Но кто попрется на ночь глядя в Сергиев Посад к покосившемуся дому? Охотников нет. Тогда я расскажу вам, что произошло в старинном подмосковном городе.
Если, как говорится, плясать от печки, то заметим, что этот дом был построен аж в 1918 году. Судя по былой добротности двухэтажного строения, возводил его какой-нибудь купец Синебрюхов. Место, конечно, замечательное. Полсотни шагов на юг — центральная городская площадь, а на ней — здешняя администрация. На запад — благодать знаменитых сергиево-посадских церквей, храмов ощущаешь. Но, видно, Господь только святую Сергиеву обитель укрывает дланью своей заботы. А людишкам посылает всяческие испытания.
...Все началось с того, что в 1992 году на этот дом положил глаз местный предприниматель Александр Хандогий. Тогда он орлом летал по сергиево-посадским холмам и многозначительно подмигивал: дескать, строю кирпичный заводик, нужен приличный офис — душа простора требует. А тут такой симпатичный домик. Старожилы рассказывают, что сначала этот деляга перестроечной волны ходил облизывался, потом арендовал под свой офис первый нежилой этаж дома. А потом — чего уж мелочиться — прикупил все строение вместе с его обитателями. Прикупил втихаря. Проживающие в доме Ирина Ковалева с сыном, Лев и Галина Долмановы, Виталий Ушков об этой удивительной сделке узнали, только когда пришли в ЖЭК за новыми расчетными книжками. Тут-то их и огорошили:
— А дом таперича с муниципального баланса снят. Со всеми вопросами обращайтесь к своему новому хозяину.
— Какому-такому хозяину?
Кинулись в исполком правду искать. Там же, по словам Ирины Ковалевой, им просто нахамили, чуть не по матушке послали. Мол, вы, такие-сякие, еще недовольные! Барин вам новое жилье купит. Может быть. Потом.
— Так что закройте рот и сидите тихо, — подытожили свое вразумление чинуши образца начала девяностых.
Но огорошенные жильцы тихо сидеть не хотели. Они писали жалобы, подавали исковые заявления в суды различных инстанций и хотели одного — справедливости.
— Во-первых, — говорят жильцы, — мы против того, чтобы вопрос купли-продажи дома решался без нашего участия. Во-вторых, с самого начала было ясно, что никто нас расселять не собирается. А в-третьих, мы против того, что за состояние дома теперь никто не несет никакой ответственности. Новый хозяин не вложил в строение ни копейки. Более того — чуть не угробил его.
От себя добавим, что последняя претензия жильцов — никакая не блажь, а очень даже серьезная штука. Дело в том, что сейчас ни электрик, ни слесарь, ни плотник, которые раньше приходили из ЖЭКа на вызов, теперь ни на какие сигналы не реагируют.
— Дом снят с баланса, и мы его не обслуживаем.
По идее, Хандогий, прикупив дом, должен был заключить договор с коммунальными службами на обслуживание здания. Так-то оно так... На деле уже десять лет творится самое настоящее беззаконие: есть дом, есть жильцы, но у новоиспеченного домовладельца нет договора с коммунальными службами, которые даже в целях безопасности обязаны присматривать за зданием, нет и договора с жильцами об аренде помещений. А квартплата взимается регулярно.
— На фига платите, — спрашиваю, — если договора нет.
— Боимся, — отвечают. — Говорит, что выселит нас, если платить не будем.
Тьма египетская, одним словом.
И снова семь кругов инстанций, пять этажей администрации. Причем по одному и тому же сценарию.
— Что делать? Не расселяет нас Хандогий!
— Обещал расселить...
— Так не расселяет!
— Обещал...
И снова штурмы чиновничьих кабинетов, словесный пинг-понг с сытыми, упитанными фигурами. Неизвестно, сколько продолжалась бы эта катавасия, но некоторое время назад у жильцов лопнуло последнее терпение. Благополучный домовладелец, то ли с похмелья, то ли начитавшись книжек с благородными манерами, решил выстроить на первом этаже камин. В результате тупого вмешательства в конструкцию дом задумчиво крякнул и покосился. Повело стены, а главное — крышу. Крыша стала течь. Жильцы хватают Хандогого за грудки, а тот энергично отбивается:
— Какого черта! Я разорен! Мой кирпичный заводик пошел прахом.
Таким вот манером после десяти(!) лет добросовестного обивания порогов и тщетного взывания к чиновничьим рылам жильцы-страдальцы решились обратиться к широкой общественности. Сам Хандогий чувствовал себя чуть ли не звездой экрана. Оттуда он, как “активный функционер СПС”, веско бросал сентенции: мол, частная собственность священна... жильцы должны сами о себе позаботиться... мы еще встретимся на баррикадах...
Правда, солидность и вескость моментально испарялись, когда речь заходила не о святости частного права, а о соблюдении элементарных требований жилищного законодательства. Журналистку одного из московских изданий, робко попросившую у него оригинал договора купли-продажи, он обозвал проституткой и вышиб за дверь.
С этими вопросами я попытался обратиться к начальнику департамента по использованию собственности, потребительскому рынку и защите прав потребителей сергиево-посадской администрации Борису Демченко. Тот сначала переглядывается со своими сотрудниками, потом кривится, как от зубной боли, а затем начинает откровенно валять ваньку.
— Да, товарищи, — пеняет он подчиненным, — этот вопрос мы, скажем самокритично, упустили. Нужно обязательно взять его на контроль, проработать.
Я обалдел. Я почувствовал себя Шуриком из “Кавказской пленницы”, которого похититель невест товарищ Саахов благодарит за информацию о похищении: мол, спасибо за сигнал, мы поднимем общественность, мобилизуем массы, Нина будет спасена, клянусь, честное слово!
Демченко, конечно, не Саахов — он невест не крал. А как насчет умыкания веры в справедливость?
Если уж говорить по большому счету, то я прекрасно понимаю и Демченко, и администрацию Сергиева Посада. Кому охота связываться с напрочь убитым домом. Ведь дураку понятно — окажись сейчас это строение на балансе городского хозяйства, нужно будет незамедлительно принимать меры. Делать капитальный ремонт (здание 30 лет не ремонтировалось), заново восстанавливать отопление, энергоснабжение. А все это стоит немалых денег. Куда проще, отбиваясь руками и ногами от злополучного дома, держаться до конца и не давать в обиду Хандогого. Надо признать, линия защиты здесь выстроена безупречно.
— Вы знаете, — Демченко двигает вперед королевскую пешку, — а ведь по закону все правильно, и дом никак нельзя отобрать. Что делать — несовершенное законодательство.
Но это неверно. Если муниципалитет выставляет жилой дом на продажу, то прежде всего должен поставить в известность жильцов. Причем при конкурсной продаже жилого дома преимущество остается за жильцами, а не за покупателем со стороны. То есть даже если бы жильцы в складчину выложили за дом меньшую сумму — жилье осталось бы за ними. Потому именно втихаря действовали в 1992 году чиновники и делец.
— А почему, собственно, сыр-бор, — производит городской чиновник рокировочку, — ведь Хандогий обещал расселить жильцов в новые квартиры. Разве это плохо? Другое дело, что дела у него пошли плохо. И теперь ничего не поделаешь.
И — опять неувязочка. При составлении подобного договора обязательно вводится пункт, в котором оговаривается важное условие сделки. А именно — если по истечении определенного времени жильцам не предоставляется обещанная жилплощадь, покупка считается недействительной. И если этого пункта в договоре нет, значит чиновник, подписывающий документ, не вставил его умышленно.
А вот и ход конем. Тут же, как бы по секрету, добавляется: мол, жильцы эти — те еще гуси! Как только объявили о продаже дома — они стали плодиться как тараканы. Для чего? Понятно, чтобы урвать у бедного коммерсанта Хандогого новенькую квартиру. К тому же он, благородный дон, даже не берет у них квартплату.
— С чего вы взяли?
— Он сам нам сказал!
Комментарии излишни.
И, наконец, после флангового прохода ферзем объявляется шах.
— На самом деле куплен не дом.
— А что тогда?
— Первый этаж и коммуникации.
Немая сцена. Партия.
Ну, во-первых, на самом деле никаких лишних жильцов в доме нет. Мертвые души там не прописаны, а живые не знают, куда податься. Во вторых строках, этот дон подмосковного замеса никакой не благородный и вовсе не брезгует квартирной платой. В отличие от городских чиновников, я побывал в этом доме и поговорил с жильцами. И видел самодельные квитанции на 84 рубля, которые жильцы пишут под копирку. Каждый месяц Хандогий приходит, забирает с трех “ответственных квартиросъемщиков” деньги, шлепает на квитках какую-то сизую расплывчатую печать, а уходя, свой экземпляр квитанции комкает и выкидывает в сортир. Ау! Умники из налоговой! Что вы там бухтели о расчетно-кассовых аппаратах и налогах на прибыль? Или это касается только русских баб, торгующих сметаной со своего подворья на колхозном рынке? К Хандогим это не относится?
И наконец, что касается покупки не дома, а “только первого этажа и коммуникаций”. Чиновницу из департамента Демченко я просто попросил ответить на вопрос: как лично она отнесется к попытке какого-нибудь денежного туза прикупить фундамент и унитаз со штепселем в ее собственном доме и без ее, разумеется, на то согласия? Ответа не последовало.
Не знают, каким будет ответ на все их мольбы, запросы, и жильцы злосчастного дома.
— В администрацию уже боимся идти, — говорят они, — там нам вполголоса, но внушительно говорят, чтобы мы прекратили эти хождения. Потому, дескать, что на баланс эту развалюху все равно никто брать не будет. А все наши жалобы — пустой звук. До губернатора Громова, мол, вы все равно не дойдете. А если и дойдете, уверяют чиновники, то жалоба ваша все равно к нам вернется. А наше слово вы уже знаете.
И остается попавшим впросак сергиевопосадцам верить только в чудо и губернатора. Потому что Ирина Ковалева ютится с сыном в крохотной четырнадцатиметровой комнатке, стоит в очереди на получение муниципального жилья уже 14 лет, а после этих втирушных сделок никакого человеческого жилья им, понятно, не светит. Потому что коммунальщики дают этому дому столько тепла, чтобы люди ненароком не окочурились. И когда в вашей квартире 9 градусов по Цельсию, а за бортом минус 25, жизнь не кажется особо веселой.
