Сколько словечек, фраз, историй — точно сказанных, метко пущенных, смешных и не очень смешных, — канут и никогда не сделаются общим достоянием, хотя заслуживают этого! Так обидно, что это случается, происходит ежечасно, ежеминутно, повсеместно! Не хочу допустить, чтобы так происходило. Хотя бы с теми, которые услышал сам.
С Леонидом Яскевичем прогуливаемся по Камергерскому. Леня говорит:
— Принято сокращать названия банков. Инкомбанк. Номобанк — Новый московский. А как будет сокращенно Объединенный банк? Объебанк?
Еще из Леонида Яскевича. Один драматург на премьере своей пьесы так крепко выпил, что, выходя на поклоны, свалился в оркестровую яму. В свое оправдание он поведал: незадолго до того руководитель местной писательской организации на похоронах коллеги нарезался еще сильней и сверзился с глиняной насыпи в отверстую могилу, откуда его с большим трудом вытащили, поскольку яму вырыли на совесть глубокой.
Незадолго до того, в беседе с Андреем Волчанским, услышал его рассуждение о допустимости или недопустимости смешивания спиртных напитков:
— В потребительских количествах — можно. А в товарных, конечно, нельзя. Как проходит классический обед? Аперитив: водка, виски, кампари. Потом, в процессе еды, вино. Потом, на десерт, — либо ликер, либо коньяк. И все чудесно себя чувствуют. А если то же самое принять в товарных объемах — цистерну водки, цистерну вина, да залить ликером — что с тобой будет?
Алексей Семенов придумал название блинной: “Второй блин”.
Александр Чибисов, рассуждая о смене власти, которая у нас недавно произошла, обронил:
— Все же Ельцин был личностью. А сейчас — скучно. Пришел и играет второй состав.
Дать более точную характеристику происходящему просто невозможно. Хоть Саша и прибавил:
— Могут, конечно, вырасти, дотянуть из дублеров до основного. Первого.
Актриса Наталья Рудная, жена художника Сергея Лукина — в дни, когда приход коммунистов к власти был реален, говорила знакомым:
— Увидимся на стадионе.
Имея в виду пиночетовские методы работы с населением.
Алексей Перевощиков рассказал: в доперестроечные времена он сопровождал (как коллега-журналист) американского репортера, который посетил крупный российский завод. Секретарь парткома этого завода стал пенять американцу, что в США нет демократии: про СССР ничего не пишут. А в СССР про Америку — сколько угодно. И в качестве примера выгодно отличавшейся от Америки свободной России привел довод:
— А у нас журнал “Америка” в каждом киоске.
— Что-то не видел, — сказал обозленный гость.
Секретарь парткома сделал знак своему заму. Тот кивнул, достал ключ, отпер шкаф, в котором стоял сейф, отпер сейф, извлек из него металлическую шкатулку, которую тоже отомкнул, и извлек из нее подшивку журнала “Америка” за позапрошлый год.
Андрей Леонидов тайком от родителей поступал в театральное училище. Пришел на первый тур. Народу перед аудиториями, где должно было проходить прослушивание, толпилось до ужаса много. Андрей ходил от двери к двери и вдруг увидел, что возле одной из комнат стоят всего двое: молодой человек и юная особа. Он их спросил, на прослушивание ли они, оба ответили утвердительно. Вскоре из аудитории вышел ректор училища Евг. Радомысленский и попросил ожидавших войти, после чего представил их комиссии:
— Сергей Арбузов, Катя Качалова и... — тут он с сомнением посмотрел на Андрея.
— Андрей Леонидов, — сказал тот.
— Ну конечно, — расплылся ректор. — Андрей Леонидов.
Первый тур Андрей, вместе с двумя новыми знакомыми, миновал легко, члены комиссии просили передать дома привет, второй тоже проскочил без помех, на третьем, едва начал читать: “Мы ехали шагом...”, предкомиссии Алексей Грибов его прервал: “Достаточно!”. Разобрались, что к актеру МХАТа Леонидову Андрей отношения не имеет.
Андрей Леонидов рассказал о Фаине Георгиевне Раневской, эту историю мне раньше слушать и читать не приводилось. При переезде на другую квартиру артистка несколько раз напоминала:
— Не забудьте захватить похоронные принадлежности...
— Какие еще похоронные принадлежности?
— Ордена...
