Владимиру Путину надо сменить консультанта по горным лыжам. Если нынешний, хорошо загоревший в Солт-Лейк-Сити, он же по совместительству президент НОК, не отправится в ближайшее время в отставку — как всегда, по причине некрепкого здоровья, да еще не захватит с собой группу товарищей из Русского Дома, никакого оптимизма по поводу нашего места в олимпийском движении испытывать не придется.
Все можно было остановить. Остановить тогда, когда канадцы час за часом на глазах у всех штамповали себе вторую золотую медаль. Запустив сначала лишь информацию в Международный союз конькобежцев по поводу своего недовольства, они смелели прямо на глазах. “Нет, российская пара — тоже замечательная, ее мы обидеть не хотим. А чего хотим? Ну, пусть нам дадут вторую медаль...” Сказали — и обалдели сами. Но сказали в присутствии юриста. А дальше — очень грамотно и поэтапно дожимали ИСУ и МОК. Или давайте медаль — или останавливайте Игры, потому что все нечестно.
...У нас в делегации не было Хрущева. А как нужно было именно в этот момент снять с российской ноги башмак и помахать им перед канадским носом. А был Никита Михалков, который по-отечески поднимал на руки маленькую Лену Бережную и держал ее столь крепко, что она смущалась: “Ребра больно”... (Потом так же цепко он вцепился в идею антирусского заговора.)
Мы должны были встать реберной костью поперек американской глотки. Но наша кость была от селедки, давнего советского посола, и очень мелкая. Американцы проглотили ее, даже не разжевывая, заев огромным ведром любимого попкорна.
“Когда наступает необъективное решение судей, естественно, возникает вопрос — почему же мы, руководители спорта, не боремся за чистоту, за правильное судейство?” А действительно, почему? Если использовать оригинальную стилистику Тягачева, мы молчали как рыба об лед. Непростительно поздно Тягачев отписал в МОК бумажку для внутреннего пользования: “Мы уважаем решения МОК и международных спортивных федераций и, в частности, это решение. Никаких протестов по этому поводу с нашей стороны не последует. Как сказал в беседе со мной президент МОК Жак Рогге, при повторном награждении вновь прозвучит государственный гимн Российской Федерации и будет поднят ее флаг”. И гимн сыграли, и флаг подняли. Но не видели, как рыдала при этом железная леди фигурного катания Тамара Москвина.
Кстати, ваши корреспонденты в Солт-Лейк-Сити горячо поспорили на тему: надо ли было выходить ребятам на пьедестал заново. Китайцы, бронзовые призеры, не вышли, тем самым выказав свое презрение. Один из нас доказывал, что фигуристы ради будущего не могут так рвать отношения с соперниками, зрителями, судьями, и это их последняя возможность получить олимпийскую медаль. Другой — что, отказавшись от награждения, они вошли бы в историю спорта как самые гордые и независимые. Спорили долго, но пришли к выводу, что если бы канадцы тут же на пьедестале отдали свою медаль обратно в МОК — то получили бы еще более высокую награду “fair play”, сентиментальные американцы сняли бы на эту тему двадцать пять фильмов, весь народ рыдал, а сами фигуристы срубили бы денег еще больше, чем нынче, да и канадские пиарщики посчитали свою задачу окончательно выполненной. Кстати, дотошные менеджеры уже сейчас утверждают, что Сале—Пеллетье могут получать до 5 млн. долларов в год, только участвуя во всяких рекламных проектах. Пока они активно занялись рекламой зубной пасты.
...У нас в делегации не было президента Олимпийского комитета. Свободно и связно говорящего хотя бы на русском языке.
“Я сегодня официально на сегодняшней встрече с президентом МОК высказал вот этот вопрос. Если Россия не нужна для большого спорта и движения олимпийского движения, то мы можем до окончания Игр покинуть Олимпийскую деревню и, наверное, объединить спорт высших достижений в кругу тех людей, которые хотели бы соревноваться на чистой спортивной арене с хорошим судейством... Не бывает так, что страна сказала, что мы уезжаем, а завтра приехали и сказали: “Извините”... Данный вопрос нашей страны решает не только Леонид Тягачев, но, естественно, международный отдел нашей страны, как нам строить политику дальше”. Никто не понял, какой такой международный отдел имел в виду Леонид Васильевич. Но когда один из корреспондентов попытался напомнить ему, что многие олимпийцы-84 до сих пор считают, что у них украли Олимпиаду, президент ОКР возбужденно закричал, что он не вор и никто не смеет его упрекать в воровстве. Никто и не упрекал. Всего лишь пытались понять, кто на самом деле чего хочет.
Когда Тягачева спросили, зачем он столь явно при каждом удобном и неудобном случае демонстрирует свое раболепие перед президентом, он, с комсомольским задором перечислив все свои спортивные достижения с 16 лет (которые, впрочем, никто и не умалял), неожиданно крикнул в толпу: “Я знаю все курорты!” Кстати, уже в Москве наш начальник олимпийского движения заявил, что кинуть все и уехать — означало бы в экономическом и спортивном плане отбросить страну на много-много лет назад. А неучастие в параде — значило бы “сделать им пощечину”. Короче, Россия поступила по-христиански: подставила вторую щеку и сдала наших лыжниц.
С эстафеты Лариса Лазутина была снята не из-за допинга, а из-за повышенного уровня гемоглобина. По регламенту нам должны были дать возможность замены, но сообщили о результатах анализа поздно — за 1 час 10 минут до старта. В регламенте это звучит так: “отстранение от стартов спортсмена с высоким уровнем гемоглобина, продиктованное исключительно заботой о здоровье спортсмена”.
— Мы откопали уникальную вещь, — говорит Николай Дурманов, возглавляющий антидопинговую инспекцию ОКР. — Когда стали выяснять, по какому принципу отбираются спортсмены на кровяной допинг, оказалось, что это компьютерный жребий. Попросили показать. О, сказали нам, мы забыли вам сказать, что на этот раз был ручной жребий. Говорим — хорошо, бумаги на стол. “Они не здесь”. — “Где?” — “Далеко”. Мы ждали долго, пока приехали эти бумаги. И видим — да, действительно жребий, но внизу карандашиком приписано — Лазутина и Данилова...
Дурманов в момент скандала был в Швейцарии — разбирался с летними грехами — Кабаевой и Чащиной. Тягачев заявил, что все произошло по халатности тренеров. А по злой информации, которая гуляла по пресс-центру, сам он узнал о случившемся, когда катался с утреца на горных лыжах, по звонку “сверху” по мобильному телефону.
После триумфальной гонки Лазутиной на тридцать километров известие о дисквалификации воспринималось как полный абсурд. Почему Лариса вышла на старт, если накануне вечером результаты новых анализов, в которых было обнаружено новое вещество — аранесп, — уже обсуждались вовсю?
— За нами шла охота, — говорит Дурманов. — И, учитывая дисквалификацию, — удачная. Лазутина и Данилова вышли на старт, потому что у нас существует презумпция невиновности. То, что мне дали пачечку смешных бумаг, не значит, что они виновны. Наши аргументы на ночном заседании были уже мощнее и цивилизованнее. Да, мы проиграли. Потому что на сто процентов были уверены, что никто в здравом уме не осмелится заниматься беззаконием — проверять спортсменок методом, который нигде не опубликован и о котором мы ничего не знаем. Более чем уверен — это было первое использование этого метода. Это все равно, что вас останавливает инспектор: “Вы нарушили правила”. — “А какие?” — “Они еще не напечатаны”. Теперь все будет зависеть от наших адвокатов. И от нашей настойчивости.
...У нас не было и юридической защиты. Кто когда-нибудь за время Олимпиады видел тетеньку-адвоката, говорят, приехавшую в Солт-Лейк представлять интересы России? Тягачев еще в Америке заявил о том, что связался с “парой вашингтонских адвокатур”. Адвокатуры, конечно, нам помогут. Особенно Ларисе, которую Россия собственными руками ославила на весь мир. Выходя на старт, она тоже, наверное, была уверена в стопроцентной защите.
“Как говорил Наполеон, — красиво подытожил Дурманов, — большие батальоны всегда правы. Мы оказались маленьким батальоном. А в антироссийский заговор я не верю. Это слабых и больных съедают. Раз нас съели, значит, мы — слабые”.
Вот это уже ближе к истине...
...На этой Олимпиаде хотелось только одного — почувствовать себя не оплеванным вконец. Безумно было жалко спортсменов. Трудно было привыкнуть к косноязычию нашей власти. Еще труднее — к ее неуважению тех, “кто не с нами”. (На заключительной пресс-конференции один из иностранцев попросил перевести, о чем, собственно, идет речь. Ответ он получил тут же: этот брифинг — только для российских журналистов, и переводчик не предусмотрен. Короче, “Позвольте вам выйти вон!”) Противно — вновь слышать заявления от имени народа: “Результат Олимпиады отмечен нашим народом очень высоко”. Жестоко — наблюдать, как используется ситуация для перекидывания олимпийского мячика: “Хозяин в большом спорте должен быть один. Вроде со спортсменами работает Олимпийский комитет, а лаборатория находится в руках государственного органа. И находится в ужасном состоянии... Все должно быть сконцентрировано, все должно быть в одних руках. На месте будем разбираться...” (Это уже Виталий Смирнов, бывший президент ОКР.) Наивно — всерьез воспринимать слова Героя Советского Союза (так официально он был представлен) Артура Чилингарова, вице-спикера Госдумы: “Я, как представитель власти России, должен сказать, что мы не согласны с отстранением Лазутиной! Мы будем бежать заново! Или пусть нам отдадут медали!”
Нам отдадут, а потом еще добавят. Надо только попросить. Жак Рогге, который написал письмо президенту Путину, перепутав имя, станет нашим Большим братом.
Только не мешало бы сначала изучить регламенты, законы и всякие-разные правовые процедуры в спорте. А еще — научиться соблюдать даже ненапечатанные правила. Главное оружие спортивной разведки — предупреждение удара. В стране, где президентом — кадровый разведчик, наверное, стоило бы это запомнить уже давно. Тем более что Америка, вдохновленная своими подвигами, уже навострила лыжи на проведение новых Олимпийских игр у себя на родине...
