Террористам всегда, во все времена посвящались всевозможные досье, картотеки, а в наше продвинутое время, соответственно, компьютерные файлы и сайты. В них по условной шкале значимости бандитов расставляли журналисты, криминалисты, работники спецслужб, чиновники и другие заинтересованные лица.
И в тех досье, ставших сегодня историческими, и в нынешних определенное место занимают представительницы женского пола. Словно алмазы на фоне бурого кимберлита, сверкают они среди серой массы нервных угонщиков авиатранспорта, плотоядных захватчиков заложников и кровавых бомбистов. Уникальные были персоны. Поэтому разговор о них особый.
Женская история
Первой русской женщиной-террористкой исследователи этого антигуманного явления считают Веру Засулич. Дворянка с педагогическим образованием и навыками медсестры полностью и горячо разделяла взгляды народовольцев и действовала не задумываясь, исходя из своих убеждений. Послужной список скромной девушки невелик (если не сказать ничтожен), но блеснула барышня Вера ярко.
Ее единственная акция описана примерно так. Обидевшись на градоначальника Петербурга Федора Трепова за жестокое обращение с арестованным студентом (юношу прилюдно выпороли), Засулич приобрела револьвер, пришла на прием к генералу и непосредственно в кабинете открыла огонь. Трепов был ранен, но не смертельно. А дальше – сплошная романтика. Засулич судили и грозились «впаять» аж 20 лет. Однако блестящая речь адвоката, невнятные высказывания обвинителя и общий благожелательный настрой судей к девушке обеспечили оправдательный (!) приговор террористке и освобождение в зале суда.
Такого милосердия в будущем не будет. Да и барышни научатся стрелять точнее и кидать бомбы не хуже мужиков. Появятся виртуозы этого дела – Софья Перовская, Геся Гельфман, Вера Фигнер.
Эстафету исполнения кровавых приговоров у «Народной воли» в начале XX века примет партия эсеров. Вот где развернутся во всей красе адепты массового террора в юбках и кринолинах! Похоже, что только в этой страшной и рискованной сфере деятельности дамы никогда не будут говорить об ущемлении женских прав, потому что возьмут они себе этих прав с избытком.
Зарубежные исследователи насчитывают до полусотни женщин-террористок в рядах эсеров. Такие имена, как Спиридонова, Фрумкина, Школьник, Фиалка-Рачинская, Бронштейн, Штольтерфот, Измайлович, Беневская, Ивановская-Волошенко, Биценко, Брешко-Брешковская, звучали страшной канонадой для одних и нежнейшей музыкой для других одновременно. Среди них были дочери военнослужащих и священнослужителей, крестьянки и разночинцы, купеческие отпрыски и дворянки. Практически все – может быть, за редким исключением – познали каторгу и ссылку за свои, мягко говоря, проказы. Но дело не бросали. Бежали из Сибири и вновь швыряли бомбы в людей, терпели побои и насилие следователей, но не ломались, а еще пуще мстили обидчикам, метко посылая пули в живую плоть.
Круче всех считалась Мария Спиридонова. В 1906 году она хладнокровно (где ваша нежность, мадам?) застрелила губернского советника Луженовского. За это демонстративное убийство полагалась уже не тюрьма, а вечная каторга, где Мария Александровна и находилась вплоть до октябрьского переворота, с триумфом (популярна была неимоверно, благодаря своим «открытым письмам» на свободу) вернулась в Питер в 1917 году и даже стала членом президиума ВЦИК. А в 1941 году гражданку Спиридонову расстреляли. Лаврентий Берия заканчивал великую чистку и с бомбистами не церемонился – самому быть бы живу.
1917 год практически подвел черту под женским террористическим промыслом в России. Лихих атаманш и разудалых подруг «батек», вволю погулявших в Гражданскую, методично переловили и перестреляли. Остатки эсеровских боевых дружин разгромили. Ходили и ходят слухи, что под чекистским патронажем время от времени появлялись на террористическом небосводе звездочки разной степени яркости, используемые в операциях сугубо интимных, штучных и важных. Но комментариев по этому поводу давать не принято. А догадки так и остаются догадками.
Короче говоря, в российском женском терроризме наступил период длительного застоя. Зато в демократической Европе, освобожденной усилиями союзников от коричневой чумы, начались кровавые чудеса. Творили их люди в целом сытые и благополучные в бытовом отношении. Среди них яркая и внушительная прослойка бескомпромиссных молодых леди, фрау, сеньор и сеньорит. Из всех немки старались словно напоказ. О них речь.
Ульрика: королева ремесла
Не будем утверждать, что немка Ульрика Майнхоф – самая известная и самая главная террористка последнего времени, хотя бы для того, чтобы не создавать новых рейтинговых прецедентов. Но слава Ульрики, ее образованность, происхождение, успехи на «революционной» ниве, а также внушительное число поклонников и поклонниц заставляют говорить об этой женщине особо.
Именно в ее время, в конце 60-х – начале 70-х годов, в секретных инструкциях Интерпола в разделе тактики и техники антитеррористической борьбы появляется шокирующий многих тезис: вступая в огневой контакт с террористами, следует сначала поражать женщин как наиболее опасных противников. То есть, ladies first. Это не прихоть и не извращенная логика европейских полицейских. Это – опыт, который нарабатывался, к большому сожалению, на крови.
Ульрика Майнхоф родилась в 1934 году. Войну она видела и запомнила. Родителей потеряла рано. Об ее образовании заботилась мачеха и делала это – надо отдать должное – по-немецки педантично и обстоятельно. В результате немецкое общество получило интеллигентную, умную, неординарно мыслящую молодую девушку, знакомую с трудами философов-современников, политиков, экономистов.
Датой официального объявления Майнхоф войны всему миру принято считать 1970 год. За этот и последующих два Ульрика в составе РАФ – «Роте армее фракцион» (подразделение «Красной армии») – со своими дружками и подругами вроде Андреаса Баадера, Гудрун Эннслин, Хорста Малера, Карла Руланда, Вольфганга Хубера и прочими «красноармейцами» (подобных людей у нас сегодня уничижительно называют отморозками) наделала столько дел, что другому хватило бы на десятилетие. Она грабила банки (случалось, по три (!) в день), закладывала бомбы, стреляла без устали, вела громадную организаторскую работу.
Незадолго до начала самого активного периода своей короткой жизни она успела съездить в Иорданию, в лагерь по подготовке палестинских боевиков. Немецкая «делегация» вела себя среди своих восточных коллег высокомерно и независимо. В итоге палестинцы с немцами рассорились и из лагеря европейцев выгнали. Раздраженная Ульрика тайно вернулась в Германию, но долго на палестинцев не обижалась и послала в тот же лагерь своих двух семилетних сыновей – чтоб ума набирались и мышцы качали с детства. К счастью для детей, доехать до места назначения им было не суждено. Младую террористическую поросль арестовали в Италии вместе с наставниками, а лагерь исчез после слов его величества короля Иордании Хусейна: «Ну наведите же там порядок, в конце концов!» Порядок наводила бомбардировочная авиация королевства. Может, немного и перестарались, кто теперь разберет!
Ее арестовали в 1972 году в Берлине. По сути, Ульрику банально «заложили», то есть позвонили в полицию и сказали, что в таком-то доме по такой-то улице проживает некая фрау, которую, кажется, ищут. Приезжайте, мол, господа полицейские, и разберитесь. У немцев подобное действие называется не стукачеством, а исполнением гражданского долга.
Много писали, что фрау Майнхоф не ожидала ареста и в момент его производства тихо, по-домашнему распаковывала чемоданы. Ее напарник сдался сразу, не заставив группу захвата нервничать и обнажать стволы. А вот барышню пришлось «брать». Она царапалась и кусалась, рычала и визжала, демонстрировала гостям навыки рукопашного боя и грязной дворовой драки. Ульрика «села» и три года маялась в камере, пока шло следствие. Судебный процесс начался только в 1975 году. Он тянулся нескончаемо долго, нудно, но обстоятельно и подробно. «Красноармейцы» все отрицали или молчали, демонстрируя пренебрежение к суду и оставаясь выше мирской суеты родственников своих многочисленных жертв.
Но тут случился казус. Непримиримая и жестокая Гудрун Эннслин (в свое время бросившая мужа и маленького ребенка по причине неожиданно вспыхнувшего чувства к Андреасу Баадеру) вдруг решила начать давать показания. Но мало было признаваться в убийствах, взрывах, поджогах и ограблениях, следовало называть сообщников. Ульрика не смогла вынести такого «предательства». С немецкой аккуратностью она разорвала на полоски тюремное полотенце, соорудила петлю и влезла в нее без особых раздумий. Шел май 1976 года.
К тому времени в немецких тюрьмах сидело немало боевых, начитавшихся Маркса, Мао и Каддафи ребят из «Роте армее фракцион». Сидели тихо – на немецкой зоне не забалуешь. Ульрику похоронили, но четверо самых главных «красноармейцев» – Андреас Баадер, Ян-Карл Распе, Гудрун Эннслин и ее боевая подружка Ирмгард Меллер – по праву занимают камеры-одиночки тюрьмы в Штаммхайме. Они, конечно, слегка истощены скромным тюремным рационом, но не сломлены, верны своим идеям и менять профессию не намерены. Вот из-за них все и началось.
В сентябре 1977 года оставшиеся на свободе соратники Баадера–Майнхоф берут в заложники видного немецкого предпринимателя Ганса-Мартина Шлейера. Его жизнь оценивают в 11 осужденных террористов. Власти на поводу у бандитов не идут, тянут время. Шлейер гибнет, а «красноармейцы» захватывают самолет и снова выдвигают требования освободить «товарищей по оружию», ну, и дать им немного денег, для начала – 15 миллионов баксов в виде черного нала, как сказали бы сейчас.
С угонщиками немцы разобрались сами, слава богу. Разобрались, как посчитали многие, неоправданно жестко. Короче, все умерли.
Но почему спецы убили всех террористов и хотя бы одного не оставили, ну чтоб хоть просто поглумиться? Ранить не могли? Не знали, куда стрелять, чтоб не насмерть, а помучился? Все они знали, все они могли! Стреляет немецкий спецназ не хуже нашего и проводит на стрельбищах времени больше, чем нерадивые школьники у телевизора. Может, был приказ – пленных не брать? Допустим. А может, нужно было, чтобы террористы молчали и случайно чего не ляпнули на допросе, чтоб потом проблем лишних не было? Нет человека – нет проблемы, как говаривал Сталин? Еще раз допустим. Ведь через несколько часов началось самое интересное.
Утром 18 октября контролер тюрьмы в Штаммхайме открывает камеру №17 и ахает: Ян-Карл Распе, верный соратник Баадера, валяется на полу с простреленной головой. Еще живой, рядом – пистолет, еще теплый, калибра 9 мм. Распе умер на носилках по дороге в тюремный лазарет.
Чуя недоброе, охранники гурьбой валят к камере, где содержался сам Андреас Баадер. Аналогичная картина! Постоялец одиночки, семь лет терроризировавший всю Германию и ряд других стран, лежит с простреленной башкой. В следующей камере подруга Баадера Гудрун Эннслин висит в петле из разорванной на полосы простыни – не спасти. Только Ирмгард Меллер удалось вытащить из петли живой и откачать.
Четверо самых важных террористов, ядро знаменитой группы Баадера–Майнхоф перестало существовать в один день. Чудеса!
Версия самоубийства выглядела смешно. Психиатры утверждают, что террористы, имея в стволе даже последний патрон, используют его на противника, а не для сведения счетов с жизнью. Но и техническая сторона этого мокрого дела выглядела своеобразно. Получалось, например, что Баадер выстрелил сам себе в затылок, да еще с расстояния – во дает!
Дольше всех живет версия обыкновенного убийства с банальной целью: чтобы не иметь в будущем проблем. Чтобы не угоняли самолеты с мирными гражданами «во имя» и «ради». Чтобы не захватывали прокуроров и видных промышленников. Чтобы немецкий обыватель спал спокойнее. Чтобы пореже вспоминать знакомое немцам с незапамятных времен словосочетание «красная армия».
Открой личико, Гюльчатай!
К тому времени, как Ульрика Майнхоф только «въезжала» в тонкости своей рискованной и захватывающей специальности, ее коллега на Ближнем Востоке красавица-палестинка Лейла Халед уже умела многое, хотя была значительно, почти на 10 лет, моложе. Но прагматичная Ульрика получала ученые степени, рожала детей и копила денежки, а принципиальная Лейла боролась как могла и где могла.
Впрочем, Лейла тоже имела образование, очень неплохое. Начинала она в Ростове-на-Дону, где в ту пору находили пристанище многие яркие представители африканских и азиатских государств. Оканчивала учебу уже в Москве, в Университете имени М.В. Ломоносова. Было это в знаменитые 60-е, породившие вольнодумных и демократически настроенных «шестидесятников».
В 1969 году вместе с дружками из Палестины она захватила свой первый самолет, следовавший по маршруту Рим–Тель-Авив. Захват прошел классически, без жертв и особого мордобоя. Самолет благополучно сел в Дамаске, а заложников, ставших против собственной воли туристами, спокойно отпустили по домам. Израильский авиалайнер палестинцы на всякий случай взорвали – какой-никакой, а ущерб заклятому врагу.
Брать на «гоп-стоп» следующий самолет Лейла со товарищи планировала аж через год, поэтому свободное время всецело посвятила пластической хирургии, в смысле без конца меняла внешность. Так что личико «освобожденной женщины Востока» стало совершенно неузнаваемым, что поставило в тупик международные спецслужбы.
Это в определенной степени помогло все еще молодой и красивой госпоже Халед снова пробраться на борт самолета израильской компании «Эл Ал», следовавшего рейсом № 219 из Тель-Авива в Нью-Йорк через Амстердам. Солидное число пассажиров в голландской столице сошло – алмазный бизнес, знаете ли, но не меньшее количество желающих набралось до Нью-Йорка. Всего 148 душ, среди которых искатель приключений из Никарагуа Патрик Аргуэлльо и наша героиня «с изменившимся лицом».
Пилот встал в очередь на взлет, подвигал закрылками и элеронами, отпустил тормоза и выжал газ до упора. Взлет – свечой, как и положено по европейским стандартам ИКАО. Через несколько минут погасли табло no smoking, чуть позже пассажирам разрешили расстегнуть ремни безопасности. Самое время начинать «работать» угонщикам.
Лейла и Патрик срываются с мест и, размахивая пистолетами, истошно кричат, что, мол, всех перестреляют, что самолет захвачен, что всем сидеть и не вставать, иначе будет только хуже. Ужас! Сладкая парочка с перекошенными лицами (может, пластический хирург чего не так пришил?) ломится в кабину пилотов. Угонщиков пытается остановить стюард. Поступок смелый, но безрассудный: он сам остановлен пулей в живот. Акция в разгаре.
Все же трудно угонять израильские самолеты. Представим на секунду, что молодая очаровательная еврейка в компании с латиноамериканцем попытались бы угнать лайнер, полный арабов. Ничего бы у них не вышло! Так и тут. Отчаянные пилоты бросают тем временем самолет в пике, осторожное, но глубокое и неожиданное. Народ, как горох, посыпался с кресел. Но в первых рядах на полу оказались угонщики. Несчастного Патрика сразу застрелил охранник, находившийся на борту. А расслабившуюся Лейлу повязали уже всем миром, оттаскали за волосы, расквасили нос и прикрутили веревками (как важно иметь на борту «Боинга» веревки!) к креслу до посадки.
Пока возились, тут и Англия забрезжила в иллюминаторах. Сели в аэропорту Хитроу, раненого стюарда сдали в госпиталь, труп никарагуанца отправили в морг, а помятую Лейлу Халед – в тюрьму.
«Зачем вы это делаете?» – патетически восклицали сдержанные английские следователи, имея в виду нездоровое пристрастие Лейлы к угонам авиатранспорта. И получали не менее патетический ответ: чтобы привлечь внимание общественности к судьбе палестинского народа.
Лейлу вскорости освободили под давлением ее друзей-палестинцев, угнавших целую кучу самолетов по всему миру и согнавших их в иорданскую столицу.
Дальше конкретные следы госпожи Халед несколько теряются на фоне непрекращающейся борьбы палестинцев со своим извечным противником – Израилем. Однако и сегодня эта женщина считается арабской героиней, образцом стойкости и преданности делу арабской нации.
«Мы не были террористами, – скажет однажды наша героиня. – Террористы – это те, кто старается нанести вред обычным людям безо всяких причин, тем более без каких-либо политических оснований…» Позиция спорная. Того, кто наносит вред человеку без причины, называют психопатом или идиотом и просто изолируют от общества. Не будем спорить. Слова 59-летней госпожи Халед, матери двоих детей, проживающей ныне в Иордании, могли просто неправильно перевести с арабского.
«Мне не о чем жалеть и не в чем раскаиваться, – твердо заявляет Лейла Халед. – Но я надеюсь дождаться того момента, когда арабы и евреи смогут жить вместе, забыв прежние обиды и жертвы». Что тут можно сказать? Оптимистка!
