Леонид Якубович: Все остальное за-ба-вно
— Разговоры о том, что ты хочешь оставить “Поле чудес”, пошли чуть ли не с самого начала твоей работы?
— Я об этом думал с 95-го года. Все должно иметь свое время и свое место. Ничего не может быть статичным. Ничего, даже очень хорошее. Хотя я мечтаю жить во времена, когда перемен не будет никаких. Тем не менее телевидение — вещь чрезвычайно динамичная. Если ничего не менять, все довольно быстро кончается. Несмотря на все мои старания и попытки что-то изменить, никто на это не пошел.
— А что ты предлагал?
— Сначала, в 92-м или 93-м году, я переиначил ситуацию, несмотря на большое противоборство Листьева. И это стала игра не про то, во что играют, а про тех, кто в это играет. Прошло еще 9 лет. Теперь надо что-то менять внутри. Я думаю, надо добавить степень риска, чуть поменять формулу игры, потом на уровне всех остальных подобных программ надо резко увеличить стоимость призов.
— А что, эти призы уже не возбуждают игроков?
— По тем временам у меня была огромная разбежка: ключи от машины или банан. На этом можно было играть. Шоу — это то, что начинается с миллиона долларов и выше. А все, что до этого, — говорящие головы в кадре и вялые интервью. Так вот у них, в Америке, на “Колесе Фортуны” лежал миллион долларов. И, помню, в 93-м году я видел эту запись — какая-то тетенька выиграла миллион. У меня было ощущение, что нация встала в восхищении. Американцы были в совершеннейшем восторге — просто всеобщий праздник.
— А у тебя самый большой приз какой был?
— Автомобиль. Еще помню, яхту адвокат Андрей Макаров у нас выиграл и отдал ее в детский дом. Во-первых, у нас нет миллиона долларов, что жалко. А во-вторых, если бы кто-нибудь выиграл миллион долларов, это был бы враг нации номер один.
— Ты тоже считаешь, что Россия страдает от зависти к соседу?
— Это очень тонкий баланс. У нас не такое среднеблагополучное общество. И потом — эта ситуация очень трогательная, надо создать в воздухе какую-то атмосферу, чтобы все были очень довольны.
— Получается, тебе платили деньги, чтобы ты создавал эту атмосферу сам, из ничего, и ты в конце концов отказался?
— Я уходил так несколько раз. Это очень мучительные моменты, потому что менеджер в мире победил художника, и уже не понять, что первично и что вторично.
— То есть ты разругался в пух и прах с руководством телекомпании ВИД?
— Ничего подобного. Это они высказывали все, что думают про меня. Что они завалены письмами с просьбой сменить ведущего и т.п.
— Но ведь это же, наверное, вранье?
— Может быть, да, не знаю, не читал. Но я не об этом. Надо все-таки разделить понятия “творчество” и “технология”. Надоел этот извечный вопрос — кто главнее в театре: главный режиссер или директор? Вообще рвать всегда трудно. Есть неизвестность. Начинать новое дело в любом возрасте волнительно. Надо еще поддерживать какое-то реноме. Вообще, творить можно только в состоянии влюбленности, когда к тебе хорошо относятся.
— Что ты будешь делать на НТВ? Говорят, что ты уже подписал контракт?
— Нет, вопреки слухам с НТВ я контракт не подписывал. Существует определенная договоренность. Мне сделано предложение, которое меня устраивает. Мне сделан ряд других предложений. Но пока то, что мне предложили на НТВ, наиболее подходит к тому, что я себе придумал.
— Как ты относишься к генпродюсеру ОРТ Константину Эрнсту?
— Вполне сносно отношусь. Ситуацию он держит. Он проводит по 12—13 часов на работе, бегает на съемки, его интересует и свет, и декорации — это плюс. В отличие от многих других из его окружения он действительно этим увлечен. Это его жизнь, это его дом.
— Когда ты появишься на НТВ?
— Тут не должно быть спешки, хотя придумана, на мой взгляд, замечательная вещь.
— Кого возьмут вместо тебя вести “Поле чудес”?
— Вот этого я совершенно не знаю. Вообще, меня можно сравнить со старым пиджаком, без которого вроде обойтись можно, но выбрасывать жалко.
— Почему тебе до сих пор не присвоили “народного”?
— В ноябре исполнилось ровно десять лет с момента, как я веду “Поле чудес”. Я думаю, что держаться десять лет на первом месте — это вполне достойно, но вот от звания “народного” я бы поежился. Вот Евстигнеев — народный артист России, а мне вполне достаточно, например, ордена Дружбы. Выражение симпатии нашего населения могло бы в это вылиться.
— Вот такие у нас люди — не нужны деньги, лишь бы по головке погладили?!
— Я думаю, что да. На месте президента я бы развивал институт государственной благодарности. Не все оценивается деньгами. Если мы не можем дать хлеб, надо дать зрелище. Каждый человек, отработавший до пенсии, заслуживает признания. Я люблю перебирать свои грамоты и вообще вспоминать свою молодость. Мы ведь тогда думали, что очень нужны и делаем что-то полезное.
— Леня, а сколько тебе лет?
— 56.
— Как ты выдерживаешь такой ритм жизни — и ТВ, и кино, и бильярд, и самолеты?
— А что здесь так удивляться, это все мои любимые занятия. Я живу по принципу — каждый день должен доставлять удовольствие, что бы ни случилось. Если бы я занимался тем же, чем все, я бы сейчас стоял в кимоно с горными лыжами. Но у меня другое хобби — бильярд. Мне понравились люди за бильярдным столом. Еще раньше мне понравились люди, которые научили меня летать. Никакого экстрима в этом нет. И жена летала со мной много времени. И сын летал. Из авиационного опыта я сделал ценный вывод: любой героизм — это следствие раздолбайства.
— А ты настоящий летчик?
— Теперь да. Мы с приятелем в прошлом году закончили Калужское авиационное училище. Учились три года, теперь у меня второе образование — техническое.
— А первое какое?
— Инженерное. МИСИ закончил — 11 лет учился на инженера по теплогазоснабжению.
— Но в конце концов из тебя получился артист, и сейчас ты снимаешься в фильме “О’кей”. Это рабочее название?
— Да. Это Олег Фомин снимает, который “Next” с Абдуловым сделал.
— Ты друг Абдулова по сценарию?
— Это случайное знакомство, перешедшее в дружбу.
— Как с Абдуловым работать?
— Он такой же, как все люди. Абсолютно нормальный человек. И великий русский актер. Впервые за последние годы, глядя на него, я испытываю абсолютное удивление, смешанное с восхищением.
— Ты у него учишься?
— Я не успеваю учиться. Мы делаемся партнерами. Это дорогого стоит.
— То есть ты не “зазвездился”?
— Я бесконечно далек от этого. Я трудоголик и ужасно люблю работать. Есть, конечно, безумно приятные моменты: все улыбаются, куда бы ты ни пришел, тебя все знают, всюду пускают. Это очень приятно. Я вообще не могу понять: что такое звездная болезнь? Самая большая звездная болезнь, по-моему, была у каждого человека в детстве, когда все живут ради тебя, всех интересует, покакал ты или нет.
— Это ты судишь по своей маленькой дочке? Сколько ей сейчас?
— Почти четыре, а внучке почти два. Моя мать, кстати, когда-то сказала одну хорошую фразу про детей — это не дети должны быть нам благодарны всю жизнь, а наоборот. Это мы должны быть благодарны детям за эти несколько лет радости.
— Твоя жена?
— Марина. 38 лет, сейчас увлекается ландшафтным дизайном.
— Вы с ней часто смотрите телевизор?
— Я смотрю НТВ-плюс, “Дискавери”. Это не совсем телевизор.
— Согласись, телепрограммы внушают мало оптимизма.
— Если иметь в виду новостийный ряд, то — да. А все остальное можно при желании сделать довольно-таки забавным.
P.S. Интервью у Леонида Якубовича взято во время съемок программы “Первые лица” на канале ТНТ. Эфир — в воскресенье, 10 февраля, в 15.00. Приносим извинения Леониду Аркадьевичу за неточную информацию, опубликованную во вчерашнем номере, о том, что он якобы уже подписал контракт с НТВ.