Реакция России на официальное уведомление администрации президента Джорджа Буша о выходе США из Договора по ПРО (сам выход из договора должен произойти в июне 2002 года) фактически доказала, что договор как элемент двусторонних отношений устарел.
Уровень современных отношений двух стран таков, что в них при этом не произошло кризиса.
Впрочем, для экспертов это не стало неожиданностью. Стратегическая ПРО США при любых сценариях развития в следующие 7–10 лет не обесценит российский потенциал ядерного сдерживания. То есть еще 7–10 лет (для сравнения – это два президентских срока) Россия будет иметь возможность беспрепятственно нанести ракетно-ядерный удар по территории США. Никакая американская ПРО этого в указанный период не предотвратит. Таким образом, на среднесрочную перспективу полноценное ядерное сдерживание сохранится даже на фоне начала развертывания в США национальной ПРО.
Если России система ПРО не угрожает в следующие 7–10 лет, в чем же тогда проблема?
Двусторонние отношения могут пережить развал Договора по ПРО, так как в этих отношениях уже произошли и продолжают происходить положительные изменения – Россия и США не только не рассматривают друг друга как врагов, но готовы к сотрудничеству, в том числе по вопросам безопасности и оборонной политики. В каком-то смысле все 90-е годы (даже с учетом откатов в двусторонних отношениях) Россия и США шли к развалу Договора по ПРО. В 2001 году, чем лучше становились двусторонние отношения Россия–США, тем, как ни странно, больше появлялось аргументов у сторонников выхода из Договора по ПРО.
Россия пока имеет только уведомление о выходе США из договора через шесть месяцев. И вполне логично реагировать не на уведомление, а на сам факт выхода из договора. Таким образом, шесть месяцев с декабря по июнь – это переходный период, когда Россия вполне может обдумать варианты своих действий, лучше узнать дальнейшие намерения США, что же именно Россия и США могут предложить взамен традиционным отношениям ядерного сдерживания. И уже на этой основе принять решение о реакции на факт выхода из Договора по ПРО. Официально назвав решение администрации президента Буша ошибочным, Россия не подписалась под этим решением, не приняла его и даже не «расписалась в получении». Россию поставили перед фактом. Все это сохраняет России полную свободу рук в выборе конкретных вариантов реакции на сам факт выхода США из Договора по ПРО (реакции как политической, так и военно-технической). Можно предположить, что в значительной степени (хотя, конечно, и не полностью) эта реакция будет основана на диалоге с США и вообще с Западом в ближайшие несколько месяцев.
Аргументы о том, что договор устарел и не отвечает реалиям отношений России и США, практически нельзя опровергнуть. Но это так только в двустороннем формате. Если вести речь не о двусторонних отношениях или даже не об отношениях России с Западом, который США в рамках союзнических отношений продолжают прикрывать «ядерным зонтиком», а более широко – о системе международной безопасности, – то последствия выхода США из договора могут оказаться крайне негативными. США как лидер современного мира подали вполне конкретный пример поведения. Если этому примеру станут подражать остальные, то пострадают прежде всего сами же США.
Международное право – это хрупкий механизм. Он долго создается, но его легко разрушить. Например, как поступать, если Иран (или Северная Корея) заявят о выходе из Договора по ПРО, из Конвенции о запрещении бактериологического оружия. Нет никаких формальных механизмов удержать эти страны от подобных шагов.
Четыре витка дискуссии о системах ПРО
У многих, кто помнит дебаты времен холодной войны, сегодняшние споры вокруг ПРО оставляют впечатление своего рода дежа вю. Это вполне оправдано, так как сейчас дискуссии по ПРО проходят уже четвертый виток. Предыдущие три – это обсуждение американских систем Sentinel и Safeguard в 60-е и 70-е годы, планов звездных войн в 80-е, создание глобальной системы защиты от ограниченных ракетных ударов начала 90-х.
Запуск спутника в 1957 году, а затем и первые испытания советских межконтинентальных баллистических ракет (МБР) продемонстрировали США уязвимость их территории. Начали серьезно обсуждать возможность создания ПРО через совершенствование ПВО. Китай – в то время союзник СССР в Азии, выступавший против политики США в этом регионе, – стал своего рода прототипом будущих государств-парий. Так, в 1967 году министр обороны США Роберт Макнамара сумел обосновать необходимость начала программы Sentinel, сославшись именно на угрозу, исходившую от Пекина. Противники этой программы говорили о ее неэффективности, поскольку она вряд ли могла бы противостоять соответствующим контрмерам. Некоторые эксперты говорили о риске новой гонки вооружений. При президенте Ричарде Никсоне главным доводом в пользу программы, которая была переименована в Safeguard, стала защита баз межконтинентальных баллистических ракет (МБР).
В начале 80-х годов наступил новый этап в истории ПРО – появилась программа звездных войн. В 1983 году президент Рональд Рейган санкционировал начало долгосрочной исследовательской программы. В основном все сводилось опять же к защите ядерных сил США от первого удара со стороны СССР.
В конце восьмидесятых годов опасения по поводу распада СССР навели политиков на мысль о возможности случайных или несанкционированных запусков. Реакцией на это стало предложение администрации президента Джорджа Буша-старшего в 1991 году создать глобальную систему защиты от ограниченных ядерных ударов. Помимо прочего, она должна была служить своего рода «страховкой» в случае появления новых ядерных государств. Этим проектам был положен конец после прихода к власти администрации Билла Клинтона, которая в 1993 году сосредоточила финансирование и технические усилия на развитии систем ПРО театра военных действий, оставаясь, впрочем, приверженной цели создания системы ПРО страны, но последняя перестала быть приоритетной.
Таким образом, США постоянно пытались (за исключением нескольких лет затишья с 1976 по 1983 годы) создать ограниченную территориальную систему защиты от баллистических ракет. Она рассматривалась в качестве:
– либо замены для системы сдерживания в случаях,
а) когда сдерживание неэффективно (несанкционированный или случайный запуск);
б) когда есть сомнения, что противник полностью воспринимает логику сдерживания (Китай, Северная Корея);
в) когда угроза настолько ограничена, что использовать для ее предотвращения ядерное сдерживание нецелесообразно (например, неядерный ракетный удар);
– либо элемента сдерживания («сдерживание через недопущение победы») против массированного разоружающего удара или против ограниченной угрозы.
Однако современная дискуссия по проблемам ПРО имеет три заметных отличия от дебатов времен холодной войны. Во-первых, практически найдены необходимые технические решения: технология неядерных перехватов достигла таких высот, когда она вполне может служить основой для системы ПРО страны. Во-вторых, проблемы ПРО уже не носят двухстороннего характера. В ближайшие годы развитие тактических систем ПРО продолжит набирать темп и станет затрагивать интересы все большего количества стран. Некоторые эксперты даже полагают, что мир находится на пороге «эры ПРО»: на службу в израильскую армию уже поступают первые неядерные перехватчики для систем ПРО, а за ними последуют и такие американские комплексы, как Patriot-3 (PAC-3).
