Знает кошка, чьё мясо съела...

...или аргентинский шок для шоковой терапии

  Каналы мировых телепрограмм переполнены репортажами из Аргентины. Толпы, пожары, разбегающиеся члены правительства, подавший в отставку президент, мелькающие новые президенты, новые бесчинства совершенно деморализованных масс... То же самое — на страницах газет.
     Но есть одна страна, где об Аргентине пропускают один-два совершенно непонятных кадра с невнятным бормотанием вместо каких-либо комментариев. А многие телекомпании и газеты вообще как воды в рот набрали. Эта страна — Россия.
     В чем дело?
     Ответ предельно прост. Он выражен в русской народной поговорке: знает кошка, чье мясо съела. А говоря яснее: уход от анализа, умалчивание и даже замалчивание связаны с одним: в Аргентине потерпела сокрушительный крах та самая экономическая концепция, тот самый вариант экономических реформ в виде шоковой терапии, который власти России (по советам Международного валютного фонда и собственному разумению) навязывали стране с января 1992 года.
     Поэтому ни министрам, организовавшим шоковую терапию, ни депутатам, одобрившим или хотя бы допустившим ее, ни тем более обогатившимся на ней олигархам, ни участвовавшим в ее популяризации журналистам и уж тем более гигантам экономической мысли и отцам русской демократии прошедшего десятилетия — абсолютно не хочется привлекать внимание к событиям в Аргентине.
     Впрочем, в этом они не одиноки. Аргентину уже месяцы сотрясают демонстрации, а добрые ее попечители из Международного валютного фонда и его бесчисленных экспертных организаций настолько заняты чем-то сверхважным, что не находят времени для поездки солидной делегации в Аргентину... И здесь кошка хорошо знает, чье мясо она съела...
     Чили и Аргентина не раз и не два ставились нам в пример — и деятелями из МВФ, и нашими либеральными реформаторами — как страны, в которых дала эффект шоковая терапия. Дело дошло до того, что совсем недавно в Москву официально пригласили министра экономики Аргентины. Его принимали как победоносного “шоковика”. Общались с ним на высшем уровне. Ждали от него советов и рекомендаций. Словом — почти что Мессия по христианской или Машиах по иудейской интерпретации Библии — Спаситель.
     Поэтому я ждал, что хоть наши юмористические телепрограммы под Новый год или в виде кукол, или используя модный сейчас компьютерный монтаж, расскажут трогательную историю и покажут страдающих от недостатка опыта и знаний наших министров (в реальных лицах). Затем тех из них, кто пригласил за государственные деньги чудотворца из Аргентины (опять в реальных лицах). Затем — как они трепетно ему внимают. Потом — уже без кукол и компьютерной техники — кадры из Аргентины, подводящие итоги усилиям нашего гостя.
     Но этот явно напрашивающийся сюжет не был использован. Более того, когда Аркадий Иванович Вольский на московском канале вполне справедливо и вполне логично попытался привлечь внимание к аргентинскому опыту — его тут же прервал организатор дискуссии, заявив безапелляционно, что аргентинскому министру “не дали довести свою программу до конца”. Этот ведущий сам ничего не придумал — он лишь воспроизвел подсказанный ему довод: беда России в том, что она не позволила кое-кому завершить шоковые реформы.
     Действительно, “завершить” не удалось. В России номенклатурная бюрократия, обоснованно опасаясь тех самых отставок, которые произошли в Аргентине, и не желая делать себя очередной жертвой шока, стала отходить от “столбовой дороги”. Власти России не дошли до аргентинского итога только потому, что уже с лета 1992 года шоковую терапию они стали “разбавлять” то ваучерной приватизацией, то другими подобными полумерами с намерениями “как лучше” и с итогами “как всегда”.
     И в России, и в Аргентине “доведение до конца” шоковых реформ привело бы к одному: сначала к приходу к власти сил, тяготеющих к государственному социализму нацистского или советского варианта, к диктатуре. Затем — к созданию в стране такой степени хаоса и дестабилизации, что введение войск ООН ли, НАТО ли было бы воспринято несчастным населением как своего рода спасение. Так когда-то в ХVI веке измученные бедами многолетнего конфликта боярского и дворянского подходов к устройству российской жизни москвичи и вся Московская Русь приветствовали приход в Москву войск из Польши и Литвы и воцарение Дмитрия I.
     Кстати, и во всех так называемых успешных шоковых реформах обязательно участвовали или вооруженные силы самой власти (как в Чили), или иностранные военные части, стоявшие на территории страны (как в ФРГ или Японии). Там, где власть вооруженных жандармов заменяли экономическими рычагами — в виде грандиозных внешних кредитов, — эффект от шока явно ослабевал. Ну а там, где не было ни мощного кнута, ни весомого пряника, — там возникала ситуация России или Аргентины.
     Маркс когда-то заметил, что развитая страна указывает отсталой ее собственное будущее. Здесь же уместно сказать, что продвинутая гораздо дальше, чем у нас, аргентинская шоковая терапия указывает России на то, что ее ждало бы, пойди она по пути шока столь же далеко.
     В общем, поводов для злорадства противникам шоковой терапии аргентинские события дают достаточно.
     В то же время я не считаю шокотерапию в экономической науке каким-то заблуждением. Это вполне законное “дитя” известной сотни лет монетаристской школы. И его надо изучать в составе всей “семьи” экономических теорий. Если же перейти к практике, то надо запомнить, что исступленное следование рекомендациям одной из экономических школ (любой — марксистской, кенсианской, эконометрической или какой-то иной) в реальной жизни рано или поздно заводит в тупик. Этот тупик неизбежен — даже если внедряют рекомендации этой экономической школы ее одаренные творцы, и уж тем более, если этим заняты всего лишь нахватанные ученики-подражатели, не говоря уже о примитивных эпигонах.
     Вот почему опыт шоковых терапий не требует ни восхвалений, ни злорадств. Он требует серьезного, трезвого анализа. Где и когда, при каких условиях и в какие отрезки времени возможны экономические реформы в варианте шоковой терапии. Где и когда, почему шоковые реформы не дали ожидаемого эффекта. Где и когда они вообще неприемлемы и являются своего рода самоубийством для применивших их стран (даже если шок или “спасал” правящие силы от банкротства, или был навязан внешними силами).
     Я не изучал экономику и историю Аргентины и поэтому не могу сказать, почему шоковая терапия привела страну к краху.
     Но даже мне ясно, что кое-кто на Западе считал “полезным” тряхнуть Аргентину шоком — в отместку за ее попытку воевать с самой Великобританией (!) за Мальвинские (Фолклендские) острова. Видимо, и за то, что она посмела не раз и не два продавать зерно Советскому Союзу, подрывая саму идею хлебного диктата по отношению к СССР.
     Точно так же я могу предположить, что одной из причин неприемлемости шоковой терапии для Аргентины стал тот комплекс мер государственно-социалистического характера в экономике и социальной жизни, который внедряла долгие годы правившая страной группировка Хуана Перона, подражая то государственному национал-социализму Германии, Италии, Испании, то государственному интернациональному социализму в СССР.
     А вот на вопрос, кто и почему толкал к шоковым реформам Россию, я могу ответить и полнее, и точнее. Это делали, с одной стороны, те, кто вполне сознательно, целеустремленно желал устранить Россию из числа великих держав, искренне считая, что только сбросившая с себя бремя великой державы Россия сможет стать процветающей, благополучной страной среднего уровня. Это делали, с другой стороны, номенклатурщики, которые ни в каких экономических школах не разбирались, вопросом о том, чем в перспективе будет Россия, не интересовались, а думали только об одном: как усидеть в своих креслах, доставшихся им чуть ли не случайно. Как руководить Россией после 1991 года, они не знали, но ни за что не хотели уходить от Кремля и Белого дома. При этом ни искренние “опускатели” России, ни корыстные вожди российской номенклатуры не понимали, что Россия может существовать только в роли великой державы. Иначе она не просто опустится до среднего уровня, но обязательно при этом распадется на ряд русскоговорящих государств, каждое из которых будет искать свой путь и процветать по-своему.
     Ну а то, что за рубежом было более чем достаточно желающих устранить Россию из группы великих держав, говорить не приходится. Дальновидные политики в США и Европе, справедливо считавшие, что не только самой России, но и Западу она нужна именно как великая держава, остались в меньшинстве.
     Обо всем этом я не раз писал после 1991 года.
     С не меньшей уверенностью я могу объяснить не только то, почему и кто хотел шоковой терапии для России, но и то, почему для России эта терапия была неприемлемой. Даже на те два месяца, когда она могла иметь оправдание, она не нуждалась в тех антинародных номенклатурных формах, в которых ее применили.
     О неприемлемости шока я тоже не раз писал после 1991 года, тем более что несогласие с шоковой экономической политикой было одной из трех главных причин моего ухода с поста мэра Москвы.
     Аргентинский кризис имеет и более широкий аспект. И о нем тоже надо говорить, а не замалчивать. Этот кризис, как и террористический акт 11 сентября 2001 года в США, как и массовые акции антиглобалистов, как и финансовый крах “молодых тигров” Юго-Восточной Азии, — составная часть того, что можно назвать кризисом попыток внедрить модель устройства глобального мира по версии правившей последний годы в США администрации Клинтона. Аргентинский кризис — еще один довод в пользу поисков иной, демократической модели глобализма (о которой я уже писал в “МК” в статье о бен Ладене).
     То, что наши либеральные идеологи не хотят даже заикаться об Аргентине, — понятно. То, что правившие Россией администраторы и прикрывавшие их депутаты не хотят правды о событиях в Аргентине, — тоже понятно. Понятна и позиция разбогатевших на шоковой терапии олигархов.
     Непонятно и необъяснимо другое.
     Почему новое российское руководство не воспользовалось, казалось бы, удобным “аргентинским” предлогом, чтобы, говоря о событиях в другой стране, подвести черту в России и под политикой шоковой терапии, и под стремлением иных ее сторонников продолжать ее оправдывать, и под попытками других ее прежних сторонников уйти от ответственности и покаяния. Почему наши главные, теперь уже освобожденные от произвола олигархов средства информации, телевидение в первую очередь, руководимые президентской и правительственной бюрократией, проявляют такую скромность и застенчивость? Значит, причина именно в этом руководстве. Видимо, как раз новое руководство все еще не готово “подвести черту”. Ведь подвести черту можно, если сформулирована новая политика на долгосрочную перспективу. И уклонение от “подведения черты” является серьезным показателем того, что пока что нет самой подлинно новой экономической политики.
    

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру