Алексей МЕРИНОВ,
русский художник конца XX — начала XXI века
День рождения — праздник не менее странный, чем Новый год. Если собраться с силами и трезво посмотреть, то, собственно говоря, сам ты никакого отношения к этому светлому дню не имеешь. И поздравлять надо папу с мамой за то, что додумались до этого дела, а главное, за то, что все удачно кончилось. Тем не менее зачастую именинник справляет свой день настолько жестоко, словно пьет в глубоком вражеском тылу в окружении сплошных предателей и полицаев.
Итак, однажды я решил отпраздновать свой юбилей в кругу коллег. В ресторане, как обычно, скучно, дежурные идиотские пожелания, некая скованность от сервиса и цен. С радостью согласились продолжить в стенах родной редакции. Странно, но как только я немножко выпью в центре города, рядом моментально появляются живые лошади. То ли чувствуют, что, согласно моей красивой фамилии, сюрпризов от меня уже не ждать, то ли вид после застолья у меня дико кавалерийский. Друзья, привязав меня к седлу, как в произведении “Всадник без головы”, сами веселой гурьбой сопроводили к дверям издательства. Первый казус произошел прямо у входа. Охрана почему-то ответила отказом на мою законную просьбу проехать на скакунше прямиком к буфетной стойке. Очевидно, доводы я произносил слишком громко, потому как лошадка, недолго думая, оживила унылый пейзаж у подъезда свежими “яблоками”. Спор, кому придется убирать весь этот урожай, грозил затянуться до утра, но правда и красноречие победили. Тушка моя была втащена-таки собутыльниками в бар. Примерно так же бессердечные тюремщики волокут сломленного узника из пыточной.
Второй казус случился во время жаркой дискуссии о высоком искусстве. Одна из коллег безапелляционно заявила, что настоящий художник — это кто ухо себе отрезал, остальные — жалкие подмастерья.
Стоит ли говорить, что подобного выпада я стерпеть не мог. Заголосив: “Ножницы в буфет!” — зачем-то стремительно упал головой на стойку и тут же бескомпромиссно уснул. Коллеги долго решали, чего меня лишать. Гуманизм взял верх, посему для начала решили отрезать бороду. Всю не получилось, поскольку часть непослушной растительности спряталась вместе с лицом в стойке...
Утром, подойдя к зеркалу и увидев мерзкую, чужую, с криво “приклеенным” куском жуткой бороденки рожу, я впервые за многие годы взрослой жизни искренне и безудержно расплакался. Не смогла утешить и жена, вкрадчиво-гадливым голосом произнеся загадочную на тот момент фразу:
— Погулял, стало быть. Ну что, а сырки кто есть будет?
...Позднее Маша (которая жена) образно и, мягко говоря, в лицах поведала, что внесли вашего покорного слугу подельники, словно павшего спартанца на щите, и не одного, а с коробкой сырков глазированных. И прижимал я их, словно солдат полковое знамя, так что отнять яства ну никак не получалось даже путем засовывания железной линейки меж тарой и худым тельцем. Так с этим коробом и оставили в тревоге на кухне. Оказывается, в разгар ликования меня своевременно осенило: мол, я, скотина, весь тут гулеваню, а дома меня дочка ждет некормленная.
С печальным криком чайки: “Нечто я кровинушке своей аленький цветочек пожалею!” — скупил на корню оставшуюся еду в буфете (300 сырков) и, как добрый папенька-купец, с богатым товаром и соизволил прибыть в хоромы.
...Дегустировать эти проклятые сырки совсем не хотелось. Спасла дочка Даша, высказав тонкую мысль, что в школе весьма будут рады столь неожиданной пищевой добавке к надоевшему завтраку.
— У вас муж — меценат? — восхищенно спросили у Маши учителя.
— Хуже — выпивающий... — не без внутренней гордости ответила жена.
На следующий день меня приостановил у входа охранник:
— Алексей Викторович, вы сегодня пеший или как обычно?
Владимир ПРЕСНЯКОВ, музыкант
— Эта история приключилась в совсем молодые годы. В разгар дня рождения мне и моим друзьям, как обычно, не хватило выпивки, и я отправился за портвейном. Счастливый, нагруженный бутылками, я возвращался обратно, но, вот незадача, лифт, поднимавший меня и ценный груз, застрял...
Вместо того чтобы обрадовать ребят и самому порадоваться — все-таки праздник, — я проторчал в лифте два часа. Кричал во все горло и стучал по стенкам кабины. Прежде чем меня вызволили, я две бутылки все-таки выпил. И, освобожденный, побежал к друзьям допивать остальное...
Больше всего подарков неожиданных и смешных я получил на свое пятидесятилетие. Сначала Министерство культуры присвоило звание заслуженного артиста. Ну это ладно. Затем Министерство образования присвоило звание почетного учителя. Это притом что я никогда не занимался преподавательской деятельностью, разве что всяким “нехорошестям” учил сына. Но самым неожиданным в тот вечер стал подарок Коли Фоменко. Он преподнес мне, в первый раз надевшему фрак, пачку памперсов...
При этом он говорил что-то остроумное типа, что я старый Пер Гюнт и скоро начну ходить под себя — и мне они понадобятся.
Ну и, конечно, меня поразил Володя. Он, не знаю где, достал орден Святого Владимира. Сказал: папа, тебя никто никогда ничем не награждал — теперь получи.
