя семья состояла из шести человек: папа, мама, Слава, мы с Вадиком и няня, которая спала под пианино на полу. Слава — это мамин сын от первого брака. Через некоторое время наша семья переехала на Спартаковскую в трехкомнатную квартиру. Отсюда мы пошли в 353-ю (“пушкинскую”) школу.
— Вы хорошо учились?
— Я был средний ученик средней школы, с тройками по математике и химии. Стоило мне что-то не выучить, а это случалось нередко, учителя с легким сердцем ставили мне двойки. Но если приходилось ставить то же самое Вадику, то ему всегда печально говорилось: “Я тобой недовольна!” Со мной все было проще.
— Вас ругали за двойки?
— Конечно. Мама и папа очень внимательно просматривали мой дневник, где надписи по поводу плохого поведения появлялись чаще других.
— Папа когда-нибудь вас лупил?
— Он в сердцах хватал ремень, глаза его при этом сверкали, но попадал всегда только по дверному косяку. Родители безумно нас любили, и поэтому наивысшее проявление строгости было таким.
— А когда вы первый раз влюбились?
— Мое сердце настолько долго было отдано индейцам, что места для любви не оставалось. Но однажды, после восьмого класса, на даче в Салтыковке я познакомился с Наташей. Она была старше на полгода, выше на полголовы и толще ровно вполовину.
В это время нам с Вадиком привезли джинсы. Это было неслыханным везением. Я помню, как мы ехали в трамвае и считали людей в джинсах. Это, вероятно, и сыграло основную роль. Благодаря с трудом натянутым джинсам, на пару размеров меньше положенного, мне удалось привлечь внимание Наташи. Мы стали целова-а-аться, бродить по темному поселку и разговаривать. Однажды даже провалились в болото.
— Вы ее спасли?
— Да нет, это она меня вытащила. И благодарность за жизнь, которую она мне подарила, наполнила мое чувство к Наташе еще большим смыслом. Кстати, Наташа внешне явно не вписывалась в теперешние стандарты моделей и манекенщиц, с которыми много позже меня столкнула жизнь.
Прошло полгода, и история с болотом стала как-то забываться, ничего нового не происходило. И вот однажды, на дне рождения друга, она ударила меня по щеке. Это была ревность. Краска залила мое лицо, и я сказал себе: “Все! Я не буду с ней!” А потом Наташа заболела свинкой, и тогда мы окончательно расстались. Плакали, но ничего поделать не могли.
Это было для меня одним из самых сильных потрясений детства.
— А как вы женились первый раз?
— Она была девушкой моего друга. Потом они расстались, и мы встретились вновь. В это время я проходил воинскую службу в Театре Советской Армии. Мои 22 года, наложенные на солдатскую тоску, сделали свое дело. Я почувствовал, что влюбился. Как-то мы из-за чего-то поссорились, нужно было срочно спасать положение. Тут я сказал: “Выходи за меня замуж!” Что ответила она, не помню. Но судя по тому, что мы с папой поехали покупать свадебный костюм, она согласилась. В то время это было проблемой, костюм найти было непросто. Поэтому “тройка” оказалась на пару размеров меньше моего. В ней мы торжественно расписались в том, от чего через четыре года так же торжественно отказались с формулировкой “не сошлись характерами”.
На подаренные на свадьбу деньги, где-то рублей четыреста, нам удалось снять двухкомнатную квартиру. В другой комнате жила еще одна пара друзей. Благодаря тому, что я тогда снялся в фильме “Ягуар”, мы купили стиральную машину и кровать. Это было неслыханной роскошью.
— И из-за чего вы развелись?
— Через четыре года мы стали ссориться, причем из-за всяких мелочей. Идея развестись пришла как-то сама собой. Дико, нелепо, и очень щемило сердце.
— А что сказали ваши родители, когда все это произошло?
— Они приняли все как есть. Не давили и не говорили, как и что нужно делать.
— Потом сразу начались бурные романы?
— 26 лет, молодой, разведенный, заведенный, секретарь комитета комсомола МХАТа им. Чехова. Как-то на собрании себе подобных секретарей я толкнул пламенную речь о том, что негде познакомиться и что разведенному мужчине некуда сходить. Так и было. Но вдруг грянула перестройка. Я стал сниматься в кино, в клипах, в рекламе, вести конкурсы красоты. Начались встречи с моделями. Это были абсолютно новые девушки, как будто сделанные из другого теста. Для меня это было время стремительных проявлений. Я попал в водоворот событий.
— А что вы почувствовали, став признанным “секс-символом”?
— Я почувствовал, как секс в моей жизни превращается в символ. Шучу. Что почувствовал? Прекрасно, было очень приятно.
— Вы что-то делали специально, чтобы соответствовать этому титулу?
— Быть секс-символом очень просто. Для этого достаточно оставаться самим собой. Я ничего не делал специально: не ходил в тренажерный зал, не учился перед зеркалом особым взглядам, жестам, походке.
— А как на это реагировали ваши родители?
— Они были недовольны. Папа говорил: “Игорь, какой секс-символ, что это за новое поколение? Ты — актер МХАТа!”
— Нашумевшие романы с Наоми Кэмпбелл, Клаудией Шиффер были?
— Светская хроника тогда пестрила моим именем: то Верник поцеловал эту, то появился в компании с той. Я ездил на Неделю Высокой моды в Париж, но никаких романов с названными гражданками не было. (Загадочно улыбаясь. — М.Х.). Все людская молва.
— А Наоми Кэмпбелл разве не сходила от вас с ума?
— Наоми — конечно, безумная. Почему-то звонила все время в 5—6 утра и требовала, чтобы я прилетел. Причем понять, где она в это время находилась, было невозможно.
— И вы к ней летали?
— Нет, конечно. Во-первых, работа. А во-вторых, все не так просто, нужна виза.
— Вы ее любили?
— Я с ней дружил. (Хитро улыбается. — М.Х.)
— Что случилось потом, почему секс-символ вдруг надумал жениться?
— Разве этот титул может носить только неженатый человек? Я встретил Машу.
— Почему вы обратили на нее внимание?
— Я всегда замечаю красивых женщин, и если это пройдет, я перестану быть самим собой. Помню, как, увидев ее в магазине, сказал себе: “Вот женщина, с которой я хочу жить!” Она пробежала мимо меня и исчезла, как видение. Через месяц я снова увидел Машу. Понимая всю нелепость знакомства в магазине, я подошел к ней. Она согласилась выпить кофе. Это была первая чашечка кофе в моей жизни, обычно я пью чай. А потом я пригласил ее ко мне в театр. Мы стали встречаться, и началась новая жизнь.
— Вы сразу решили, что Маша станет вашей женой?
— Я об этом не думал. И, кстати, официально моей женой она стала много позже, уже после рождения нашего сына Гриши. А тогда я только сделал ремонт в квартире, и мы вошли туда уже вместе. Первый раз остались вдвоем, и с этого момента больше не расставались. Долго не могли наговориться, жалко было тратить время даже на сон.
— А кто она по специальности?
— Маша — студентка Института иностранных языков, факультета международных отношений.
— Вы хотели ребенка?
— Мы об этом не говорили, но когда я узнал, что Маша беременна, просто сошел с ума. До сих пор не могу прийти в себя от счастья. Я — безумен, просто об этом никто не догадывается.
— Какой вы папа?
— Я — естественно, абсолютно сумасшедший отец. В первый месяц нам было очень тяжело. До четырех утра мы по очереди с Машей ходили с ним на руках, укачивали. Теперь, когда ему исполнился год, стало немного легче.
— У вас молодая, 23-летняя жена. Вы ревнивы?
— Нет, я в принципе не ревнивый, да и повода пока не было.
— А Маша когда-нибудь ревновала вас?
— Она очень разумный человек. Маша прекрасно знает, что значит для меня семья, дом. Я вырос в семье, где родители любили и любят друг друга до сих пор.
— Какие у вас отношения с тестем и тещей, они не отговаривали Машу от этого брака?
— На первом этапе Машин папа ей сказал: “Зачем ты с ним время теряешь!” — “Я молодая, и у меня много времени”, — ответила она. Для них я был таким же, как и для многих людей, — несерьезным, избалованным вниманием актером. Со временем, надеюсь, это отношение изменилось.
— Вы часто ссоритесь?
— Мы не ссоримся, мы дискутируем.
— Игорь, чего вам не хватает для титула “идеального мужа”?
— Я не всегда умею до конца раствориться в любимой женщине, но надеюсь, что научусь.