Когда мы стояли с Виктором Мережко у Дома кино, к нам подошел писатель Александр Стефанович и подарил свою книгу. В этот момент мимо проходили несколько мужчин. Увидев издалека знакомое лицо, рассматривающее книгу, они начали спор, кто это. Прошли мимо нас, один обернулся и небрежно сказал друзьям, подытожил: "Да писатель какой-то..." И он прав. Мережко действительно писатель. Но еще и баянист, инженер-технолог и хулиган.ДОСЬЕ.
Родился 28 июля 1937 года.
В 1961 году окончил Львовский полиграфический институт по специальности инженер-технолог.
В 1968 году закончил сценарный факультет ВГИКа, специальность — кинодраматург.
По сценариям В.Мережко сняты такие известные фильмы, как “Полеты во сне и наяву”, “Родня”, “Одинокая женщина желает познакомиться” и др.
Президент фестиваля стран СНГ и Балтии “Киношок”.
Я родился на хуторе Ольгинфельд Ростовской области, куда отца, специалиста молочного производства, направили работать заведующим сепараторным пунктом. Но там я только родился, и назвать Ольгинфельд моей родиной нельзя: прожили там недолго, около года. Дело в том, что мой папа не мог долго работать на одном месте. Это объяснялось его характером: он был настоящий казак — очень любил женщин, любил выпить, но при этом не был пьяницей. Любил погулять и так часто заигрывался с женщинами и выпивкой, что его выгоняли с работы. Да так часто, что к 18 годам я поменял 22(!) места жительства. Отец вместо работы постоянно заигрывал с женщинами, мама с ним боролась, ловила, но исправить не могла. Помню, однажды отец напился так, что упал в огромный чан со сливками. По пьяному делу вылезти из него самостоятельно не мог, поэтому нам пришлось его оттуда тащить. Вытащили. Он стоял весь белый, в сливках. Матерится... Забавный был мужик! Я сейчас понимаю, как маме с ним было трудно.
Когда мы жили в Моздоке, в школе, где учились, мне и моим двум братьям из-за профессии отца дали кличку Сметана. Нас это жутко обижало: “молоко-сметана”. И мы дрались. Я, средний, был зачинщик всех драк. Старший брат, Володя, — боксер, постоянно заступался за меня. А вот младший, Юра, в драках не участвовал. Был плаксивый, чуть что — ревел.
Хорошо помню, как окончилась война. К нам на хутор в одних кальсонах прискакал мужик из соседнего села. Он ездил по хутору, размахивал факелом и кричал: “Победа! Победа!” Телевидения и радио ведь не было. Эту сцену я рассказал Григорию Чухраю — он включил ее в фильм “Трясина”.
В погоне за длинным рублем я сдуру уехал работать в Архангельск. Моя одноклассница написала письмо, что там можно хорошо заработать. Мы жили бедно, и я сказал маме, что еду работать на лесозавод. Но это только начало истории. В письме также было сказано, что там отлично продаются семечки...
Мама купила на рынке два 50-килограммовых мешка семечек. Сказала: “Сыночек, приедешь, продашь семечки и на эти деньги будешь жить”. Я с этими семечками поехал в Москву, чтобы пересесть на архангельский поезд. Дикий человек совершенно. Меня встречал дядя Ваня. Когда он увидел, что из поезда вылез лопоухий племянник, с тонкой шеей, да еще с двумя мешками семечек, он спросил: “Вить, что это такое?” — “Семечки”, — ответил я. “А зачем они тебе?” — спросил удивленный дядя. “В Архангельске продавать”. — “Ты что, дурак?!” — только и спросил он. С этими мешками начались приключения. В метро нас не пустили — пришлось брать машину. В вагон архангельского поезда пускать тоже не хотели: дядя дал денег проводникам — только тогда они согласились.
В Архангельск я приехал в летних туфлях. На улице — мороз —30°. Хорошо, что еще взял шапку... Денег не было. Мешки оставил в камере хранения, а сам поперся искать девчонку — ту самую, что письмо написала. Нашел ее... Оказалось, что рабочей силы в городе навалом. Моя знакомая посоветовала обратиться в Дом культуры. Когда-то в школе я занимался самодеятельностью: читал стихи и басни. Решил показать свои таланты директору ДК. До сих пор помню этот стыд — прочитал ему “Заяц во хмелю”. Я так плохо читал, что мне в работе отказали. Что делать? К счастью, взяли на стройку грузчиком. Пока меня оформляли, я ездил на рынок и пытался продать семечки. Кричал во все горло: “Самые вкусные семечки!” — но их никто не покупал. За три дня продал всего пару стаканов. Есть нечего, денег нет. Что делать?! На четвертый день ко мне подошел человек с кавказкой внешностью и предложил купить весь товар по дешевке. Деньги какие-никакие появились, и жить стало немного легче.
Когда я жил в Архангельске, у меня было три положительных качества: я не курил, не пил и не матерился. Жил в одной комнате с уголовными личностями. Они выпивали, курили и ругались самыми последними словами. Выпить, кстати, уговаривали и меня. А я, примерный мальчик, лежал на койке и читал книжки. Когда слова у них заканчивались, они брали пустые бутылки и начинали бросать в меня — попадут, не попадут... Драться с ними, конечно, не мог: ребята были шальные. Так я прожил месяца три и уехал. Но все же именно там я впервые выпил и матернулся.
Один раз мы грузили огромные щиты, автопогрузчик взял их, и, когда начал поднимать, щиты соскочили и упали на мою ногу. Как долбануло мне по пальцам — у меня только что и вырвалось от боли и отчаяния: “Е..!” В воздухе повисла длинная пауза. Потом — хохот, и мужики побежали за водкой. Обмыть мое неожиданное “взросление”. Я выпил с ними сто граммов, закосел... На улице — северное сияние, красиво, я счастливый такой!..
Во Львове у меня жил еще один дядя. Вот он и предложил мне приехать к нему и попытаться поступить в институт. Я поехал в Киев, чтобы оттуда добраться до Львова. Ехать в Киев было недолго, часов пять-шесть, и, чтобы сберечь деньги, я выбрал не совсем нормальный способ передвижения. Поехал на крыше поезда...
Все бы ничего, противно было только, что паровозная труба очень коптила и уголь летел в глаза, а так доехал нормально. В Киеве купил билет в общий вагон и уже по-человечески отправился во Львов.
Появился я в этом красивейшем городе в синих полинялых тренировочных штанах и такой же синей футболке. Про дядю почему-то забыл. Решил сразу поступать в вуз. Прихожу к политехническому институту — вижу, стоит очередь сдавать документы. Раз очередь, подумал я, значит, большой конкурс. Спросил, где нет конкурса, — сказали, что в полиграфическом. Туда я и направился. Приехал, спросил, есть ли общежитие. Сказали, что есть. Я обрадовался, сдал документы. Поехал в общагу. Все понравилось: крыша есть, койка есть — счастье! Странно, но сейчас я уже и не помню, как поступил в институт. И очень быстро стал городским парнем. Хотя денег больших не было, но я умудрялся покупать тонкие китайские, сильно зауженные штаны, ботинки на толстой платформе. Мутный глаз, кок, рубашка навыпуск, узкие брюки — так мы с друзьями гуляли по Первомайской улице. За этот стиляжный вид меня чуть не выгнали из института. Причем выгоняли меня дважды. Второй раз — за инцидент с преподавателем кафедры марксизма-ленинизма.
Мы подъезжали на грузовиках к институту с военных учений, и я решил подурачиться. Ребята схватили меня за ноги, а я, свесившись с борта, закричал, что падаю. Орал так, что бедный преподаватель (он как раз проходил мимо) просто сел на асфальт. В результате было целое разбирательство, и меня еле оставили.
С нами в комнате жил парень по фамилии Жобенко. И мне в голову пришла дурная мысль его разыграть. Сделать это было несложно, потому как у него было очень плохое зрение — сильная близорукость. Он даже читал, водя носом по столу. Я предложил инсценировать пожар...
Когда он лег спать, мы взяли его очки и заклеили их папиросной бумагой. Потом подожгли вату. Когда пошла невероятная вонь, мы стали бегать по комнате и кричать: “Пожар, пожар!!!” Жобенко вскочил, надел очки, а они заклеены, и глаза ему действительно будто дым застилает. Он стал тоже носиться и кричать: “Спасите меня!” — и только натыкался на тумбочки и кровати. Когда мы успокоились и сказали ему, что пошутили, он нам не поверил и продолжал орать и метаться. Пришлось его скрутить. Вот такими идиотами мы были!
Первые свои сценарии я начал писать в Ленинграде. Мне нравилось сидеть на скамейке и писать — или делать вид, что я что-то пишу. Мне казалось, что прохожие смотрят и думают: вот крупный писатель сидит, работает. У меня до сих пор сохранилась тетрадь, где записана вся эта бредятина. Там одни страдания: главному герою больно, его унижают, сплошная несправедливость и прочее... Когда сам пишешь, плачешь над романом, думаешь, что вокруг все будут плакать. Когда я впервые прочел свои произведения приятелям — все безумно ржали.
Во ВГИКе мне почему-то думалось, что я буду гениальным режиссером. Я даже пытался перейти на режиссерский курс — к Михаилу Ромму. Набрался храбрости и позвонил ему домой. Он выслушал меня и попросил позвонить через день. Я позвонил, и Михаил Ильич сказал, что навел справки, и меня характеризовали как лучшего на курсе сценаристов. Короче, он мне отказал. И слава богу...
Когда-то в детстве отец купил мне маленький трофейный аккордеон. Сам он хорошо пел и мечтал, чтоб кто-то из детей был музыкантом. Я был самый разбитной, и, когда отец привез аккордеон, я схватил его и быстрее всех научился перебирать клавиши. Научился играть, пел “Цыганочку”... Даже помню, в Грозном, на вокзале, я играл и пел песни, а какие-то пьяные мужики танцевали и даже давали деньги. Потом в школе я аккомпанировал на вечерах самодеятельности, в Полиграфе играл в коллективе, пока меня оттуда не вышибли. Остальные играли более профессионально...
К чему я это вспомнил? В Питере жил замечательный кинорежиссер Виктор Трегубович. Мой самый близкий из киношников друг. И вот когда я приезжал в Питер, мы садились и выпивали с ним в комнате на “Ленфильме”. С нами был и Виталий Каневский, сейчас известный режиссер. Виктор кричал ему, немного подражая Анатолию Папанову: “Конь, на деньги! Скачи в магазин за водярой! И колбаски купи”. В одно из таких застолий Витя пригласил меня к себе на день рождения сына. Я купил в подарок мальчишке небольшой аккордеон. Пока мы ехали к нему — решил вспомнить молодость. Взял и начал играть прямо в метро на аккордеоне. Трегубович пустился в пляс: сбацал гопака, “Цыганочку”, еще что-то. Так мы веселились до тех пор, пока не подошла милиция. Поинтересовались: а что мы здесь вытворяем? Пришлось наврать, что мы репетируем: он — режиссер, я — актер. Отпустили.
Открою секрет, откуда у меня борода и темные очки, без которых меня уже и не воспринимают. Однажды я поехал во Львов — повидать своих однокурсников и похвастаться: смотрите, я из Москвы, учусь во ВГИКе... И мне казалось, не знаю с чего, что я должен быть обязательно при бороде. А очки появились несколько позже. Темные очки придают таинственность. Да и глупые глаза очень просто спрятать. А у меня глаза вообще немного навыкате. Совсем затемненные очки я стал носить, когда вел “Кинопанораму”. Человек в кадре должен чем-то интриговать: эпатажными высказываниями, дефектом речи, многозначительностью... И если ты недостаточно Личность, то должен как-то оформить свою физиономию. Первые полгода я вел программу без очков. Стали узнавать на улице. Иногда это было приятно, иногда — не очень. И жена посоветовала мне носить темные очки. В какой-то момент я вдруг почувствовал, что мне приятно и комфортно. Видимо, я действительно тогда нуждался в этих очках. А потом — просто привык...
