Мир звуков Винни-Пуха

     Первым придумщиком звукового мультфильма был Уолт Дисней. Произошло это в 1928 году, когда появился его очередной фильм с Микки-Маусом — “Пароходик Вилли”, причем персонажи в нем говорят голосом самого режиссера. В отечественной анимации пионером в технике озвучания стал режиссер и художник Михаил Цехановский, чей фильм “Почта” на известные стихи Самуила Маршака вышел в свет на год позже диснеевского, в 1929-м, а в 1930-м был озвучен композитором-авангардистом Владимиром Дешевовым. Фильм начинался с выступления докладчика на тему того, что такое звуковое кино и как делается звуковой фильм.
     Произведенный эффект заставил и других режиссеров броситься в многообещающий, но еще неизведанный мир звуков, и его освоение продолжается до сих пор. Звук наполняет фильм большим объемом, а персонажам придает более яркий характер. И хотя отдельные скептики утверждают, что разговоры в анимации только мешают, давно понятно, что от этого уже никуда не денешься.
     Одна из особенностей отечественных мультфильмов — огромное количество крылатых цитат. Российский масштаб киноцитирования уникален — здесь мы оставим далеко позади все страны мира. Однажды был проведен эксперимент по подсчитыванию самых известных фраз, и вот что выяснилось: лидерство в этой области удерживают фильмы о Винни-Пухе (“А не пора ли нам подкрепиться?”, “Все потому, что кто-то слишком много ест”, “Кажется, дождь собирается”) и Простоквашине (“Средства у нас есть — у нас ума не хватает”, “Это индейская национальная народная изба. Фиг вам называется”, “Нет от тебя никаких доходов. Расходы одни”, “Никто не пришел. Это наш папа с ума сошел”), собравшие в себе более чем по 20 популярных цитат, “Крокодил Гена”, “Чебурашка” и “Шапокляк” — на всех порядка 25 выражений, а “Малыш и Карлсон” и “Карлсон вернулся” (“А мы тут плюшками балуемся”) — около 30. Рекордсменов подпирают еще десятки любимых с детства мультфильмов, как, например, “Волшебное кольцо” с крылатыми “Ваня, я ваша навеки!”, “И пошли они до города Парижа!”, “пиджак с карманами” или “Жил-был пес” — с “Щас спою!”, “Ты это... если чего... приходи”. Зачастую такие фразы приклеиваются к актерам на всю жизнь, и как бы они ни обижались на такую “дешевую” популярность, Анатолия Папанова современные дети знают именно по “Ну, погоди!”, а не по театральным или киношным работам.

     Процессу озвучания предшествует долгая работа: написание сценария с репликами персонажей, подбор актеров и тщательное продумывание образов, расставление акцентов и интонаций в каждом отрезке текста.
     Редкий случай, чтобы актеры отказывались от даже самой скромной роли в мультипликации. Хотя... Старейший звукорежиссер Борис Фильчиков, в чьем архиве собраны сотни работ, как-то рассказывал об одной очень известной актрисе, которую пригласили озвучить... горшок. Когда ей сделали такое предложение, она переспросила: “Что-что?” Ей повторили. “Не оскорбляйте меня!” — произнесла она и положила трубку. А первой реакцией Фаины Раневской на просьбу режиссера Бориса Степанцева озвучить у него фрекен Бок были слова:
     — Да?! Меня один из ваших уже просил сыграть у него корову...
     Какими словами режиссер убеждал примадонну согласиться, остается загадкой, однако результатом их совместной работы стала бесподобная домомучительница из фильма “Карлсон вернулся”.
     Так или иначе, многие актеры считают анимацию прибежищем, где они могут себя выплеснуть до конца. Серьезнейшие мхатовские зубры частенько заглядывали на “Союзмультфильм”, считая за честь поработать там. Ростислав Плятт делал по восемь дублей и никогда не жаловался на усталость. Виктор Хохряков, Михаил Царев — все они считали, что ответственность работы в тон-студии ничуть не меньше, чем на легендарной сцене. Блистательный Всеволод Ларионов, Попугай в “38 попугаев”, любил забегать на студию, причем часто — с мороженым, игнорируя замечания сотрудников: “Что вы делаете, вам же нельзя!” “Старики” студии рассказывают, что Вера Марецкая, придя на озвучание, первым делом направлялась в буфет, где хлопала полстакана, произносила: “Ну поехали!” и шла работать. Что и говорить: ведь студия — это не строгий казенный дом, а заведение творческое.
     — Плятт иногда разводил аниматоров на деньги, — вспоминает художник-постановщик Геннадий Новожилов . — Тогда пошла мода играть в кости. Руководство это запрещало, и аниматоры прятались в какой-нибудь комнате и там играли. Иногда туда заглядывал Плятт: “Можно?”. Выигрывал рубля три и вставал. Ребята уговаривают его остаться — им же надо отыграться. А он так скромненько говорил: “Да нет, мне хватит”, — и уходил...
     Николай Караченцов однажды точно заметил, что озвучание — это очень хорошее актерское упражнение. Всеволод Ларионов (в компании Василия Ливанова, Михаила Козакова и Надежды Румянцевой) предлагал даже ввести для студентов театральных вузов предмет “дуракаваляние”, чтобы, например, с 13 до 14 часов раз в неделю они учились это делать и искали новые нотки в голосе. По крайней мере, многоопытная в мультипликации Елена Понсова (лиса Алиса в “Приключениях Буратино”, ряд мышей во многих фильмах и т.д.) как-то заявила, что теперь точно знает, как должен разговаривать ночной горшок. А вот Георгий Вицин — домовенок Кузя и сентиментальный папаша-заяц в “Мешке яблок” (тот, у кого “четыре сыночка и лапочка-дочка”) — считал работу в мультипликации чем-то вроде сеансов психотерапии, когда собирается группа взрослых людей и распределяются роли: петушок, мышка, зайчик. А уж как режиссеры-мультипликаторы подбирают актеров — тут у каждого из них будет отдельная история.

     Известно, что Федор Хитрук первым на роль Винни-Пуха пригласил Евгения Леонова, затем перебрал массу других актеров и вновь вернулся к Леонову. Причем, когда Леонов говорил нормальным голосом, дикция была чудовищная, но стоило убыстрить запись — и он тут же “попал”. Получился мальчишка с надтреснутым голосом. А его партнерша Ия Саввина сказала: “Я знаю, как надо озвучивать Пятачка”. Если вспомнить, как Пятачок говорит: “Ты похож на медведя, который летит на воздушном шаре” — так же Белла Ахмадулина читает стихи.
     Эдуард Назаров искал актера на роль Волка из мультфильма “Жил-был пес”. Сначала он думал об Ульянове, но потом возникло имя Джигарханяна. Когда актер вошел в студию, режиссер увидел его сутулую спину, глянул на эскизы Волка — получилось полное совпадение. Кстати, Назаров часто и сам озвучивал свои фильмы — из-за финансовых трудностей и экономии. Поэтому, например, он читает текст от автора в “Жил-был пес”, а бабьи причитания, когда волк ворует ребенка, исполнила его жена Татьяна. Фильм “Про Сидорова Вову” режиссер тоже озвучил с помощью жены — ее роль включала в себя крик Вовы и лай собаки, потому что их старая болонка Жулька отказалась лаять в микрофон.
     В голове режиссеров-аниматоров существует целая картотека актерских голосов — даже обыкновенное кино они смотрят (и внимательно слушают!), делая кое-какие прикидки для своих персонажей. И определяют, что у Табакова голос удивительно гибкий, с завораживающей интонацией, очень легко идет на импровизацию. У Филиппенко тоже гибкий голос, но более жесткий. Голос Баталова очень интеллигентный, в нем нет такой хулиганистости. Волк из “Ну, погоди!” Котеночкина был практически срисован с образа Анатолия Папанова.
     Александр Татарский впервые увидел прототипа своего персонажа для фильма “Падал прошлогодний снег” в маршрутном такси. Он не мог вспомнить, где видел раньше этого толстого смешного человека, пока через два дня не посмотрел “Место встречи изменить нельзя” и не понял, что это был Садальский — он играл Кирпича и шепелявил.
     — Я понял, что мой мужик должен говорить именно так, а не заезженными голосами традиционного набора актеров, — вспоминает Татарский. — У него должна быть плохая дикция. Было так задумано, что мужик должен быть наглым и напористым, а от автора должна была читать женщина — мямля и растерянная. “И тогда пошел мужик налево”. А он не идет: “А пошла ты!..”, и идет направо. Персонаж, вышедший из подчинения у рассказчика. Ею стала Лия Ахеджакова, и она идеально попала в роль.
     Но когда мультфильм был готов, его запретили, и все пришлось переозвучить. Вместо Ахеджаковой весь текст стал читать Садальский — потом пленку убыстрили, чтобы голос был тоньше, и посчитали, что это тоже довольно забавно, когда герой разговаривает сам с собою и как бы в двух лицах.
     Однако до финала еще далеко, а пока наконец все готово к тому, чтобы выбрать день, когда в тон-студию приглашаются актеры, режиссер усаживается в тесную кабину звукооператора, чтобы через толстое стекло следить за происходящим... И начинается самое интересное — запись.

     — Озвучание очень ответственно для режиссера, потому что именно на нем актер закладывает фундамент персонажу, — говорит режиссер Наталья Дабижа. — Поэтому, если ему что-то объяснить при озвучании неправильно, дальше все пойдет враскосяк, как по плохому сценарию. И ты с трепетом ждешь, попадет актер в то, что ты хочешь, или нет.
     Процесс этот волнителен не только для режиссера. Перед микрофоном у артистов резко меняется эмоциональное состояние, и бывает, что молодые актеры от страха начинают зажиматься, даже если до этого разговаривали нормально. Старожилы “Союзмультфильма” рассказывают, что народный артист СССР Евгений Матвеев, впервые попавший на студию, чтобы прочитать текст из “Веселой карусели”, сказал: “Знаете, я никогда так не волновался перед камерой, как сегодня! У меня даже руки дрожат...”
     — Часто актеры боятся собственного голоса, они не привыкли к нему и не знают, что с ним делать, — говорит звукорежиссер “Союзмультфильма” Владимир Орел. — В отличие от них мастера уровня Всеволода Ларионова точно знали, как нужно громко сказать или крикнуть, чтобы голос при этом не вышел из нужного диапазона.
     Зато уж если актеры вошли в раж, то их ничем не остановишь. Как-то Николай Караченцов опаздывал на студию, а Ахеджакова уже вовсю работала и читала свой текст, в котором ее “мышка” говорила: “Хочешь, я тебя поцелую?” Она так вошла в роль, что когда Караченцов наконец появился в дверях, актриса пропищала тоненьким голосочком: “Коля, хочешь, я тебя поцелую?”.
     — Глузский работал гениально при всей своей зажатости в жизни — он, кажется, даже громко говорить не умел, — говорит Бэлла Ходова, директор съемочных групп на “Союзмультфильме”. — А после того как в “Мышонке и кошке” он озвучил старого Мыша, все наши встречи начинались со слов: “А я — мышь! Я — мышь!” Он это помнил, ценил и очень берег.
     Про некоторых “озвучателей” на студии ходят легенды. Взять, к примеру, Олега Анофриева, которого зрители узнали по “Бременским музыкантам” (режиссер Инесса Ковалевская ), когда он один исполнил партии всех четырех музыкантов, а также Трубадура, короля, трех разбойников и их атаманши. А шумовика Александра Баранова называли человеком-оркестром. В загашнике у него был целый набор каких-то деревяшек и железок, и из всего он мог выжать нужный звук. Кроме того, он мог издавать неповторимые звуки, как он говорил, “ротом”, просто оттягивая щеку. Иногда он спрашивал режиссера: “Как, ротом это делать или чем?” — и один легко делал то, для чего на “Мосфильме” собирали целые бригады.
     А однажды в студию пригласили человека-оркестр Алексея Птицына. В мультфильме “Мышонок и кошка” он должен был работать за всех — квакать за лягушку, мяукать за котенка. И вдруг — в этот день умирает Брежнев. Перекрыта вся Москва. Птицына нет. Время идет...
     — И я начинаю вспоминать, как квакает лягушка, и ищу этот звук, — вспоминает Наталья Дабижа. — Сидя в тон-ателье, я училась квакать (тут режиссер демонстрирует свое мастерство — и правда, кваканье ее превосходно и очень натурально. — М.К. ). Дальше вижу — по коридору идет Гарри Бардин. Я ему говорю: “Гарик, ты не можешь мне за собачку полаять? А я буду за котенка...” Так мы перед микрофоном под изображение мяукали, лаяли и рычали.
     Так или иначе, какие бы неожиданности ни преследовали режиссеров, любой фильм рождается тогда, когда он начинает звучать. В этот момент окончательно проявляются характеры персонажей и настроение всего мультфильма. Даже небольшой мультик создается в течение многих месяцев, но часто именно во время озвучания решается судьба всего фильма.