...Сначала она не хотела разговаривать. Ни с кем. Еле сдерживала слезы, хотя прошло уже четыре дня после награждения Жени. Серебряной олимпийской медалью.
— Мой сын так верил, что выиграет! А после короткой программы заболел. Температура 39. Так что не спрашивайте, как он пережил свое поражение... — больно было слышать убитый материнский голос. И так хотелось поддержать Татьяну Васильевну, но чем? Ведь ясно, что никакой медали, кроме золотой, на груди своего сына она не видела. Но рыдала не из-за медали. Она поняла, что Женя сорвался. И один вопрос разрывает сердце: выкарабкается ли?
— Похоже, у Жени нервы не выдержали?
— Не знаю! Ничего не знаю. Не могу я сейчас думать ни о каких медалях. Господи, я только знаю, что мой сын сейчас болен, а я не могу ему помочь. Даже поговорить с ним не могу. Вчера позвонила, а подошел какой-то другой человек, спортсмен, наверное. Сказал, что Женя спит, что ему очень плохо...
— И все же вам удалось пообщаться с ним после выступления?
— Удалось. Но он едва мог говорить. Был очень расстроен. Он чувствовал, что многие не хотели, чтобы он выиграл. Болели за Ягудина. А я все никак не могу понять, зачем было так стравливать Женю с Лешей. Ведь они оба наши. Они ведь оба могли не выиграть под таким прессом. И что тогда? Хорошо, что Жене не давали газеты и он не видел, как на него нападали. Зато тренер Мишин видел. И представьте, каково ему было читать, что он поставил Жене пустую программу. Думаете, это нормально? Никого не волновало, что это была вторая программа за год, что подготовили ее буквально за месяц!
А когда Женя не поехал на финал Гран-при, его едва не уничтожили. Обвиняли, что он просто не хочет рисковать и показывать сырую “Кармен”! А ведь знаете — у него до последнего билет на самолет в кармане лежал. Он действительно собирался ехать. Если бы не травма паха... Что же делать, боль действительно была ужасная... Неужели из-за этого человека надо уничтожить. Из Жени сразу сделали отрицательного героя, из Ягудина — положительного. Их же просто стравили. Вы, журналисты...
— А как лично вы относитесь к Ягудину?
— Нормально. Друзьями они никогда не были. И не могли быть. И это не вина ребят, просто Женю сразу приняли не так... Почему-то Ягудин всегда считался компанейским, открытым. Все кричали, что у Леши много друзей, а Женя — волк-одиночка, никто с ним не общается. Какая несправедливость! У Жени тоже много друзей.
— Но ведь действительно создается впечатление, что Женя несколько обособлен от других, даже манера его катания вырывается из привычных рамок...
— Это неправда. Он совершенно не зациклен на себе. Даже наоборот. В этом году очень часто встречался с друзьями, и девушки у него всегда были. Он вовсе не отказывается от личной жизни.
— А постоянная подруга у него есть?
— Конечно. Он ведь у меня мальчик симпатичный.
— Может, не все Женю любят, потому что он высокомерен?
— Это он-то?! Никогда, я совершенно искренне вам говорю, никогда он не страдал звездной болезнью. На самом деле он удивительно добрый человек. Отца из Волгограда домой забрал, велел ему больше не работать. Теперь папа с нами живет. Сын его всем обеспечивает. Он даже незнакомым людям помогает. Три года назад собрал почти все игрушки мягкие, какие у нас дома были, мол, сестре Дашке и так хватит, — и отвез в детдом... Но ведь это никому не интересно. Прессе лишь бы интригу создать, лишь бы уесть человека. А мне так жалко сына. Всю ночь не спала. Плакала, плакала. И не знаю я, будет он кататься дальше, выиграет ли следующую Олимпиаду. Не могу даже думать об этом — слишком все это тяжело, грустно... Одного хочу: поскорей бы Женечка поправился!
