Когда она открыла глаза, сразу увидела множество людей в белых халатах, заботливо склонившихся над ее головой. В первый момент страшно испугалась, но, быстро “взяв себя в руки”, вспомнила: ведь еще мгновенье назад она находилась на сцене...
— В то время был очень моден клубящийся по сцене дым, — вспоминает Тамара Гвердцители тот неприятный эпизод. — Вот перед моим выходом и “постарались” от души, напустив вредоносного химиката сверх всякой меры. Мне он, наверное, был противопоказан, и уже через несколько мгновений после появления на сцене я потеряла сознание. Представляю, как обалдели зрители! Был человек — и вдруг нет его. В дыму-то было не видно, как меня утащили со сцены...
— Так вам после происшедшего пришлось отказаться от эффектных сценических приемов, чтобы избежать повторной обморочной реакции?
— Сейчас уже разработали новые технологии. Тот же дым стал универсальным и относительно безвредным. Да я и никогда не увлекалась особыми сценическими эффектами. Обморок на сцене — явление исключительно редкое. Но от неприятных сюрпризов во время выступления никто не застрахован. Однажды во время концерта я просто упала на сцене.
— ???
— Просто тогда, по задумке режиссера, сцену полностью затемнили — для того, чтобы мой выход был незаметен. Луч света, постепенно нарастая, должен был выхватить меня уже стоящей у микрофона. Все могло получиться очень красиво, если бы в кромешной темноте было хоть чуть-чуть видно дорогу. Я же “не справилась с управлением” и... упала. А когда свет наконец дошел до меня, стояла на коленях перед зрителями. В зале был слышен только мой голос, и никто не догадался, что это было не продумано. Я величественно встала с колен и продолжала петь дальше.
— Наверное, подобные происшествия чаще всего случаются на гастролях?
— Вообще гастроли — это моя стихия. На каждый свой концерт в другом городе я стараюсь прибыть хотя бы за день, чтобы успеть как-то адаптироваться и выспаться перед выступлением. Это, наверное, уже профессиональная привычка. На самом деле бывало трудно: отравления случались, простуды, очень высокая температура... Но ведь это у меня, а не у зрителей! Концерт не может сорваться.
— Такая строгость к себе распространяется на все? Вы применяете диеты, тяжелые спортивные нагрузки?
— Не соблюдаю я никаких диет, никогда их не соблюдала. Очень люблю фрукты и овощи, часто делаю разные салатики. Мясо не очень уважаю, но люблю разные блюда из птицы и рыбы. У меня есть специальный комплекс физических упражнений, который по возможности делаю каждое утро по 20 минут. Иногда дольше — около часа. Я выработала этот комплекс несколько лет назад и теперь стараюсь от него не уклоняться.
— Но какие-то ограничения для вас существуют? Есть “запретный плод”?
— Мороженое! Еще с детства. Мне всегда нужно было беречь голос, а я очень любила мороженое. Естественно, моя мама, Инна Владимировна, запрещала мне его есть в больших количествах. Я жутко переживала, мне казалось, что это самое настоящее посягательство на мою свободу. Мама уговаривала меня, а потом как-то ко мне подошел мой преподаватель вокала и сказал, что когда я увижу, что мои подруги в школе собираются есть мороженое, то должна как-то абстрагироваться и придумать себе полезное. Даже мой супруг иногда посмеивается над этой моей слабостью! Хотя всегда готов чем-нибудь побаловать.
— Ему виднее. Он, как известно, доктор и, вероятно, знает, в чем таится серьезная угроза здоровью, а где можно иногда и расслабиться. Вам помогает тот факт, что муж Сергей — врач, или случаются “посягательства на свободу”?
— Если бы мой супруг не был врачом — я бы с ним не познакомилась. Мы поженились во многом благодаря его профессии. А случилось это так. Перед Новым годом я сильно заболела. Ко всему прочему находилась в одиночестве, потому что мама и сын Сандро в это время были в Америке. У меня страшно все болело, и мой знакомый привел на “диагностирование” своего хорошего друга — Сергея Георгиевича Амбатьелло, ведущего сотрудника НИИ им. Бакулева, сердечно-сосудистого хирурга. Сергей осмотрел меня и прописал уколы. У меня тогда весь дом буквально пропах мазью Вишневского — Сережа потом смеялся, что весь пропитался запахом Тамары Гвердцители. Он отвез меня в больницу, привез магнитофон, колонки, кассеты и как мог всячески старался веселить. Мне было очень грустно. Сын и мама были далеко. Я сильно тосковала из-за того, что не могла полететь к ним на Новый год. После лечения и неусыпного контроля мне стало настолько лучше, что я даже смогла полететь в Америку. Там, правда, я подумала, что наши романтические отношения с доктором, к сожалению, закончились. Но Сережа звонил мне каждый день. Мы разговаривали часами. Когда доктор заплатил огромную сумму за наши душевные разговоры, я вдруг поняла, что он ко мне, наверное, неравнодушен. Возвращаясь в Москву, я точно знала, что мы с Сережей нужны друг другу. Мое сердце уже билось в унисон с его.
— Значит, только после возвращения из Америки вы поняли, что доктор за вами ухаживает?
— Да, причем он сам сказал мне об этом прямым текстом. Чудные они, эти доктора, правда?.. Хотя он был достаточно изобретательным. В ход пошли звонки по поводу продления лечения, новые рецепты... Он все выписывал, выписывал, а я добросовестно выполняла его рекомендации. И лишь недавно поняла, что это он ухаживал за мной, но только так, как может ухаживать врач. Для того чтобы врач смог покорить сердце своей пациентки, он должен постоянно говорить, что она “безнадежно” больна. И прописывать ей лекарства. Хотя бы простые витамины. Так что свои “лекарства” я принимаю до сих пор.
— Можно сказать, что вы выбрали мужа сердцем?
— Естественно! Для профессии было бы просто прекрасно, чтобы Сергей был композитором. Но для семьи одного артиста достаточно. Как оказалось, в этом вся и прелесть, что Сережа работает по совершенно другой специальности. Я уважаю мужчин, которые являются крепкими профессионалами в своей области. Талантливый человек всегда успешен в своем деле. И для этого не нужно обязательно быть артистом.
— Сергей интересуется вашим творчеством, даже ездит с вами на гастроли. А вы следите за его работой в медицине?
— Конечно. Как я поняла, самое сложное в работе Сережи — это отношения с близкими пациентов. Вообще любая профессия, если она близка, постепенно становится вроде наваждения. Что-то может даже сниться ночами. Скажем, мне может присниться совершенно незнакомая мелодия, а вот Сергею — наоборот, то, о чем он постоянно думает на работе: как пройдет операция, что может случиться, как лучше поговорить с родными пациента? Ведь хирурги должны уметь не только ювелирно делать сложные операции, но и быть хорошими психологами. Эта профессия в определенном смысле круглосуточная, она затрагивает нити человеческой души. Человек не перестает как бы снова проживать пройденный день, проведенную операцию: ведь от хирурга подчас зависит не только здоровье, но и жизнь! Я вообще думаю, что хирурги, да и все врачи, — это люди высшей организации.
— Вы оставляете “рабочие” проблемы за порогом или несете их в дом?
— Мы не можем выработать в себе “иммунитет” от проблем. Все спорные вопросы, в том числе и рабочие, у нас очень бурно обсуждаются. Нашу семью в этом смысле можно даже назвать “итальянской”, где все в эмоциональных водопадах, взрывах! Мы ведь люди темпераментные, а это присуще всем творческим людям.
— Как же тогда относиться к существующему стереотипу, что доктора должны быть очень спокойными и даже невозмутимыми?
— Наверное, это касается спокойных терапевтов, которые рецепты каждый день выписывают. А хирурги — они совершенно другие. Конечно, удивительно, что мы с Сережей так хорошо понимаем друг друга. Ведь даже американскими статистиками точно доказано, что профессии артиста, доктора или полицейского признаются самыми неблагополучными для семьи. Но нам же повезло! Может, “не охваченным” семейным счастьем врачам или полицейским нужно объединиться и поискать свою вторую половинку среди артистов?
