Эпиляция мозгов

  У нас всего два настоящих праздника, когда мы точно знаем, ч т о празднуем, — Новый год и Девятое мая. В одном случае мы празднуем наступление очередного календарного года, в другом — великую победу в великой войне.
     Но если мы знаем, что празднуем, то, следовательно, мы знаем и как нам это делать. На Новый год надо нарядить елку и полночи поглощать пищу, сидя у телевизора. На девятое мая надо чествовать надевших ордена ветеранов, смотреть парад, салют, фильмы про войну и гордиться своей Родиной.
     Все остальные наши праздники делятся на две категории.
     Во-первых, есть праздники, начисто лишенные содержательной нагрузки, типа Дня независимости или Дня Конституции, про которые никто ничего не понимает. От кого независимость, кто видел эту Конституцию и как все это праздновать? Такие праздники являются просто дополнительными выходными днями, дарованными милостью правителей, и каждый проводит их так, как ему хочется.
     Вторая категория включает в себя праздники, у которых имеется некий смысл, однако он сильно отличается от того, что закладывалось в начале, когда сей красный день еще только внедрялся в календарь. Первоначальная идея такого праздника забыта, переиначена, перевернута с ног на голову. Соответственно, и само празднование носит противоречивый характер. Общепринятые ритуалы “отмечания” порой ничего общего не имеют с самим событием, давшим повод для учреждения дня отдыха.
     Пример такого странного праздника — Седьмое ноября, которое нынче зовется Днем согласия и примирения. Что это значит — согласие и примирение? Как их отмечать? С кем соглашаться, с кем мириться, куда свечки ставить, до каких часов не спать? Никто не знает. Верные ленинцы и пламенные коммунисты по старой памяти ходят в этот день на демонстрацию. Но это не столько осмысленное, сколько инерционное движение — всю жизнь ходили, теперь не могут остановиться. А прочие граждане три дня маются и не знают, куда себя приложить по “примиренческому” поводу.
     Первое мая — тоже загадочная штука. Нигде не прописано, чем следует заняться, чтоб обозначить праздничный порыв. В результате все едут на садовые участки и копают там землю. Получается три-четыре “целевых” выходных подряд, предназначенные специально для посадки картошки, которые почему-то называются “праздник Первомай”.
     Или взять 23 февраля. Раньше он считался Днем Советской Армии и Военно-Морского Флота. Это было еще более-менее понятно. Праздник человека в погонах. Если ты носишь или раньше носил погоны — значит, твой день. Надевай ордена и памятные знаки, пей, гуляй, рассказывай про свои подвиги и принимай поздравления.
     А теперь у нас 23 февраля превратился в день всех мужчин поголовно. Погоны больше ничего не решают, субъекты чествования отбираются по половым признакам. Но как праздновать половые признаки? Может, женщины должны по такому случаю какие-то специальные обряды выполнять — ноги мыть и воду пить? Может, следует парад мужских доблестей устраивать в каждом округе Москвы? Может, каждого встречного мужчину нужно одаривать конфетой? Ритуал не выработан, публика в недоумении. Вот и приходится хаотически пить и гулять, как в какую-нибудь заурядную субботу.
     С Восьмым марта — та же беда. Клара Цеткин в 1910 году решила, что это будет “день международной солидарности женщин в борьбе за экономическое, социальное и политическое равноправие”, и так его и записали в расписании праздников.
     А мы что празднуем? Прямую тому противоположность.
     Никакого равноправия Восьмого марта у нас в помине нет. Его и вообще-то нет, но Восьмого марта — особенно. Наоборот, сплошное жеманство и лицемерие: ах, эти женщины! Они, знаете ли, совсем не то, что мужчины. Женщина — она мать, хранительница очага, опора и крепкий тыл, но при этом нежна, прелестна и беззащитна, как хрупкий весенний цветок, и в совокупности своих положительных качеств служит наилучшей усладой для мужчины. За это он ей сегодня дарит цветы и заливает мед в уши.
     Как ни удивительно, женщины охотно ловятся на эту белиберду и сами готовы бежать впереди паровоза. Они заранее готовятся к Восьмому марта, записываются в парикмахерские и салоны красоты на маникюры-эпиляции, придумывают, во что нарядиться по случаю праздника, видят романтические сны, грезят наяву, витают в облаках и ждут чего-то необыкновенного.
     Клара Цеткин небось в гробу переворачивается, видя, как испохабили ее светлую идею. Если бы могла, закричала бы сейчас густым басом: “Эх вы, курицы! Учишь вас, учишь равноправию, а все без толку. Сходите сделайте себе эпиляцию мозгов! Может, тогда очухаетесь”.
* * *
     Принципиальная Клара непременно почуяла бы, что наше Восьмое марта, несмотря на официальный государственный статус, насквозь пропитано сомнительного свойства двусмысленностью. Двусмысленность витает в воздухе, сквозит в многозначительных поздравлениях и улыбках, предупреждающе шипит в шампанском. Золоченый налет торжества скрывает тонкую сексуальную игру, где каждый участник — дичь и охотник одновременно.
     Знаете, в какой день парикмахерские забиты до отказа? Шестого марта — накануне последнего предпраздничного дня. Зато седьмого к вечеру ажиотаж спадает. Почему? Потому что женщинам важно хорошо выглядеть именно седьмого — когда праздник отмечается на работе.
     Само же Восьмое марта их редко зовет к подвигам во имя красоты. Все равно выходной, дома сидеть, так для кого стараться-то? Для мужа, что ль?
     Настоящий праздник — на работе. Дозволенное бухалово с элементами эротики (больше в воображении, конечно, чем на самом деле). С утра мужчины мечутся, как рыбки-меченосцы, шепчутся: “Водку будем брать? А открытки?” Потом решают следующую проблему: “Где сядем? Там сядем? Или там сядем?” Настроение приподнятое, труба зовет: “Вый-ди-ко-мне-дон-на-бел-ла”. Сегодня надо домогаться. Необходимые мероприятия по ухаживанию за женщинами проводятся в масштабе всей страны, и у мужчин появляется ощущение, что сегодня их шансы повышаются.
     Действительно, женщины в этот день — размякшие, как после бани. Они ходят павами и благосклонно принимают поздравления. Да, я донна белла. А ты кто такой? Но чем больше выпито, тем шире распахиваются их души на призыв трубы, и они уже сами начинают подпевать: “Вый-ди-ко-мне-дон-на-бел-ла”.
* * *
     По заветам Клары Цеткин Восьмое марта отмечается только в женских коллективах — в библиотеках или школах, где за праздничный стол вместе с двумя десятками женщин садятся обычно два мужчины: трудовик с инвалидностью и военрук на пенсии. Вот там — да, там — настоящая женская солидарность. Там женщины сами наливают друг другу и сами произносят тосты, и выпивают “за нас, женщин”, и дарят друг другу трогательные подарки — шампунь, крем для рук, колготки или чашку.
     У них, кстати, тоже бывает весело. И анекдоты там рассказывают не вполне приличные, и пляшут, и песни поют пьяными голосами. Несмотря на то что добрая половина такой компании обычно люди одинокие, в ней нет ни грамма мужененавистничества или непонятного массам “феминизма”. Нет, они очень ценят и любят мужчин. Но их праздник — не про это. Не про отношения между мужчинами и женщинами.
     Их праздник — про солидарность. Про то, что женщины должны помогать друг другу просто по причине общего пола. Видишь, что женщина рядом нуждается в поддержке, — обязательно протяни ей свою женскую руку.
     Это как представители малых народов, эмигрировавшие в чужую страну. Они ведь всегда помогают своим. Подтягивают, придумывают работу, поддерживают советами. Вот и женщины должны так же действовать, а не играть послушно в игры, придуманные для них мужчинами. Иначе им туго придется. Они ведь тоже в определенном смысле — в чужой стране.
    

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру