Голос Америки

АЛЕКСАНДР РАССЕЛ ВЕРШБОУ, посол США в Российской Федерации
     Родился 3 июля 1952 г. в Бостоне (штат Массачусетс).
     Закончил Йельский (в 1974 г. получил степень бакалавра в области советских и восточноевропейских исследований) и Колумбийский (получил степень магистра международных отношений) университеты, где изучал международные отношения и историю России.
     В конце 70-х — начале 80-х годов Вершбоу работал в американском посольстве в Москве вторым секретарем.
     В 1988—1991 годах возглавлял советский отдел в госдепе США.
     В 1994—1997 годах был специальным помощником президента Билла Клинтона по российским проблемам.
     Работал в Совете национальной безопасности, где отвечал за вопросы расширения НАТО и политику в отношении Югославии. До назначения на посольскую должность в Москву три года был послом США в НАТО.
     2 мая 2001 г. президент Буш объявил о намерении назначить новым послом США в России Александра Вершбоу. В качестве посла США в России А.Вершбоу вручил Президенту Российской Федерации В.В.Путину верительные грамоты 17 октября 2001 года.
     Выступает за расширение НАТО и — одновременно — за расширение стратегического партнерства с Россией.
     Американский посол является автором многочисленных публикаций по вопросам международных отношений.
     Имеет репутацию одного из наиболее опытных американских дипломатов и специалистов по вопросам отношений с Россией.

     — Прежде чем предоставить слово Вершбоу-дипломату, позвольте предоставить читателям “МК” просто Александра Вершбоу. По сложившемуся у нас стереотипу американцы любят бейсбол, домашних животных и бегают трусцой. А вы?
     — Прежде всего я — счастливый семьянин. С моей женой, Лисой, мы женаты уже 25 лет. Познакомились еще в юности и влюбились, как говорят, с первого свидания, когда нам было по 16. Сейчас Лиса со мной здесь, в Москве. Она — художник, дизайнер ювелирных изделий. Когда мы жили в Штатах, преподавала ювелирный дизайн. А сейчас готовит свою небольшую выставку в московском Музее декоративно-прикладного искусства.
     — А ваши дети? Тоже, наверное, мечтают о карьере дипломата, как и отец?
     — Не знаю, как так получилось, но в семье только я один — дипломат. У нас с Лисой два сына, и оба учатся в университетах.
     Старший заканчивает последний курс в Йельском, где изучает театральное искусство. Хочет быть актером или режиссером. В следующем году собирается в Нью-Йорк. Говорит, что готов работать официантом в ресторане до тех пор, пока не получит первую роль.
     Младший еще первокурсник в университете Гемпшира, штат Массачусетс. Его привлекли биология, генетика...
     — В политическом протоколе есть такое понятие: “встреча без галстуков”. Каков неофициальный Александр Вершбоу вне посольских дел?
     — Большой любитель музыки. Раньше я играл на кларнете, а в университете — на барабане. В рок-группе. Недавно, в день праздника святого Валентина, мы приглашали одну русскую группу (она исполняет классику американского рок-н-ролла). Я играл с ними ударником в Спасо-хаусе (резиденция посла. — Ред.). А еще играю на нашем ежегодном балу морской пехоты, как мы его называем, — это давняя посольская традиция. Но вообще-то я больше люблю слушать. Хожу в Большой зал консерватории. Люблю современный и классический джаз. Мы с женой часто ходим в музеи, любим и современную Москву.

     — Из ваших слов складывается впечатление: вы человек лиричный, мягкий. Что, прямо скажем, не согласуется с вашей политической биографией. Когда минувшим летом появились сообщения о вашем назначении послом в Россию, у нас хором заговорили: “К нам едет “ястреб”, человек, который разрабатывал стратегию продвижения НАТО на восток”.
     — Ну, раз уж мы заговорили о политике... Свою позицию по расширению НАТО я уже разъяснял неоднократно. Последний раз — на недавней конференции в Санкт-Петербурге, откуда на днях вернулся. Там я говорил о сближении НАТО и России перед лицом общих угроз. Это отдельный большой вопрос. В целом расширение НАТО мы рассматриваем как положительную инициативу, которая служит гарантом стабильности и демократии в странах Центральной Европы.
     Соединенные Штаты несут ответственность перед мировым сообществом. Иногда возникает необходимость вмешаться, чтобы предотвратить конфликты, войны, этнические чистки. У нас с российским правительством бывает расхождение взглядов по самой тактике, подходам к этим вопросам, но цели у нас с Россией становятся все более и более общими.
     — Вы сказали “ответственность”. За мир во всем мире? Но не повторяет ли Америка сейчас ошибку Советского Союза? Мы в бытность СССР тоже считали, что ответственны за судьбы мира. Огромные деньги изымались из нашего бюджета, чтобы содержать дружественные, как нам казалось, режимы. Мы называли это “интернационализм”, вы говорите “ответственность”. Чем кончился план строительства мирового коммунизма для СССР, известно. Не закончатся ли для США тем же самым усилия привести мир к единому американскому знаменателю?
     — Я не могу согласиться на то, чтобы поставить знак равенства между интернационализмом, как он проводился Советским Союзом, и ответственностью, которую несут Соединенные Штаты. Поскольку на практике всеобщие ценности — важность обеспечения демократии и свободы — не поддерживались интернационализмом советского типа. И это несмотря на всю ту риторику, которая окружала всякий раз действия, предпринимаемые Советским Союзом в отношении своих интернациональных обязательств. Соединенные Штаты имеют ответственность перед мировым сообществом и разделяют ее с другими странами участием в международных организациях, в частности, являясь постоянным членом Совета Безопасности ООН.
     Я думаю, что мы имеем право нести ответственность, поскольку рассматриваем себя как защитников общих ценностей, таких, как мир, демократия и свободы в мире. Быть может, мы не всегда и не на все 100 процентов успешно справляемся с этой задачей, но по большому счету справляемся. Мы не объявляем за собой права диктовать другим государствам, как им жить, и не пытаемся навязать американскую демократию другим странам. Но, когда мы видим, что под угрозу становится установившийся международный порядок, общепринятые ценности, тогда приходится выбирать действие. Рад отметить, что Российская Федерация также входит в состав государств, которые разделяют с нами эти общие ценности.
     — Америка еще любит называть себя “арсеналом демократии”. Но арсенал — игрушка дорогая. Недавно наша газета публиковала сравнительные данные военного бюджета США и России. Ваш военный бюджет превосходит все военные бюджеты стран мира, вместе взятые. И если об СССР говорили, что это колосс на глиняных ногах, то об Америке можно сказать, что это колосс на одной ноге и эта нога — военный бюджет.
     — Я думаю, что во времена СССР Москва расходовала на военные нужды гораздо больший процент своего валового национального продукта, чем сейчас расходуют США. Это явилось одним из многих факторов, который привел к распаду Советского Союза: слишком много внимания уделялось военному сектору. Хотя военный бюджет США выражается в больших суммах, наша экономика может себе это позволить, и такие затраты одобряются нашим народом. Прогнозируя, какие угрозы встанут перед нами в новом столетии, мы считаем крайне важным оставаться хозяевами самой последней техники и технологии, чтобы справиться с этими угрозами, чтобы была асимметрия в пользу Соединенных Штатов в любой войне.
     Конечно, России тоже следовало бы модернизировать свои Вооруженные силы. США выгодно иметь в лице России более способного военного партнера.
     — Но не порождает ли такое абсолютное военное превосходство опасную тенденцию — комплекс морального превосходства над другими странами и народами? Комплекс, синдром которого, как представляется многим в России, проявился на недавней Олимпиаде в Солт-Лейк-Сити. Скандалы вокруг “российского золота” дали россиянам повод говорить, что в США намеренно унизили наше самолюбие. Один известный российский телеобозреватель, на мой взгляд, тенденциозный, тотчас сделал из этого публичный вывод: нам надо наращивать вооружения, тогда и на Олимпиадах мы будем иметь больше медалей...
     — Во-первых, я считаю абсурдным давать какие-то геополитические оценки Олимпиаде. Сожалею, что многие обозреватели и журналисты, рядовые граждане России так к этому подходят. Конечно, принимающее государство всегда создает больше шума, потому что хозяевам легче попасть на трибуны, чем гостям. Но я никак не считаю, что имела место политизация олимпийских судей, которые, как вы помните, представлены многонациональным составом. То же самое можно сказать о Международном олимпийском комитете, группах медицинского контроля...
     Но вы действительно задали очень серьезный вопрос. Это правда, что страна, достигшая могущества, может стать жертвой того, что называют “наглостью сильных”. И на президента нашей страны, на всех американских лидеров ложится особая ответственность — не дать себе поддаться на искушение, что мы можем справиться с проблемами мира в одиночку. Наоборот. Нужно работать с лидерами других стран, чтобы защитить принципы, которыми мы так дорожим. Как это мы делаем, пытаясь расширить состав участников коалиции в борьбе против терроризма. Мы пытаемся мобилизовать другие государства, чтобы ответить на вызов, который брошен мировому сообществу.

     — В России многие политики и СМИ восприняли как вызов со стороны США известие о размещении в Грузии контингента американских войск. Этот регион, согласитесь, традиционно считался зоной российского влияния. Теперь в России опасаются, что США в этом районе “перетянут одеяло” на себя. К тому же это как-то не согласуется с тем, что, как вы говорите, Америка стремится к “коалиционным действиям”. Какие же это коалиционные действия, если российский партнер просто ставится перед фактом военного присутствия США на Кавказе?
     — Буду рад объяснить ситуацию. Мы уже с октября—ноября консультировались с русскими коллегами по этому вопросу, и они знают, что это просто программа подготовки и снабжения. Мы только обсуждаем с грузинской стороной программу подготовки грузинских вооруженных сил, чтобы повысить их способность бороться с терроризмом, в особенности в Панкисском ущелье. В этом нет ничего нового. У нас есть программа сотрудничества с Грузией, которая осуществляется последние шесть лет.
     — Простите, если я правильно понял, с октября—ноября прошлого года шли консультации с официальными российскими кругами о возможности направления американских военных специалистов в Грузию?
     — У нас есть рабочая группа по Афганистану, где мы обсуждаем все вопросы, связанные с борьбой против терроризма. Уже в октябре были проведены дискуссии о возможности программы “подготовки и снабжения”, как мы ее называем...
     — Можно чуть подробнее, что это за русско-американская группа? Кто конкретно обсуждал такие вопросы с российской и американской сторон?
     — Между Министерством иностранных дел России и госдепартаментом, Трубников — Армитадж, он “номер два” в госдепартаменте, заместитель Пауэлла (В.И.Трубников — первый зам. министра иностранных дел РФ. — Ред.). Мы обеспокоены такой реакцией в России, но это реакция на неправильную информацию. Подчеркиваю, что речь идет только о программе тренировки. Наших военных не будет в Панкисском ущелье, они будут направлены в тренировочные лагеря, базы, школы подготовки спецназа.

     — Странная метаморфоза: когда начиналась горбачевская перестройка, мы видели в США идеал для подражания, как в бывшем сопернике, который сумел обеспечить своим гражданам при “проклятом капитализме” намного более высокий уровень благосостояния, чем СССР. А что в итоге? Прошло больше десяти лет, мы переняли капитализм, а благосостояние среднего американца с его годовой зарплатой в $60000 не идет ни в какое сравнение с зарплатой среднего русского. Не в этом ли причина все еще сильного взаимного отчуждения? В том, что идеологическую ненависть периода “холодной войны” сменила экономическая зависть, которую к тому же усиливает военная слабость России.
     — Та зависть, о которой подчас приходится слышать, это действительно опасное явление. К сожалению, переходный период к рыночной экономике в России не прошел так гладко, как ожидалось. Во-первых, многие недооценивали структурные слабости плановой экономики. Во-вторых, такой переход психологически был очень труден для страны, которая 70 лет жила при иной экономической системе. Быть может, были допущены ошибки в том, как проводилась приватизация, в результате чего концентрация богатства стала достоянием немногих. Быть может, недостаточно было уделено внимания правовой реформе, которая могла бы создать систему, способную ограничить коррупцию.
     Быть может, и со стороны Запада были допущены ошибки — слишком много экономической помощи предоставлялось России без того, чтобы удостовериться, куда эти средства уходили.
     Быть может, мы пропустили возможности более тесно интегрировать Российскую Федерацию с западными экономическими и политическими структурами. Частично, наверное, сыграл свою роль фактор, что Россия в начале 90-х не знала точно, в какую сторону ей пойти. То ли в сторону Запада, то ли выбрать для себя какой-то иной, “третий” путь.
     Думаю, что сейчас, при президенте Путине, который привержен тому, чтобы вести свою страну в сторону Запада как в политическом смысле, так и в экономическом, и даже в военном, появилась вторая возможность, взамен той, что была упущена в девяностых годах.
     И я считаю, что все больше и больше россиян смогут через несколько лет повысить свое благосостояние и увидеть процветание своего государства, пользуясь благами того, что мы называем “жизнь среднего класса”. В действительности мы видим появление такого среднего класса в России, но пока это относится к Москве и некоторым другим крупным городам. Та политика, которую проводит Правительство Российской Федерации, и те реформы, которые продвигаются через Думу, — все это дает основание предполагать, что в перспективе прогресс благосостояния выйдет за пределы одной столицы и перейдет на всю страну.
     — В России по долгу службы вы общаетесь с людьми, от которых так или иначе зависит будущее нашей страны. И не только — встречаетесь, наверное, с деловыми людьми, интеллигенцией. Есть ли, на ваш взгляд, видение перспективы российско-американских отношений в кругах нашей элиты? И каким оно представляется вам лично?
     — Все семь месяцев пребывания в России я пытаюсь узнать побольше о людях, которые представляют те слои общества, которые вы упомянули. Большинство из тех, с кем доводилось беседовать, являются сторонниками и поддерживают сближение, происходящее между США и Россией. Но также выражается некоторая озабоченность и пессимизм, приходится слышать мнение, что потепление в отношениях в недалеком будущем может исчезнуть, испариться, и Россия в третий раз должна будет пережить глубокое разочарование. Как это уже было: первый раз — при Горбачеве, второй — при Ельцине. Поэтому я вижу своей задачей здесь — быть голосом оптимизма. Я считаю, что это не переоценка, когда я говорю, что наши отношения перерастают из партнерских в союзнические. Это подтверждается фактом. Мы сейчас объединены тем, что ведем общую борьбу с террористами, защищаем общечеловеческие ценности. Мы защищаем демократию, свободу от угроз, которые могут разрушить нашу общую цивилизацию.
     — Войны не длятся вечно, и та война, которую ведут сейчас США, тем более в составе такой мощной коалиции, рано или поздно завершится, уверен, победой демократии. Будет покончено с “Аль-Кайедой”, и как-нибудь решится вопрос с “осью зла”, так сильно беспокоящей США и, будем откровенны, так мало — Россию. Не прервется ли тогда российско-американский “союз военного времени”? Что может нас связать помимо военного партнерства?
     — Заглядывая вперед, к саммиту, намеченному на май этого года, когда в Россию приедет президент Буш, скажу, что мы надеемся подготовить к подписанию важные документы, связанные с сотрудничеством в сфере безопасности. Мы надеемся, что центром внимания на этой встрече станет документ, который в правовом смысле будет обязателен для обеих сторон и зафиксирует радикальное сокращение стратегических ядерных вооружений. Также мы возлагаем надежды на эффективность нового “механизма двадцатки”, который позволит более тесно сотрудничать России и НАТО. Речь идет о том, чтобы Россия выступала как равный участник и партнер, принимала бы участие в выработке стратегических планов вместе со странами НАТО и принятии совместных решений по конкретным вопросам. Это отличается от существовавшего до сих пор механизма, когда 19 стран — участников НАТО принимают решение, а потом для обсуждения его приглашается Россия. Сейчас как раз согласуются с российской стороной параметры этого нового механизма.
     Есть и другие области, в которых мы можем сотрудничать на взаимовыгодных условиях. Пример — Средняя Азия. В интересах обеих наших стран оказать помощь бывшим советским среднеазиатским республикам в укреплении демократических институтов и экономической системы с тем, чтобы предотвратить опасность превращения этого региона в источник нестабильности, как это имело место в Афганистане. У нас нет планов оставить базы в Средней Азии, они нужны только на период антитеррористических действий. Со временем наши отношения со странами Средней Азии станут чисто политическими, экономическими, точно так же, как это было в последние 10 лет.
     Здесь, на мой взгляд, не должно быть повода ни для соревнования, ни для соперничества, а лишь совместная работа по укреплению безопасности этого региона, что в прямых интересах и Российской Федерации.
     В экономической области есть известный прогресс, хотя многие у нас предпочитают торговать в России, но не развивать здесь производства. И тем не менее “Форд” скоро запустит совместное производство автомобилей “Форд-Фокус” в Ленинградской области, “Дженерал моторс” уже выпускает в Тольятти модель “Шеви-Нива”. В Перми компания “Пратт энд Уитни” организует производство авиационных реактивных двигателей. Это примеры успешного ведения деловых отношений, создания массовых рабочих мест. Ну а такие марки, как “Пепси-Кола”, “Макдоналдс”, уже стали символом американского коммерческого присутствия в России. Только здесь к ним привыкли и в повседневной действительности почти не обращают внимания.
     Уверен, у нас хорошие совместные перспективы...
     — Спасибо, господин посол, за откровенное интервью.