...В трех с половиной шагах от главного олимпийского пресс-центра некие посланцы штата Вайоминг открыли бар. Зачем им это надо — поди разбери. Хотя, знаете, от кого-то слышал: дело все в том, что вайоминговские руководители шибко недовольны крайней непопулярностью в мире подконтрольного им штата. Вот и решили использовать Олимпиаду в своих корыстных целях.
Как бы то ни было, журналистам — особенно, конечно, российским — затея с баром определенно пришлась по вкусу. А чего: показывай на входе аккредитацию, заходи, наливай, накладывай, пей-ешь сколько влезет. И главное — все абсолютно бесплатно!
Другое дело, что на самой Олимпиаде халявы не бывает. Нет, исключения, конечно, встречаются. Иногда. Например, в шорт-треке: австралийца с фантастической фамилией Брэдбери (и фантастическим же везением) преподаватели истории олимпизма еще долго, думаю, будут поминать в качестве самого нечаянного чемпиона. Еще бы: катил себе человек последним, повторяя про себя для утешения избитое “главное — не победа, а участие”, и в четвертьфинале, и в полуфинале, и даже в финале. И всякий раз бежавшие впереди конкуренты, распихивая друг друга, сообща валились на лед, расчищая фартовому австралийскому парню дорогу к олимпийскому “золоту”.
Везет сильнейшему? Ну-ну...
А вот российской команде потусторонние силы помогать в Солт-Лейк-Сити явно не собирались. Впрочем, кто-то считает, что повезло, например, Михаилу Иванову. Я думаю, в этом случае ни о каких гримасах фортуны говорить не стоит. Пускай и на замечательного псковского парня золотая медаль тоже свалилась нежданно-негаданно.
Для тех немногих, кто не в курсе, на всякий случай напомню: на следующий день после того, как российский лыжник под фанфары, как полагается, получил серебряную награду, пришло официальное сообщение, гласящее, что формальный победитель гонки на 50 километров Йохан Мюлегг дисквалифицирован. Получите, Михаил, “золотишко”!
“И как, интересно знать, перенаграждение проходило? — спрашиваю у Иванова в самолете, лениво, точно обожравшийся сладкой пыльцы шмель, отрывающемся от взлетной полосы аэропорта Солт-Лейк-Сити. — В торжественной обстановке?” — “Скажешь тоже — какая там торжественность... — улыбаясь, машет рукой Миша. — Привели меня в какую-то подсобку, я достал из кармана свою серебряную медаль, отдал, а мне золотую сунули. Честное слово — как будто значками втихаря обменялись. Вот и все”.
Ну да ничего — теперь, как сам Иванов признается, стимул хороший будет. Победить на следующей Олимпиаде красиво и безоговорочно: тогда и гимн в его честь сыграют, и флаг поднимут...
Впрочем, мы, откровенно сказать, и “серебру” Михаила очень даже обрадовались: как-никак на “полтиннике” — самой, безусловно, трудной из программных лыжных дистанций — наши олимпийцы уже 22 года не могли зацепиться хоть за какую медаль. Со времен американского же (вспомните Лейк-Плэсид!) триумфа Николая Зимятова.
Что и говорить — “полтинник” у лыжников получился супердраматичный. По крайней мере, на каком-то этапе новый испанец (и бывший немец) Мюлегг уступал Иванову порядка 40 секунд! Но потом вдруг рванул, как на пятьсот, — и не спекся. Выиграл в итоге у Миши добрую четвертинку минуты. Тогда казалось: все дело в лыжах, которые на последней трети дистанции покатили у Мюлегга аки по маслу. Хотя какие-то невнятные подозрения витали в воздухе уже на пресс-конференции...
“Ты знаешь, мне немецкие коллеги сказали, что у испанца перед гонкой брали кровь на гемоглобин целых пять раз, пока все-таки не разрешили стартовать”, — говорил я Иванову, дождавшись его наконец у выхода для спортсменов. “Не думаю, что это так, — Миша на редкость, по-моему, порядочный парень, кажется, готов был защищать Мюлегга не хуже самого дорогого адвоката. — Есть положение: можно взять кровь два раза. Если и во второй пробе уровень гемоглобина выше нормы, то в виде исключения могут посовещаться и позволить сдать в третий раз. Но — не больше...” — “И что, не хочешь разобраться, попротестовать?” — проклятое репортерское нутро покоя не давало, и я все пытался спровоцировать нашего лыжника. “Зачем протестовать — это как-то низко, — по-прежнему спокойно отвечал Иванов. — Недостойно... Если человек прошел все-таки тест — значит, все о’кей. Как говорится, не пойман — не вор!”
И мне, конечно, приходилось менять тему. И говорить с Мишей о более приятных вещах. Ну, скажем, о базе, которую сами лыжники под руководством тренера Павла Мищенкова построили в городе Остров Псковской области. “Кстати, работы там до сих пор много, — признавался наш олимпионик. — Например, каждый год трассу нужно рубить. У нас лес смешанный, много орешника. Вот и приходится его вырубать каждый год. Орешник, как говорят, мусор леса. Вырубил его, а на следующий год, глядишь, опять разросся. Плюс елочки, шишки убираем... Словом, вычищаем, хотим, чтобы было как в Финляндии. Чистый лес — одни сосны. И видно все — далеко-далеко...”
Миша Иванов вообще, как мне представляется, человек немножко не из нашего времени. Или не из нашего мира. Ну какой еще, скажите на милость, молодой спортсмен, получив в качестве приза за победу машину, отдаст ее... тренеру? Безвозмездно. “Да ладно из меня героя делать! — недовольствовал он на высоте метров тысяч эдак восемь. — Что, нелогично я поступил?.. Ну посуди: разве я выиграл, потому что сам всему научился? Нет. Меня Павел Геннадиевич научил — значит, это его награда... Да и вообще, подумаешь — машина. И на что она мне? Я по Москве, положим, все больше на метро езжу. Хотя неприятно, конечно, бывает, когда тетка какая-нибудь обматерит: куда, мол, лезешь, ишь, понаехали! Но, с другой стороны, надо понимать: бывают такие люди, которые живут по принципу “не поругался ни с кем — день потерян!”.
...А я слушал его — и вспоминал почему-то необыкновенный город Солт-Лейк-Сити.
Город, где купить бутылочку чего-либо крепче кефира реально лишь с десяти утра до десяти вечера — и то по будням, а в двух ресторанах из трех на твою просьбу принести к мясу красное вино лишь пожмут плечами: “Алкоголя не держим”.
Город, где на пешеходном переходе светофор любезно отсчитывает секунды, оставшиеся до того момента, как замерцает пожарным огоньком красный: “Девять... восемь... семь...”
Город, где курить можно лишь в специально отведенных местах не ближе двадцати семи, если правильно запомнил, футов от здания, а если попытаешься задымить в общественном месте, коим считается, скажем, даже главная городская площадь, то вежливый полицейский мигом рассвирепеет и знаком покажет, что у тебя есть шанс в течение трех секунд погасить сигарету, не то он на полном серьезе начнет заламывать тебе руки за спину.
Город, где не то что к иностранцам — даже к американцам из других штатов, кроме Юты, отношение крайне настороженное: не по мормонским, дескать, законам существуете, чего от вас хорошего ждать?
Город, где уровень преступности — самый, говорят, низкий в Соединенных Штатах, а безработица не зашкаливает даже за жалкие три процента...
Город, организовавший ХIХ зимние Олимпийские игры на высочайшем, чего уж душой кривить, уровне. Жаль только — российским спортсменам на берегах Соленого озера не очень-то везло.
Впрочем, на Олимпиаде халявы и не бывает, верно?
