Офицеру, который отказался “шить дело”, решение стоило служебной карьеры...
“Ни единой буквой не лгу” — таково было творческое кредо Владимира Высоцкого. Как известно, власть предержащую не устраивала позиция певца, гражданина. И ломали Высоцкого как могли. Верней, пытались ломать.
Однажды в УБХСС Москвы раздался звонок заместителя начальника Управления музыкальных учреждений Министерства культуры РСФСР. Чиновник “культурного ведомства” порекомендовал ответственному сотруднику столичного Управления БХСС: “Обратите внимание на “левую” концертную деятельность Высоцкого”.
В Управлении по борьбе с хищениями соцсобственности деликатное служебное задание получил молодой инспектор УБХСС Главного управления внутренних дел Москвы Евгений Александрович Немченко.
Впоследствии он сам разъяснил, в чем состояла специфика поручения:
— У всех, кто не знает ситуации тех лет, может возникнуть вопрос: “Высоцкий? При чем тут служба БХСС?”. Существовавшая тогда система концертной деятельности поражала своей нелепостью, громоздкостью, неразворотливостью, была зациклена на параграфах и инструкциях. Гастрольно-концертные “кадры” были перенасыщены абсолютно несостоятельными исполнителями. Их были сотни — безголосых певцов и певиц, занудных чтецов и чтиц, маразматических музыкантов. Все они мнили себя людьми искусства, никак не хотели отлипнуть от кормушки. “Кадры” эти в административно-командном порядке внедрялись в каждый концерт, вздували до небес его стоимость, и мало кто мог себе позволить платить бешеные деньги, чтобы ради одного-двух популярных артистов терпеть зевотную скуку. Так возникла стена между подлинными мастерами искусства и массовым зрителем.
В обход стены существовал один путь — “левые” концерты. Эту дорожку давно и прочно застолбили так называемые черные администраторы. Они драли как липку и артистов, и зрителя, занимались частным предпринимательством и коммерческим посредничеством. Короче, статья 153 УК РСФСР не ржавела, скучать службе БХСС не приходилось.
— Отловом этой алчной публики приходилось заниматься, в частности, мне, — вспоминал Евгений Александрович Немченко. — Справедливости ради отмечу, что не так уж мало было артистов, кто сам брал на себя подпольно-администраторские функции, но участвовали в “левых” концертах практически все. Высоцкий исключением не был...
На этом факте и решили сыграть могущественные недруги поэта.
Понятно, милицейский работник энергично взялся за выполнение порученного дела: еще бы, профессиональный “зажим” нужно применить не к кому-нибудь, а к Высоцкому!
Оперативный капкан захлопнулся уже через пару дней. Целеустремленный убэхаэсэсник “накрыл” Высоцкого на неафишируемом концерте, проводившемся в Московском институте инженеров землеустройства, что у Курского вокзала. В общем, обыкновенная история. Вскоре в 627-м кабинете на шестом этаже корпуса “А” дома №38 на Петровке началась протокольная беседа инспектора с бардом.
— Сколько вам заплатили за концерт? — поинтересовался сотрудник и внимательно посмотрел на Высоцкого.
— Сколько мне заплатили? — переспросил тот. — Сто рублей. Но и бесплатно выступить бы не отказался.
— Как вы договариваетесь о сумме вознаграждения за концерт?
— Сумму никогда не оговариваю: заплатят — не откажусь, нет — что ж, не это главное, не один раз выступал просто так, не за деньги, а ради общения со зрителями. Мне нужна аудитория, сколько можно петь на магнитофон для друзей? Если зрительской аудитории не будет, для меня это творческий конец.
Инспектор продолжал гнуть свою линию:
— И все-таки сколько вы дали таких концертов?
Высоцкий задумался:
— Наверное, десять—двенадцать, может — меньше, может — больше, я не считал.
— А где они проходили?
— При желании можно вспомнить, только зачем? Я ведь ничего не отрицаю, для меня важно другое — возможность творческого общения с людьми. Легально я такой возможности не имею. Хотел бы работать, концерты официально не разрешают.
— А почему? — удивился милиционер.
— Им виднее, — коротко ответил Владимир Семенович.
— Кому — “им”?
— Стоит ли уточнять? Неужели не ясно...
Помолчав, офицер милиции спросил у собеседника о его дальнейших планах.
Тут Высоцкий несколько оживился:
— Что дальше? Да как вам ответить... Я играю в театре, снимаюсь в кино. Но без гитары, без песен просто не могу, а уж делать выводы — ваше право...
Во время беседы оперативнику мешали коллеги, у которых обязательно находился предлог, чтобы зайти в 627-й и хоть мельком увидеть легендарную личность. Впрочем, инспектору был понятен чисто человеческий интерес товарищей по службе. И с каждым словом Высоцкого у молодого оперативника крепла уверенность в правильности единственного решения. Ведь прав он, Высоцкий, во всем, тысячу раз прав! Ну какой это делец? Ему бы петь, играть. Почему не дают такую возможность истинному таланту?.. И Немченко постановил: отпустить.
В то время он еще не был поклонником барда. Настоящая увлеченность творчеством Высоцкого пришла потом. Но лучшее из того немногого, что инспектор знал, не оставляло места для колебаний.
Пока Немченко отмечал у дежурного пропуск Высоцкого, поэт ждал его на лестничной площадке шестого этажа. Владимир Семенович уже был обрадован известием о том, что, во-первых, уголовного дела не будет, поскольку и оснований для этого не оказалось. А, во-вторых, инспектор и постановление об отказе в возбуждении уголовного дела решил не выносить: мол, не было ничего — и все тут: зачем лишний раз трепать имя поэта? И, в-третьих, никакие письма и представления никуда не уйдут, а этого как раз и ждали высокие “инициаторы” оперативной разработки Высоцкого, чьи “режимные амбиции” не оправдал простой офицер с Петровки.
Отдав подписанный пропуск, Немченко полюбопытствовал:
— Как понимать “В наш тесный круг не каждый попадал”, “Не буду я больше вором и бандитом, подамся-ка лучше я в антисемиты”, “Это был воскресный день”?
— Ошибки молодости, — ответил Владимир Семенович.
Затем много лет майор милиции Немченко проработал в газете “На страже” — печатном органе подмосковной милиции.
Встреча с Высоцким и непредвзятое решение по его “делу”, безусловно, стоили ему служебной карьеры. Евгений Александрович Немченко, к сожалению, рано ушедший из жизни, был из числа тех офицеров милиции, кто не кривя душой мог всегда сказать два сокровенных слова: “Честь имею!” Окажись на его месте другой — карьерист и служака, еще неизвестно, как повернулась бы судьба первого барда страны, годовщину со дня рождения которого мы будем отмечать 25 января. А я подумал: “Наверное, накануне этого дня стоит рассказать о скромном простом человеке, который не дослужился до высоких чинов, зато не пошел против совести”.
