Прощаясь с сыном перед операцией, Лена приложила руку к еще плоскому животу. И малыш, словно почувствовав, что обречен, не зашевелился в ответ.
Последнее, что она помнит, — тоненькая игла с наркозом, которую вставили в кисть руки.
Дело было в ноябрьские праздники. Во всем роддоме небольшого приокского городка Павлово, под Нижним Новгородом, дежурил один-единственный врач. В отдельной палате, подальше от счастливых матерей, Лена промолчала все выходные, уткнувшись в стену.
А через два дня, 8 ноября, изумленный доктор на утреннем обходе тронул ее за плечо: “А сын-то твой живучий...”
Обезьянка за стеклом
Срок был еще маленький, чуть больше пяти месяцев. В осеннем пальто и не видно пока, что в положении. Но ноги отекали, словно их засунули в “испанский сапог”, а по утрам не хватало воздуха в легких и зашкаливало давление.
— Что со мной? Что будет с моим малышом?
— Родишь другого, — “успокаивали” врачи.
Однажды Лена не смогла лечь от боли на спину. Так и простояла всю ночь, утирая слезы, у окна. Суеверные бабульки перешептывались: “Надо бы мужу досочки для гроба заготовить. Не жиличка она!”
“Но почему я?” — рыдала 22-летняя Лена в подушку.
Утром ее повезли на кесарево.
...Об этом чуде в роддоме Павлова до сих пор ходят легенды, одна фантастичнее другой. Пожилые санитарки рассказывают роженицам, как через два дня нашли живого младенца в стеклянном кувезе — инкубаторе для недоношенных. “Кесареныш” все ноябрьские торжества пролежал в операционной.
“Забыли доктора про мальчонку, не трогали, положились на судьбу. Поэтому он, может, и выжил”, — со знанием дела утверждают знатоки.
Как бы там ни было, но несколько дней младенец с самой тяжелой, четвертой степенью недоношенности не был официально зарегистрирован. Сами доктора и сейчас на эту тему говорят крайне неохотно. В подробности не вдаются.
Ручки тоньше лютика. Голова с кофейное блюдце. Димка-невидимка — так прозвали новорожденное 33-сантиметровое волосатое существо (тела сильно недоношенных детей бывают покрыты пушком. — Е.С).
Мальчишка не дотягивал и до килограмма. И с каждым днем стрелки весов все больше отклонялись влево...
— Взгляд у сына через стекло кувеза был осмысленный, цепкий и злющий, — рассказывает Лена. — Он хватался за жизнь и напоминал детеныша обезьянки. Конечно, я благодарна акушерам за все и ни в чем их не обвиняю. Они прежде всего за меня боялись, о спасении ребенка речь вообще не шла.
“Оставьте мертвячков в покое!”
Спасать или не спасать? Вот в чем вопрос. Об этом со времен Спарты спорят не только врачи и родители, но и философы с юристами.
Закон признает право на жизнь за теми новорожденными, кто весит больше полкило и хоть раз вздохнул самостоятельно.
— Но иногда изо всех сил тащу малыша с того света, а он туда обратно просится. Это же чувствуешь. Бывает, нахлынет: а зачем это все... Что из этого комочка вырастет, если к клеткам мозга больше получаса кислород не поступал. Новое творение Франкенштейна? — горячится знакомый врач-акушер.
Через его сильные руки прошли сотни четыре младенцев. Между прочим, по статистике, 14% всех новорожденных — недоношенные.
— А может, проще оставить полумертвого детеныша в покое?
— Я же не убийца. Сорок минут его реанимирую, чертыхаюсь — все, хватит, устал. Вдруг он что-то слабое пискнет, как мышь. И опять пошло-поехало.
— Кто, по-вашему, должен решать судьбу таких малышей?
— Мать.
Я видела одержимых матерей, больные дети которых обречены на жизнь. Эти женщины говорят неестественно громкими голосами. Очень быстро. Потому как привыкли, что на них кричат и постоянно затыкают рот — в больничных очередях, в собесах.
А их вина лишь в том, что вместо положенных девяти месяцев они носили своих малышей в утробе шесть или семь. Современная медицина бессильна. Медики могут вдохнуть кислород в хрупкое тельце, подключить его к сложным приборам. Но они не в силах достроить то, что природа бросила создавать на полпути.
— Мне сразу сказали, что Яна вряд ли вырастет нормальной. Дочь родилась семимесячной, и во время родов произошло кровоизлияние в мозг, — рассказывает 30-летняя Ольга. — Предложили написать отказную, но я не смогла предать своего ребенка. Наверное, характер у меня сильный. Я знаю, что многие в такой ситуации пасовали. Я их не обвиняю — когда после боли и нервов тебе говорят, что еще и с малышом не все в порядке...
— У нас одни боятся услышать правду, другие — ее озвучить. И абсолютно никто не хочет нести ответственность, — уверены специалисты. — Часто родители узнают, что их дети тяжело больны, не в роддоме, а к концу первого года жизни. Когда время безнадежно упущено...
— Кто, по-вашему, должен решать судьбу таких малышей? — спрашиваю у Ольги. Разумной и сильной женщины, как она сама себя называет.
— Врач.
“Цветок” Митенька
“Она ведьма. И в сумках у нее — колдовские травы” — это была наша общая дворовая тайна.
Бесплотная тень с тяжелыми авоськами. Кажется, ее звали Галиной. Худая, седая, лохматая, в черном. Никто не слышал голосов за ее дверью, обитой дешевым дерматином. Даже шлепанцы не шаркали.
Каждое утро я, еще маленькая, наблюдала за тем, как просачивалась Галина в подъезд, на свой четвертый этаж. И не появлялась оттуда до позднего вечера.
Каждую ночь, как только последний ребенок покидал песочницу, она выходила гулять. Вслед за ней громыхала по лестнице неповоротливая инвалидная коляска.
В коляске сидел равнодушный “цветок” с укутанными в клетчатый плед ногами.
“Цветок” звали Митенькой. Наши мамы лежали в роддоме на соседних койках. Мы даже родились с ним в один день, в конце февраля. Только я — в положенный срок, а он — на два с половиной месяца поторопился.
— Когда-то у Галины была счастливая семья, старший сын. Вторые роды скоротечные, мальчик появился на свет в машине. Мало того что недоношенный, так еще и сильно ударился, — перешептывались сердобольные соседки. — Галина никак не хотела верить, что сыночек неполноценный. Митенька в три месяца головку не держал, а она себе внушила, что он ленится.
В конце концов Галина поняла, что без помощи специалистов сына ей не вырастить. Она бросила работу и устроилась нянечкой в детский санаторий. Мыла грязные горшки и вытирала слюни, лишь бы быть поближе к сыну. Брезгливых, которые отказывались ухаживать за чужими детьми, по установленным правилам не допускали и к своим “кровиночкам”.
“Мы вам Митеньку поставим на ноги, дайте срок”, — заявляли доктора-оптимисты. Им нравилось, как Галина скребла полы в туалетах.
Вскоре отвезли на кладбище ее мужа. Мужик тихо спился, пока жена, позабыв про сон и еду, часами сидела у постели младшего, растирая его мертвые ножки. Старший мальчик в пятнадцать лет ушел из дома. В подвале, среди друзей-наркоманов, ему было теплее, чем с матерью, которая превратилась в чужую несчастную тетку с больными глазами.
“Митенька доживет до подросткового возраста и умрет”, — клятвенно обещали врачи. Но и тут не угадали.
Милиция нашла бездыханную Галину возле кровати 20-летнего сына, когда трупный запах из ее квартиры унюхали соседи по лестничной клетке и забили тревогу.
Митеньку забрали в специальный инвалидный дом. Он так ничего и не понял. Я слышала, что он и теперь еще жив, очень крепкое сердце.
Правнуки Ильи Муромца
В стародавние времена в деревнях знахарки клали недоношенных грудничков на печку и заворачивали в теплую дрожжевую опару, чтобы те “поспевали”. Так, например, спасли недоношенного Гаврилу Державина, будущего поэта.
Позже придумали “городской” способ выхаживания: новорожденных грели в едва остывшей газовой духовке. “Дитя лежало в плите, а голова болталась снаружи, — рассказывают очевидцы. — Как в сказке про Бабу Ягу и Иванушку-дурачка. Но многие выживали”.
В конце 80-х в наших роддомах появилось первое реанимационное оборудование для новорожденных — американские прозрачные инкубаторы. Реаниматологи между собой называли их стеклянными гробиками. С каждым годом они становились все совершеннее. Но проблемы оставались.
“Ретинопатия недоношенных” — такой диагноз все чаще ставят специалисты по новорожденным Москвы и Санкт-Петербурга. Болезнь тесно связана с патологией головного мозга. В основе ретинопатии лежит незрелость глазной сетчатки. Самым взрослым больным нет и четырнадцати лет.
Если 5-летняя Наташа хочет показать маме новую игрушку, она дает ей ее пощупать: “Неужели ты ручками, мамочка, ничего не видишь?”
Наташа слепая. Ее недоносили три месяца. Глазные сосудики не успели до конца “созреть” — перепутались, переплелись. Многочисленные операции дали эффект, но только косметический.
Матери таких детей считают, что во всем виноваты именно стеклянные кувезы. Дескать, кислорода, который подается внутрь, слишком много, и это вредит здоровью. Сейчас ясно, что кислород действует губительно именно на незрелую сетчатку.
— К таким нарушениям приводит только раннее рождение, и ничего больше, — уверены офтальмохирурги. — К моменту, когда недоношенный ребенок появляется на свет, у него “готовы” почти все системы внутренних органов. Страдают те, которые не сформировались окончательно.
“Могут быть любые патологии. Детский церебральный паралич, слепота, пороки сердца”, — честно предупреждают на циничном Западе преждевременных рожениц врачи.
Нужно быть очень богатой или святой, чтобы позволить себе иметь ребенка-инвалида. Поэтому многие просят отключить системы жизнеобеспечения.
“Но ведь Илья Муромец в 33 года с полатей встал, — заглядывает мне в глаза Ирина, мать 8-летнего Максимки с ретинопатией и ДЦП. — Ведь бывали же случаи, когда спасали совсем безнадежных?”
Бывали...
“Бабочка” в родничке
...Третьеклассник Дима Хмелев никак не может выбрать, чем бы ему в этой жизни заняться. На скрипке играть пробовал, в спортивные секции ходил и даже на бальные танцы, но не лежит ни к чему подолгу душа, слишком уж парнишка подвижный.
А его маме Лене до сих пор снятся страшные сны о том, как десять лет назад умер и воскрес ее сын.
“...Мальчонка твой жив, только уж очень слабенький...” — сказали изумленные врачи Лене на утреннем обходе. И начались детские больницы, санатории, специальная гимнастика и массаж. До года жизни — полная неопределенность в прогнозах.
Кормили “недокормыша” Димку через зонд. В голову, в то место, где пульсирует крошечная венка, вставляли иголку-“бабочку” с капельницей. А его мать, чтобы не пропадало грудное молоко, “угощала” им чужих грудничков.
— Толстеет ваш-то. Целых пять граммов вчера набрал, — радостно встречали Лену медсестрички.
В три месяца Димка-невидимка выглядел как обычный новорожденный. И весил столько же — два кило. До полугода Лена не выходила с ним на улицу. А когда его ровесники уже делали первые шаги, Димка только учился сидеть.
Он отставал в развитии на три с половиной месяца. Ровно столько, сколько “недозрел” в животе у мамы.
Но Лена Хмелева верила в чудеса. И еще в то, что рано или поздно “биологический” возраст ее сынишки сравняется с “календарным”...
...Десятилетний Димка Хмелев, конечно, слышал, что на этом свете он удержался чудом. Мама Лена часто рассказывает ему эту историю.
Только Димке не очень-то интересны эти взрослые разговоры. Уж лучше погонять в футбол.
* * *
Каждый день несколько сотен малышей в мире преждевременно просятся на свет. Возможно, им кажется, что здесь, у нас, светлее и совершеннее.
А мы не знаем самого простого. Нужны ли они?
Американские ученые в 96-м году провели исследования. Наблюдали детей, родившихся преждевременно и доживших до восьми лет. У половины обнаружился целый “букет”: заболевания нервной и двигательной системы, слабоумие. У оставшихся 50 процентов абсолютно никаких отклонений в развитии замечено не было.
Сколько процентов гениев приходится на каждую сотню недоношенных? Вряд ли существует точная статистика. Хотя скорее всего средние цифры не больше и не меньше, чем среди нормальных “поспевших” детишек.
Но раньше срока родился Наполеон Бонапарт. Да и Уинстон Черчилль тоже был семимесячным. Недоношенного Исаака Ньютона едва спасли, пуповина в утробе матери обвила его шею.
И кто знает, как изменился бы этот мир, если бы яблоко упало с дерева, а Ньютона не было.
