— Как же так, доченька, — плакала мама, — одна, в чужую страну, к совершенно незнакомому человеку!
— Инка, пойми, это же Интернет! — втолковывала лучшая подруга. — Человек может оказаться совсем не тем, кем представлялся в Сети. Может, он вовсе не тридцатилетний инженер, а маньяк-импотент преклонных лет, живущий на пособие по безработице!
Но обычно рассудительная и осторожная Инна была непреклонна. Ей вдруг ужасно захотелось новых ощущений, захотелось вырваться из скучной повседневности в неведомую и такую манящую заграничную жизнь.
Андрей Овчаренко к тому времени жил в Торонто уже пять лет. Он эмигрировал туда вместе с первой женой и дочерью, но жена вскорости нашла ему замену в виде респектабельного местного жителя, последовал развод, и Андрей остался один на один с суровой необходимостью завоевывать свое место под нежарким канадским солнцем. Начинать пришлось с традиционного эмигрантского заработка — шоферского, потом Андрею несказанно повезло и удалось устроиться на должность менеджера в транспортную компанию. Потом он стал понемногу расти по службе, и через несколько лет даже обзавелся крохотной, но собственной квартиркой — она служила свидетельством некоторого жизненного успеха. Вот только порадоваться за Андрея было некому — он так и не сумел обзавестись на новом месте ни друзьями-приятелями, ни подругой жизни. Бывшая жена решительно пресекала любые его попытки повидаться с дочерью, а все прочие родственники остались в Москве. Иногда от одиночества хотелось взвыть по-волчьи, иногда Андрей находил себе суррогатное общество в Интернете.
Когда он встречал Инну в аэропорту, волновался так, словно это было первое и последнее свидание в его жизни. Ему никак не верилось, что эта симпатичная девушка ради него совершила долгий перелет через океан — за годы жизни в Канаде он отвык от того, что ради него кто-то может хоть что-то совершить.
Приехав с Инной домой, он не знал, куда ее усадить, о чем говорить. Он то и дело ронял вещи, зачем-то отнес ее сумку и плащ в ванную, накрывая на стол, несколько раз доставал из холодильника заранее купленные угощения и убирал их обратно. Андрей смотрел на Инну так, будто никогда до сих пор не видел женщины. Когда они сели наконец ужинать, он вдруг вскочил и схватил стоявшую на столе бутылку вина:
— Это не то вино, не самое лучшее! Я сейчас сбегаю в магазин, куплю другое!
Инна пыталась его отговорить, но это было бесполезно. Он торопливо оделся, потом остановился и, не дойдя до двери, вернулся назад.
— Передумал идти? — спросила Инна.
— Нет... Только не знаю... Скажи, а ты не уйдешь, пока меня не будет?
Через год у них появился сын Виталик. Роддом в Торонто произвел на Инну неизгладимое впечатление — приглашать на роды там принято не только мужа, но и всех родных и близких. Радостные группы гостей толпились вокруг орущих рожениц, щелкали затворами фотоаппаратов, снимали процесс на видео. Инна же производила сына на свет в гордом одиночестве — ей как-то не хотелось, чтобы Андрей в это время находился рядом. Она считала, что роды представляют собой не самое эстетичное зрелище.
В двухместной послеродовой палате с ней лежала одна из обладательниц многочисленного семейства. Дверь палаты не закрывалась ни на минуту — к соседке то и дело приходили какие-то родственники, приводили совсем сопливых малышей, раз привезли на инвалидном кресле престарелую бабушку. Инна уставала и раздражалась от такого постоянного многолюдья, и в то же время чувствовала себя заброшенной. Андрей забегал к ней по вечерам, но совсем ненадолго: ему надо было еще успеть подготовить дома все необходимое для встречи младенца. Именно тогда она впервые пожалела о том, что они живут в Торонто, а не в Москве.
Потом она жалела об этом все чаще. Дело даже не в том, что одной справляться с маленьким Виталиком было трудно — она справлялась, да и Андрей в качестве отца проявлял себя наилучшим образом, и памперсы менял, и по ночам малыша укачивал. Главное — некому рассказать о том, что у сынули появился первый зуб, что он научился громко смеяться, что он очень похож на мужа, и даже родинка на шее у них одной и той же формы. Здесь не принято обсуждать свои дела ни с соседями, ни с сослуживцами.
— Такое впечатление, что в этом чертовом городе никто ни с кем не общается! — возмущалась Инна.
— Люди заняты делом, у них нет времени на пустую болтовню, это тебе не Россия! — не слишком уверенно возражал ей Андрей.
— Дело, одно только дело, а когда же жить? Какая радость может быть без общения? Скучно! Я тут за полтора года ни разу не ходила в гости!
Она представляла себе, как в Москве знакомила бы Андрея со своими родными, как хвасталась бы им перед подругами, как в дом каждый день приходили бы гости посмотреть на маленького Виталика.
— Не могу больше! Андрюш, давай уедем в Москву! Такой праздник по поводу возвращения закатим, весь город вздрогнет! — собравшись с духом, выпалила она однажды вечером, когда они, как всегда вдвоем, отмечали полугодие Виталика.
— Что ж, — неожиданно легко согласился Андрей, — надо подумать. Вообще-то мир посмотрели, себя показали, теперь можно и домой!
Инне показалось, что он уже давно ждал этого предложения.
— Знаешь, — сказала она как-то Инне, — самыми спокойными для меня были те два года, что вы жили там. По крайней мере, я верила твоим письмам, что у вас все хорошо!
В один из вечеров, когда муж явился домой за полночь и навеселе, Инна устроила бурную сцену со слезами и истерикой:
— Если тебе наплевать на нас, можешь убираться!
— Инуль, — пытался оправдываться Андрей, — просто у нашего главбуха был день рождения, мы отмечали...
— Ты, кажется, забыл, что у тебя есть семья!
— Почему я не должен в жизни видеть ничего, кроме семьи! Ты просто психопатка!
— Вот и катись к своему главбуху! Видеть тебя не могу! Катись, сказала, никто плакать о тебе не будет! — она схватила его за рукав пиджака и с силой толкнула к двери. Раздался треск рвущейся материи.
— По-о-онял, — с трудом сдерживая ярость, протянул муж. — Я так и думал!
Он быстро вышел из квартиры и хлопнул дверью так, что с полки в прихожей со звоном полетели какие-то стеклянные вазочки.
...Тот вечер Инна не забудет никогда. Она только что вернулась со свидания с новым приятелем. Он ей нравился, не более того, но это уже давало надежду, что со временем появится и любовь — по крайней мере, так говорили более опытные подруги. И тут раздался телефонный звонок. В трубке она услышала задыхающийся голос свекрови:
— Андрей в больнице... Попал в аварию... Состояние критическое... Я считаю, ты должна знать...
Как она доехала до больницы, Инна не помнила. Потом все было как в тумане: коридоры с каталками, отвратительный белый кафель, врачи в шапочках, надвинутых на глаза, фраза, убивающая наповал: “Пока никаких прогнозов дать не могу. Поврежден позвоночник...”
В реанимацию к мужу ее пустили только на другой день. Инна смотрела на обмотанного какими-то трубками Андрея и боялась дышать, чтобы не повредить ему. Он не двигался и не открывал глаза.
“Господи, — еле слышно шептала потом Инна, стоя у окна в больничном коридоре, — сделай так, чтобы он остался жив! Пусть будет каким угодно инвалидом, только чтоб был жив!”
Наверное, господь услышал ее молитвы — Андрей не умер. На долгое время больница стала их домом. Инна не отходила от мужа ни на шаг, забыв о сыне, о родителях, обо всем. Он смотрел на нее так, словно до сих пор никогда не видел женщин...
“Не могу обещать, что он когда-нибудь сможет ходить, — объяснил ей врач, когда Андрея выписывали домой. — Но обязательно надо пробовать. И каждый день по нескольку раз делать гимнастику. Даже если он не встанет на ноги, это необходимо для нормального функционирования органов...” Далее следовал длинный перечень упражнений и разъяснения по поводу их воздействия на организм. Инна старательно записывала каждое слово в толстый блокнот.
Через полгода он понемногу начал ходить. Инна слушала знакомое шарканье тапочек и чувствовала себя самым счастливым человеком на свете. Ближе к лету Андрей уже мог спускаться по лестнице, и они выходили гулять. Они подолгу бродили по улицам, разговаривали и не могли наговориться. А однажды он подхватил ее на руки. Инна сначала испуганно закричала, но увидела сияющее лицо мужа и поняла, что болезнь отступила окончательно.
...Скоро Андрей вышел на работу. Инна занялась совсем заброшенным ею сыном. Все вернулось на круги своя.
Какое-то время они еще объяснялись друг другу в любви и гуляли по вечерам в парке, но это случалось все реже и реже. Зато все чаще и чаще Андрей стал задерживаться на работе или вести дома по телефону долгие деловые разговоры. Инна нервничала и сердилась.
— Опять твои носки разбросаны по всей комнате! — раздраженно говорила она мужу.
— Оставь меня в покое, пожалуйста! — отмахивался тот, смотрел на часы и торопливо уходил. Инна в сердцах хлопала дверями.
Как-то после очередной ссоры ей попался на глаза номер телефона старого знакомого. “Позвонить, что ли!” — почесала в затылке она.
А неделю назад Андрей пришел домой далеко за полночь и навеселе. Инна встретила его в слезах:
— Между прочим, сегодня годовщина нашей свадьбы!
— Да? Ну, извини, забыл!
— Ты, кажется, вообще забыл, что у тебя есть семья!
— Хватит орать! Ты просто психопатка!
Подобные сцены повторяются постоянно. Ни Инна, ни Андрей не знают, как вернуть прежнюю любовь. Неужели для этого снова должна случиться беда?
Комментирует психотерапевт Михаил Ястребов:
Эта история — ярчайший пример того, насколько губительна монотонность даже для очень сильных чувств. Ведь любовь сама по себе — бегство от обыденности. Но рано или поздно, особенно в семейной жизни, она все равно входит в спокойное русло. Люди импульсивные, обладающие авантюрным складом характера, часто воспринимают это как трагедию. Переход в русло повседневности воспринимается многими как уход любви. Поэтому очень важно осознавать неизбежность такого периода, понимать: он вовсе не означает, что “любовная лодка разбилась о быт”. Это первое.
Второе: людям, болезненно воспринимающим скуку повседневности, необходимо самим планировать свою жизнь, время от времени разрывать ее монотонное течение. Любовь нельзя пускать на самотек. Ей постоянно нужна подпитка, и сделать это могут только сами партнеры. Смена привычной обстановки, поездки, походы с палаткой — все может служить для этой цели. Очень полезно вместе мечтать о будущем. Импульсивным людям необходим адреналин — если они не получают его в ходе совместной жизни, то непременно начнут искать на стороне.
Третье: не стоит считать любовь постоянной и неизменной величиной. Она имеет свои приливы и отливы. Чем более бурный прилив, тем тягостнее воспринимается отлив. А на самом деле это закономерность, неизбежная, как смена времен года. Ее нужно осознавать и спокойно ждать следующего прилива.
И последнее. Думаю, немалую роль в нагнетании домашней напряженности в этой семье сыграли родители. Не потому, что они плохие: просто старики давно выработали свой жизненный стереотип и вольно или невольно вынуждают молодых под него подстраиваться. Какими бы замечательными ни были родители, молодой семье всегда лучше жить отдельно. Как бы мягко ни выказывали они свое неудовольствие, оно всегда будет раздражать противоположную сторону. Редчайший случай, когда старшее поколение проявляет такую мудрость, что никак не реагируют на те моменты в жизни детей, которые им не нравятся. Поэтому в больших семьях, состоящих из нескольких поколений, я не вижу ничего хорошего. Совместное проживание с родителями — слишком серьезное, подчас невыносимое испытание для молодой пары.
