Раж порядка

Мертвые души начальника райотдела

  Серебряные Пруды. Самый дальний район Подмосковья. Сюда, как писал Гоголь, хоть три дня скачи, все равно никогда не доедешь.
     Наверное, если бы не письмо сотрудников местного ОВД, мне вряд ли пришлось бы когда-то здесь побывать.
     Но то, что я прочитал, просто не оставляло мне иного выбора...

    
     У Андрюши Кулешова на всех фотографиях одно и то же изумленное выражение лица. Будто что-то в этот момент поразило его детское воображение, и он так и замер, раскрыв от удивления рот. Андрюшины фотографии россыпью лежат на моем столе, но куда бы я ни повернулся, кажется, что его взгляд преследует меня повсюду, и от этого застывшего в детских глазах немого вопроса становится мне очень скверно и тяжело. Словно я виноват тем, что вырос, стал солидным и взрослым человеком, а Андрюша навсегда останется трехлетним ребенком.
     Его убили в августе 91-го. Через четыре дня после путча. Я говорю убили, хотя во всех документах написано, что он покончил с собой. Сам. Трех лет и четырех месяцев от роду...
     Тем трагическим утром московская семья Кулешовых отправилась на дачу, в деревню Растрехаевку. Это у самой границы с Серебряными Прудами. Трехлетний Андрюша с папой, бабушкой и дедушкой — папиными родителями. Матери с ними не было — она осталась в Прудах у знакомых.
     — Мы заканчивали уже пить чай, как вбегает муж. Сначала я не поняла еще, что случилось, — подумала, может, ребенок упал, разбился. Муж находился в таком состоянии, что объяснить ничего не мог. Но когда мы примчались в районную больницу, я увидела на ступеньках капельки крови — они вели на третий этаж. Там, в перевязочной, лежал мой ребенок...
     Все, что было дальше, Леокадия Кулешова помнит смутно. Эти дни расплылись в ее памяти огромным чернильным пятном...
     Ей было не до следствия. Она не ходила на допросы, не знакомилась с уголовным делом, вполне довольствуясь невнятными объяснениями мужа. И только много лет спустя, когда боль уже затупилась, зазубрилась, Кулешова начала понимать, что что-то здесь не так. Она даже специально поехала в Серебряные Пруды — впервые после Андрюшиной смерти. Пошла в прокуратуру: дайте материалы, — но там как-то странно замялись и ничего показывать ей не стали.
     Тогда Кулешова побежала к мужу, но и тот отвел почему-то глаза: не надо тебе в это влезать. Подумай о старшем сыне. Кривцов — страшный человек...
     ...Все то время, пока я работал над этой статьей, фразу эту — в той или иной интерпретации — мне приходилось слышать неоднократно. От самых разных людей самых разных профессий: Кривцов — страшный человек.
     Кривцов — это начальник серебрянопрудской милиции. Один из старейших начальников районных УВД в области. Человек, который по идее должен защищать людей от произвола и беззакония. Но это по идее. На деле же это людей впору уже защищать от него...
* * *
     Куцая справка по результатам служебной проверки. 25 августа 1991 года в районе деревни Растряхаевка Серебрянопрудского района выстрелом из табельного пистолета Макарова был смертельно ранен Кулешов Андрей. Проверка установила, что в момент, когда начальник Серебрянопрудского ОВД подполковник Кривцов, знакомый Кулешовых, выходил из машины, из его кобуры выпал табельный пистолет. Кулешов Андрей, подбежав к пистолету, поднял его и произвел выстрел в направлении себя. Пуля попала в надбровную область, в результате чего ребенок скончался...
     ...Произойди эти события месяцем раньше, возможно, все было бы по-другому. Но это случилось в августе 91-го, когда гибель троих ребят возле Белого дома затмила собой все другие смерти. Что там какой-то мальчонка на фоне событий вселенского масштаба!
     Маловразумительные объяснения Кривцова вполне удовлетворили следствие. Хотя, казалось бы, любой, кто имеет дело с оружием, должен был задуматься: как трехлетний ребенок сумел передернуть затвор? Снять пистолет с предохранителя. Взвести курок. Это не под силу иному взрослому.
     Кривцов, правда, утверждал, что ПМ в его кобуре был на взводе, только поверить в это затруднительно. Даже сегодня, в эпоху бандитского беспредела, мне не приходилось еще встречать начальника ОВД, который носил бы постоянно готовый к бою пистолет. Не в силу даже служебных инструкций: не дай бог выпадет — самопроизвольный выстрел обеспечен.
     Тогда же на дворе и вовсе стоял 91-й. Об уличных перестрелках советские люди знали только из фильмов о бесстрашном комиссаре Каттани. Да и Серебряные Пруды — не Палермо: сведут у кого-то корову со двора, по пьянке проломят кому-нибудь голову колом — вот и вся мафия...
     Впрочем, это лишь мои рассуждения. Гораздо важнее другое. Леокадия Кулешова, мать Андрюши — кстати, врач с многолетним стажем, кандидат наук, — отчетливо запомнила: в момент смерти на лице ребенка не было следов порохового ожога.
     Означать это может только одно: пуля летела издалека. Но это значит — никакого самоубийства не было. Было убийство...
     — Не могу ничего утверждать, но уже потом я слышала такие разговоры. Якобы Кривцов приехал к нам на дачу пьяным. Они с мужем начали стрелять по бутылкам или банкам и нечаянно попали в Андрея...
     Версия эта многое объясняет. И почему отец ребенка покрывает Кривцова — он мог оказаться невольным участником убийства. И почему сам Кривцов старательно уходит от любых объяснений...
     — Мне тяжело все это вспоминать, — начальник милиции плотно сжал губы. — Не дай бог кому-то пережить то, что пережил я. Все проверки проведены. Уголовное дело прекращено.
     Я пытался было расспросить его, что же произошло тем утром в Растряхаевке, но Кривцов отвечал односложно:
     — Ничего говорить на эту тему не буду.
     — И тем не менее...
     — Не буду...
     — Но...
     — Все! Следующий вопрос.
     Бессильная злоба тугой пеленой повисла в кабинете. Я посмотрел Кривцову в глаза и понял, с каким наслаждением засунул бы он меня сейчас в камеру — как Марину Тихонову, невесту другого убитого, Андрея Ершова. Как многих прочих.
     Ничто так не приводит в бешенство, как осознание собственного бессилия, — знаю по себе. Но Кривцов сдерживался, хотя я чувствовал, как непросто это ему давалось. Пятнадцать лет в начальниках — хорошая школа...
     ...Вспоминая об Андрее, Леокадия Кулешова не плачет. Иногда только голос ее предательски задрожит, и тогда она на мгновение прикрывает глаза, чтобы придти в себя.
     — Я не верю, что мой ребенок сам себя убил. Он был не по годам развитый, смышленый — знал в три года уже все буквы... Помню, отдали его в детский сад. Спрашиваем: нравится тебе? Нет, отвечает, не о чем с ребятами поговорить...
     С мужем она развелась очень скоро после убийства. Не смогла простить неправды. Замуж больше не вышла... А Кривцов...
     Для него вся эта история закончилась сравнительно легко. Объявили о неполном служебном, но потом спустили все дело на тормозах и через год присвоили полковника, хотя за одну уже потерю табельного оружия должны были как минимум понизить в должности. Понизить, если не уволить вообще, только и в кадрах, и в инспекции по личному составу — прообразу нынешнего УСБ — у Кривцова все было схвачено, да и районный прокурор (ныне уже покойный) ходил, по счастью, в друзьях.
     Многое, очень многое пошло бы потом по-другому, многие люди, наверное, были бы живы до сих пор, если бы с делом этим разобрались тогда по совести. Если бы Кривцова остановили в самом начале пути. Только совесть, увы, понятие эфемерное, и никакого отношения к власти она не имеет.
     Кому охота была копаться в какой-то ерундовой бытовухе, ведь в Серебряных Прудах такая замечательная рыбалка. Да и продукция местного ликеро-водочного завода славится на всю область своим высоким качеством...
* * *
     Местная власть очень не любит Эльвиру Ершову. Власть вообще не любит тех, кто беспокоит ее, власти, покой. Баламутит, добивается какой-то дурацкой правды...
     Ершова бьется уже три года. Три года пытается она достучаться до милицейских и прокурорских сердец в надежде, что кто-нибудь захочет разобраться в ее беде. Она не просит ничего лишнего. Она хочет лишь одного — справедливости...
     Ее сын, 24-летний Андрей Ершов, погиб в феврале 99-го. Погиб при очень странных, если не сказать больше, обстоятельствах.
     Вечером вместе со своей невестой он ушел на встречу школьных выпускников. А рано утром родителям сообщили, что тело Андрея найдено на железнодорожных путях, возле переезда. Якобы он покончил с собой, бросившись под поезд...
     Вернее, не так. Поначалу, в первых своих показаниях, машинисты поезда утверждали, что при подъезде к Серебряным Прудам заметили человека, неподвижно лежащего на бровке колеи. Не на рельсах — около них. Он был еще жив.
     Андрей Ершов умер только через несколько часов, уже когда его доставили в районную больницу. Это одно из немногих обстоятельств дела, которое не вызывает как раз никаких сомнений. В большинство же других сделанных следствием выводов Ершова не верит.
     — Когда я пришла в больницу и увидела Андрея, первое, что я сказала: боже, это же убийство! На теле были видны побои. На руках — колото-резаные раны. И еще одна рана — длинная, сантиметров двенадцать, — на шее, тонкая, словно по горлу резанули бритвой. Вся одежда была в крови, только кровь почему-то впиталась в нее снаружи. Внутри, под одеждой, пятен не было...
     Сразу из больницы отец Андрея, не мешкая, побежал к переезду. Ему повезло: ночь стояла бесснежная, и все следы на месте происшествия не успело еще занести.
     Первое, что бросилось в глаза: возле рельсов — тех самых, где нашли якобы тело, — снег был примят, словно на этом месте лежал человек. На тропинке, идущей параллельно путям, отчетливо виднелась автомобильная колея. Шофер с многолетним стажем, он сразу же узнал УАЗовский протектор.
     Версия случившегося напрашивалась сама собой: еще живого Андрея привезли на машине и бросили на пути, но он сумел отползти и упал возле самой железнодорожной колеи. Скорее всего так оно и было, только сотрудники милиции, приехавшие на место, почему-то повели себя очень странно.
     — Первый осмотр они провели в тот же день, 7 февраля. Ничего не нашли. Но 8-го приехали вновь. И вдруг обнаруживают Андрюшины часы. Этого не может быть — накануне муж облазил здесь каждый сантиметр. А потом, когда я читала материалы дела, увидела, что дата осмотра на протоколе замазана. Вместо 8-го числа написано 7-е...
     Я беру эти часы в руки. Обычные дешевые часы. Время остановилось на них три года назад. В маленьком окошечке календаря — цифра “18”. Кожаный ремешок оторван вместе с дужкой крепления — если Ершов погиб оттого, что попал под поезд, это очень странно. Их могло раздавить, превратить в лепешку, но оторвать ремешок...
     Впрочем, если знать подоплеку случившегося, многое становится на свои места.
     — В тот вечер, — вспоминает Людмила Тихонова, невеста Андрея, — в кафе гуляло сразу несколько выпусков. Был там и Саша Кривцов — племянник начальника милиции. Я не знаю, что случилось между ними — Андрей ни разу мне об этом не говорил, — но когда Кривцов появился, его всего перекосило...
     Здесь надобно сделать небольшое отступление. В маленьких Серебряных Прудах живут сразу четыре человека с одной и той же фамилией одной и той же профессии. Михаил Кривцов — начальник ОВД. Его родной брат — начальник экспертно-криминалистического отделения. Сын брата, доводящийся, соответственно, главному Кривцову племянником, — сотрудник ППС. И, наконец, Александр Кривцов — работник областного РУБОПа.
     — Вроде люди как люди, — констатирует общее мнение серебрянопрудцев бывший следователь Владимир Жолудь. — Только где что случится, обязательно всплывают Кривцовы. Драка, ДТП... В районе с ними боятся связываться: себе дороже...
     (Многочисленных подвигов кривцовской династии мы коснемся чуть позже. Пока же вернемся к делу Ершова.)
     В тот роковой вечер между Ершовым и его невестой возникла ссора. Людмила ушла домой одна. Она ждала, что Андрей скоро вернется, но когда наступила глубокая ночь, поняла, что случилась какая-то беда.
     “Это все Кривцов, — были первые ее слова. — Это мог сделать только он”.
* * *
     —Люда, почему ты считаешь, что Андрея убил именно Кривцов?
     Девушка несколько секунд молчит, потом отворачивает взгляд:
     — Это только мои предположения... У нас в поселке все знают, что к Кривцовым, когда они пьяные, лучше не подходить. Могут сделать что угодно... Не думаю, чтобы Кривцов хотел Андрея убивать. Скорее всего они подрались, но Кривцов не рассчитал свои силы...
     Нет, это не просто предположение. Через несколько месяцев после убийства Эльвира Ершова нашла человека, который видел все, что случилось той ночью. Свою бывшую сослуживицу Светлану Тевтереву.
     — Она рассказала мне, что шла мимо переезда. Смотрит — четверо мужчин несут чье-то тело к путям. Троих она узнала. Это были двое Кривцовых — Александр и Алексей (племянники начальника ОВД. — А.Х.) и еще один милиционер, Андрей Ивлев.
     К сожалению, от своих слов Светлана Тевтерева потом отказалась. По поселку пошли разговоры, что ее здорово припугнули и даже для острастки избили сына.
     — Я долго приставала к ней с расспросами, с уговорами, — вспоминает мать ершовской невесты Светлана Тихонова. — Она поначалу отнекивалась, но потом сорвалась: “Что вы все ко мне привязались? Там была не я одна, только никто все равно правды вам не скажет”.
     Я нашел эту женщину. Откровенничать со мной она тоже не захотела. Сказала, что ничего не видела. Это все — наговоры.
     Сомневаюсь. Серебряные Пруды — город маленький. Все друг друга знают. И еще все знают, что начальник милиции Кривцов обладает невиданной властью, поэтому идти против него большинство не решается. До Москвы далеко. Выкинут с работы — чем потом кормить семью?
     Маленькая деталь: один из тех, кого опознала Тевтерева в ночь убийства, милиционер Ивлев, находится сейчас под стражей. Он обвиняется в убийстве собственного отца.
     Что же касается братьев Кривцовых, их, разумеется, трогать никто не посмел. Несмотря на многочисленные заявления родителей Ершова, племянников ни разу даже не допросили в ходе следствия, тем более что и дело само прекратили очень скоро. Официальный вердикт: причина смерти — самоубийство.
     — Этого не может быть, — Эльвира Ершова настроена категорично. — В заключении написано, что сыночку протащило под пятнадцатью вагонами. Представляете, что должно было после этого от него остаться? Он же еще несколько часов был живой. И потом: как объяснить многочисленные раны, порезы?
     Наивная женщина! А зачем, собственно, их объяснять? Кому это надо? Убило и убило. И неважно, что областная судмедэкспертиза признала выводы экспертизы предыдущей ошибочными и поверхностными. Неважно, что вскоре после случившегося невесту Ершова по совершенно надуманному обвинению — якобы она нагрубила официантке в кафе — бросили в камеру: чтоб неповадно было мутить воду. Неважно, что ее, административно задержанную, держали в одной камере с уголовниками и, когда она объявила сухую голодовку, не стали даже вызывать врача.
     — Кривцов сказал мне, — голос Эльвиры Ершовой дрожит от волнения: — Чего бы вы ни писали, я как работал, так и буду работать.
     Я смотрю на нее, потом перевожу взгляд на фотографии. На этих снимках Андрей еще жив. Высокий красивый парень. Он стоит, положив свои руки на плечи матери.
     Если бы я не знал, что женщина на фотокарточке — это та же самая женщина, которая сидит сейчас передо мной, я, наверное, никогда не поверил бы в это. Там, на снимке, она счастливая, молодая. А теперь...
     Эльвира Ершова поседела за один день, когда узнала, что у нее больше нет сына. Ей не для кого теперь больше жить...
* * *
     Что же творится в Серебряных Прудах? В районе, который находится всего в 160 километрах от Москвы? Почему люди здесь запуганы и забиты, словно живут они не в стране, которая претендует на право называться цивилизованной, а в каком-то концлагере? Почему над поселком витает страх, и только горстка отступников — ненормальных, упертых — осмеливается говорить обо всем открыто?
     Конечно, никто не выбирал Владимира Жолудя лидером серебрянопрудской оппозиции, но именно этот человек в силу упрямства своего и неравнодушия оказался во главе ее.
     Жолудь прослужил в милиции 20 лет. Уволился месяц назад, как только заработал пенсию. Последняя должность — старший следователь районного ОВД.
     — При советской власти все это было как-то незаметно. — Мы сидим в тесной квартире Жолудя, сплошь заставленной книгами. Вообще-то уже много лет он стоит на очереди, но новое жилье ему явно не светит: не пошел, как советовали, не поклонился в ноги начальнику. — И тогда, правда, Кривцов отличался авторитарностью, но после 91-го авторитарность эта превратилась уже в самодурство. В ОВД существует только два мнения: одно — начальника, другое — неправильное... Кривцов ведет себя как князек. По поселку, например, ездит с резиновой дубинкой. Ему ничего не стоит подойти, ударить кого-то — для профилактики.
     Раньше Жолудь специализировался на экономических делах. Все его попытки, однако, довести до суда хотя бы одно громкое по районным меркам дело заканчивались крахом.
     С ним пытались договориться по-хорошему. Начальник предлагал даже место своего заместителя — лишь бы Жолудь успокоился, перестал мутить воду. Тот упорствовал.
     — В нашем районе не действуют никакие законы. Все решает местная власть: глава, начальник милиции, прокурор, судья. Это как стена — ничем пробить ее невозможно. Потому все, что творит Кривцов и его родственники, сходит им с рук...
     — Почти никто этого вам не скажет, — вторит Жолудю Сергей Мигунов, депутат местного районного собрания, — но в поселке живет страх. Любой предприниматель знает: не выполнишь вовремя команду милиции, не заплатишь дань — твой бизнес сразу же прикроют...
     Когда Мигунов избирался в депутаты, местная власть делала все, чтобы снять его с дистанции. Вплоть до того, что задерживали его знакомых, привозили на “беседу” в ОВД.
     — Есть у меня друг детства. Судимый. Он потом пришел ко мне, рассказал, как из него выбивали признания, будто бы я давал ему деньги. То есть подкупал. С другими, может, и стеснялись — а этот что? Уголовник! Отмутузили будь здоров... Все равно, мол, ничего за это не будет.
     Преступление без наказания — вот причина всего происходящего. От чувства безнаказанности власть дуреет, превращается в зверя, почуявшего кровь...
     ...98-й год. В ресторане “Серебряные Пруды” гуляли заезжие москвичи. Местные затеяли драку и прикладом ружья изувечили одного из гостей, Евгения Ермакова. Он остался инвалидом.
     Следствие вел уже известный нам Владимир Жолудь. И по сей день он уверен, что Ермакова искалечил один из племянников Кривцова, но, сколь ни пытался он вызвать того на допрос, так и не смог. Серебрянопрудские розыскники отказывались выполнять следственные поручения.
     2000 год. 14 сентября на втором километре шоссе Серебряные Пруды — Дудино был насмерть сбит семнадцатилетний парень. И хотя свидетели ДТП в один голос утверждали, что водитель машины был пьян, обязательной в таких случаях экспертизы никто делать не решился. Убийце — 20-летнему Белякову — дали потом условный срок. Почему?
     Да потому что в машине этой находился племянник начальника милиции, Алексей Кривцов. Тот самый Кривцов, который вместе с братом-рубоповцем, по заявлениям Ершовой, убивал ее сына.
     88-й год. Начальник милиции въезжает в стоящую у дороги карету “скорой помощи”. Вина его была очевидна, однако водителя “скорой” Николая Дюпина все равно лишили прав. А через год в суд пришла бумага: иск к Дюпину.
     — Судьей работал тогда Андрианов, бывший начальник милиции, — вспоминает Нина Дюпина, мать Николая. — Он вызвал меня, говорит: Коля ведь ни в чем не виноват, давай я найду тебе хорошего адвоката. Адвокат пришел, посмотрел материалы дела и опешил: к делу было подшито якобы собственноручно написанное сыном заявление, что за час до аварии он выпил литр водки... Такой несправедливости Коля не выдержал. Через два дня у него случился разрыв сердца...
     Этот печальный список можно продолжать бесконечно. После другого ДТП, например, когда Кривцов на своей машине столкнулся с “КамАЗом”, водитель “КамАЗа” Борис Абашкин долго писал заявления в прокуратуру, требуя возбудить против начальника дело. Он утверждал, что Кривцов избил его, показывал даже медицинские справки, только это мало кого убедило. Прокуратура поверила словам полковника, который, понятно, все отрицал...
     ...Я стою у кирпичного дома, в самом центре поселка. Для Москвы дом этот ничего особенного не представляет, но для Серебряных Прудов это — верх роскошества.
     Этот дом — наглядное свидетельство нерушимой дружбы всех ветвей серебрянопрудской власти. В одночасье, минуя очередь, здесь получили квартиру почти все местные бонзы: прокурор, начальник милиции, судья и даже личный водитель главы. Это притом что очередь на жилье не уменьшается в районе годами. Люди ютятся в бараках. У всех начальников же квартиры имелись и без того, только ведь надо что-то оставить и детям...
     Почему местная власть покрывает Кривцова — понятно. Он член команды. А вот по какой причине закрывает на все глаза прямое кривцовское начальство, областная милиция?
     — Да потому, — отвечает бывший начальник Узуновского отделения Владимир Евдокимов, — что у Кривцова очень хорошие отношения с замначальника ГУВД по кадрам генералом Капитаншиным. И с полковником Харламовой — замначальника Управления кадров. Харламова местная, когда-то работала у нас секретарем райкома. А кадры решают все.
     — У меня было в производстве дело, — продолжает отставной следователь Жолудь, — о хищении из школы десяти тонн солярки. Когда стали заниматься, выяснилось, что похищенное вывозил на своей машине родственник Харламовой. Разумеется, дело расследовать мне не дали... Об этой связи знают все. Кривцов даже помог построить в районе Харламовой дачу. Обычное дело: брали административно задержанных, бесплатную рабочую силу, и вперед — на стройку...
     В учебниках истории написано, что крепостное право отменено в России в 1861 году. Враки! В Серебряных Прудах оно действует до сих пор.
     — Все соседи мне об этом говорили, — Валерий Пастухов, новый владелец бывшего дома Кривцова, скрывать ничего не намерен. — Дом этот строился “пятнадцатисуточниками”. Ни за что хватали на улицах людей и сюда... Я до сих пор нахожу в водопроводных трубах камни: в отместку ему сыпали...
     Пастухов — мой коллега. Когда-то работал в ТАСС, но на старости лет решил обменять московскую квартиру на подмосковный дом. Тут-то и появился Кривцов.
     — Он обманул меня. Когда я приезжал смотреть дом, все было в полном порядке. Потом Кривцов взял у меня паспорта — якобы что-то оформить — и, ничего нам не говоря, выписал всю семью из Москвы... Приезжаю — батюшки! Все подоконники, рамы заменены на какую-то рухлядь. Даже колонку обогревательную снял, поставил ржавую... И вон, видите, прямо на участке стоит высоковольтная вышка? Это же грубейшее нарушение. Такой участок вообще не имели права давать. Он обещал, что ее уберут через месяц, но прошло уже почти пять лет... Пытался поговорить с ним — не хочет и слушать...
     В отличие от Пастухова мне повезло больше. Начальник милиции полковник Кривцов согласился-таки встретиться со мной. Правда, не сразу.
     Собственно, разговор этот ровным счетом ничего мне не дал. Ни на один вопрос Кривцов по существу не ответил. Либо уходил от них, либо говорил, что это не его компетенция.
     Через полчаса я встретил его в местной администрации, где глава Александр Таскин, правящий районом еще со времен Черненко, рассказывал мне о достижениях Серебряных Прудов и успехах жилищно-коммунальной реформы. Правда, чем настойчивее становились мои вопросы, тем сильнее он раздражался, и под конец уже не выдержал:
     — Почему вы вот именно сегодня решили нас? — спросил он лексикой Черномырдина. — Мне кажется, что-то есть у вас.
     — Что?
     — Определенный заказ. Потому что по-другому в данный район за 200 километров трудно ехать по снегу. Тем более зимой.
     С этой логикой спорить было трудно. Да и незачем, в общем, ибо спорить с человеком, искренне уверенным в том, что журналист первым делом должен зайти “на чашку чая” в администрацию, а не начинать с “каких-то там объездов, пустая трата времени”...
* * *
     Начальник подмосковной милиции генерал Головкин слушал меня очень внимательно.
     — Хорошо, — он прихлопнул ладонью по столу, — обещаю вам, что самым тщательным образом разберусь в этом вопросе и приму объективное решение.
     — То есть, если изложенные мною материалы подтвердятся, Кривцов будет уволен?
     — Именно так...
     Головкин возглавил областное ГУВД сравнительно недавно. В наследство от предыдущего начальника ему достался нелегкий груз.
     Кое-что, впрочем, Головкин успел уже сделать. Решается вопрос по главному милиционеру Химок (о его “подвигах” я писал в прошлом году). Ушли на заслуженный отдых начальники Одинцовского, Нара-Фоминского, Талдомского УВД.
     Это происходит не в силу какого-то реформаторского зуда нового начальника. Профессионал более чем с 30-летним стажем, бывший начальник Вологодского УВД, он понимает, что какие-либо изменения невозможны без избавления от балласта.
     — Что меня поразило? — размышляет Головкин вслух, — здесь население совершенно по-другому относится к милиции. Не хватает доверия. В Вологде мой телефон был известен всей области — каждый мог позвонить. Здесь же на первый прием ко мне вообще не пришел ни один человек: значит, не допускают...
     — Конечно, невозможно сравнивать Вологодскую и Московскую области, — продолжает генерал, — степень коррумпированности в северных регионах значительно ниже. Только без помощи самого населения, прессы мы бессильны что-либо сделать...
* * *
     ...Коррупцию в милиции победить не удастся, наверное, никогда.
     Но если хотя бы удастся возвратить людям надежду... Вернуть утраченную веру... Поставить на место зарвавшихся начальников, подменивших власть своими сытыми рожами...
     Что ж, это будет не так уж и мало... И отставка полковника Кривцова станет самым лучшим доказательством того, что реформы в МВД действительно идут...
    

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру