Кто-то из великих сказал: «Юстиция – это не карающая машина,
а компромисс». Нынешний глава Министерства юстиции России Юрий ЧАЙКА строго следует этому принципу и прикладывает немало усилий, чтобы с помощью судебной реформы изменить карательную политику государства.
Юрий Яковлевич, сегодня Министерство юстиции обладает достаточно широким спектром полномочий, и их объем все время расширяется. Какие новые задачи для органов юстиции ставит сейчас Президент РФ?
– Действительно, на сегодня наша деятельность весьма многогранна. Есть и несколько новых задач, которые перед нами поставил президент. Это формирование в России единого правового пространства, исполнение судебных решений по гражданским и арбитражным делам и исполнение уголовных наказаний.
Кроме того, вы знаете, что с 1 июля 2002 года вступает в силу новый Уголовно-процессуальный кодекс, согласно которому мы теперь будем органом дознания. Это происходит впервые в истории российской юстиции. Новым процессуальным законом нам определено расследование уголовных дел по пяти составам преступлений против правосудия, включая неисполнение судебных решений, разглашение сведений, составляющих судебную тайну, угрозу физической расправы судьям и т.д. Это новое для нас направление, и чрезвычайно важное. В связи с этим мы проводим массу организационных мероприятий. Уже подобрали руководящий состав и создаем соответствующие структуры в территориальных органах юстиции.
Кроме того, 1 июля вступает в силу и новый Кодекс об административных правонарушениях. Там предусмотрено, что мы будем возбуждать дела по 11 составам административных правонарушений.
«ДЛ»: Это как-то отразится на эффективности вашей работы по исполнению судебных решений?
– Конечно. Теперь в отношении тех, кто уклоняется от исполнения судебных решений, уголовные дела будут возбуждаться гораздо чаще. Приведу один пример. В прошлом году мы направили 6,5 тыс. материалов в правоохранительные органы с целью привлечения к уголовной ответственности тех, кто не исполняет судебных решений. Реально же было возбуждено только 900 уголовных дел. А до суда доведено всего несколько десятков. Теперь же, когда этот рычаг воздействия будет у нас в руках, эффективность исполнения судебных решений будет гораздо выше.
«ДЛ»: В разработке новых Уголовного и Уголовно-процессуального кодексов Минюст России принимал самое активное участие.
– Все поправки Минюста были направлены на гуманизацию нашего законодательства. С принятием нового Уголовного кодекса, а он действует с 1997 года, нам удалось несколько улучшить положение дел в следственных изоляторах и колониях. В прошлом году – впервые за многие годы – удалось снизить количество заключенных в СИЗО на 30 тыс. человек. А общее число граждан, находящихся в местах лишения свободы, удалось сократить более чем на 100 тысяч.
Но теперь возникла другая проблема. Мы готовим новые поправки в уже действующий УК. Я встречался с нашим президентом и проинформировал его о том, что мы искусственно порождаем так называемую профессиональную преступность – институт особо опасных рецидивистов. Давайте сравним. Если в Советском Союзе, когда действовал старый УК, у нас было где-то 7,5 тыс. особо опасных рецидивистов, то с принятием нового кодекса мы имеем уже 43 тысячи. К концу года их будет уже 50 тысяч. А происходит это потому, что в новом УК предусмотрено: если, например, человек трижды совершает кражи, но абсолютно незначительные – условно говоря, крадет по три копейки, – он уже признается особо опасным рецидивистом. И срок ему за рецидив дают огромный. Это нонсенс. Президент нам дал поручение все привести в соответствие. Соответствующие поправки мы уже подготовили и вносим их в Госдуму.
«ДЛ»: Но как скоро они будут приняты?
– Этого никто не знает. Мы, например, направили в Госдуму поправки по усилению борьбы с терроризмом, и они уже почти год там рассматриваются. Это же никуда не годится! Весь цивилизованный мир в течение месяца поменял свои законодательства в сторону усиления борьбы с терроризмом, а мы поправки год рассматриваем. У нашего народа, наверное, такой менталитет: сначала сами создаем себе трудности, а потом их героически преодолеваем.
«ДЛ»: А сколько у нас всего заключеннных?
– По состоянию на 1 февраля 2002 года – около 955 тыс. человек. Из них в следственных изоляторах – 203,6 тыс. человек, а в колониях, соответственно, – 751,5 тыс. осужденных.
В 64 воспитательных колониях для несовершеннолетних – 18,9 тыс. чел. В учреждениях УИС содержится 45,9 тыс. осужденных женщин. При женских колониях имеется 11 домов ребенка, в которых проживает около 500 детей.
«ДЛ»: Столько людей, можно сказать, простаивает. У нас хоть какая-то экономическая деятельность в колониях налажена?
– Конечно. В этом направлении мы усиленно работаем. Многими продуктами питания мы сами себя обеспечиваем. Хлеб едим только свой, да еще печем на продажу. За нашей выпечкой, говорят, очереди выстраиваются. Экономия же бюджетных средств в результате составила 230 млн. руб. за год.
Примерно на 20% мы обеспечиваем себя молоком и мясом. Во многих колониях выращивают картофель и овощи. В Ярославской области осужденные даже ловят рыбу в Волге.
Общая же годовая экономия от самообеспечения УИС продуктами питания, имуществом и предметами коммунально-бытового назначения составила почти 500 млн. руб.
Конечно, в производстве задействованы не все заключенные, а только самые-самые. Рабочих мест пока на всех не хватает. Но, согласно статистике, в прошлом году по сравнению с предыдущим годом объем производства увеличился на 16%. Мы создали более 50 тыс. рабочих мест.
«ДЛ»: Громкие побеги из Бутырской тюрьмы показали, что у вас серьезные проблемы с организацией охраны в следственных изоляторах.
– Начнем с того, что 60% наших следственных изоляторов находятся в ветхом состоянии. 26 СИЗО вообще признаны аварийными. Проковырять пол в таком изоляторе здоровому мужику ничего не стоит. Идем дальше. Более 90% инженерно-технических средств охраны и надзора выработали свой ресурс. А обеспеченность противоподкопными устройствами составляет только 5,5%. О чем тут можно говорить?
Еще одна причина – текучесть кадров из-за отсутствия жилья и низкого уровня зарплаты. В 2001 году в уголовно-исполнительную систему принято 40 тыс. человек при 30 тыс. уволившихся.
Конечно, все это не может оправдать случаи побегов. Налицо преступная халатность и предательство интересов службы. За серьезные упущения при выполнении обязанностей, которые привели к побегам и другим чрезвычайным происшествиям, в прошлом году к дисциплинарной ответственности были привлечены более 800 сотрудников, освобожден от занимаемых должностей ряд руководителей учреждений, руководители УИН Минюста России по Москве и Ульяновской области.
«ДЛ»: А вообще побеги случаются часто?
– Я приведу две цифры: в 1995 году в РФ было совершено 162 побега. В прошлом году их было совершено только 41. То есть почти в четыре раза меньше. Но тем не менее резонанс в обществе сегодня гораздо выше. Наверное, это связано с тем, что бегут из тех следственных изоляторов, из которых, казалось бы, просто невозможно сбежать.
А предотвратили мы в прошлом году порядка 10 тыс. побегов.
«ДЛ»: Бутырку еще не отремонтировали?
– Ремонтируем. Средства есть. Нам правительство Москвы помогает. Они выделили на это дело в общей сложности 48 млн. руб. Кроме того, правительство Москвы выделило в этом году 15 млн. руб. на реконструкцию СИЗО-4.
Я бы еще хотел добавить к этому вопросу, что в прошлом году мы сдали в эксплуатацию 10 новых колоний и 2 тыс. мест в СИЗО. В нынешнем планируется ввести в эксплуатацию еще 12 исправительных учреждений и более 2 тыс. мест в СИЗО.
«ДЛ»: Юрий Яковлевич, насколько остро стоит проблема заболевания туберкулезом в колониях?
– Она действительно остра. Я должен сказать, что треть больных туберкулезом в России (я имею в виду острую форму этого заболевания) находятся в местах лишения свободы – это примерно 92 тысячи человек. Если учесть, что ежегодно из колоний освобождаются до 40% заключенных, которые не закончили в силу тех или иных причин курс лечения, то можно себе представить, насколько серьезна эта проблема.
«ДЛ»: Недавно, я знаю, вы ездили в колонию для осужденных на пожизненное заключение. Какие впечатления, выводы? Сколько вообще у нас таких заключенных?
– У нас всего четыре колонии, где содержатся осужденные на пожизненный срок, – в Вологодской, Пермской и Оренбургской областях, а также в Мордовии. Сегодня в них в общей сложности находится 1342 человека. Их них примерно 380 человек осуждены к пожизненному лишению свободы, а остальным на пожизненный срок заменили смертную казнь.
Я был в колонии на острове Огненный в Вологодской области. Впечатления, конечно, тягостные. Но что поделать – это кара за тяжкие преступления, которые они совершили. Условия там очень суровые. Постоянно каменный мешок, постоянно наручники... Психологически это очень тяжело. Особенно когда их по мосткам завозят на территорию. Они же понимают, что это их, можно сказать, последний путь.
«ДЛ»: Может быть, чем такая жизнь – лучше смерть?
– Да, многие из них говорят, что, мол, лучше бы нас расстреляли. Даже просят заменить им пожизненное лишение свободы на расстрел.
«ДЛ»: Значит, для них смертная казнь – это своего рода акт гуманизма?
– Трудно судить. Я лично противник восстановления смертной казни. И скажу почему. Суровость наказания, его жестокость никогда не влияла на уровень преступности. Как показывает наша история, ситуация развивается обратным образом. Вот пример. В старом Уголовном кодексе по 30 составам преступлений была предусмотрена смертная казнь. Но, несмотря на это, количество убийств не сокращалось, а неуклонно возрастало. Если еще в середине 80-х годов в России совершалось примерно 15–16 тыс. убийств, то в последние годы их совершается более 30 тыс. В Иркутской области, где я четыре года был областным прокурором, в 80-х годах совершалось по 400 убийств в год, а в 1992 году было зарегистрировано уже 1 тыс. 206 убийств.
На мой взгляд, прежде всего должен исполняться принцип неотвратимости наказания. Любой преступник сейчас считает себя умнее и хитрее следователя. Он думает, что преступление, которое он совершает, не будет раскрыто. И, наверное, предпосылки к этому есть. Качество следствия у нас низкое, мы имеем слабое техническое оснащение. А если бы каждый человек знал, что будет наказан за преступление, он бы поостерегся его совершать. Вот когда мы будем раскрывать хотя бы 70% преступлений, совершенных в условиях неочевидности, тогда мы совершенно по-другому будем говорить о смертной казни.
«ДЛ»: Одна из функций Минюста – экспертиза и регистрация нормативно-правовых актов. Много документов приходится «забраковывать»?
– В прошлом году нами была проведена экспертиза более 52 тыс. нормативных актов, которые нам присылали все субъекты федерации. Около 6 тыс. из них были признаны не соответствующими законодательству. Мы отправили их со своими замечаниями на доработку, и на сегодня около 4 тыс. актов уже приведено в соответствие с законами.
В этом смысле наблюдается положительная тенденция. Я приведу две цифры: в 2000 году нарушения были устранены только в половине случаев, а в прошлом году этот показатель вырос до 73%. Сегодня уже и главы субъектов Федерации, и в целом депутатский корпус понимают, что нам нужно жить в едином правовом пространстве и наводить порядок вместе.
«ДЛ»: Вы регистрируете также политические партии и общественные объединения. А может ли Минюст приостановить их деятельность?
– Конечно. Если они действуют с нарушением закона и их работа не отвечает уставным требованиям, мы можем обратиться в суд, чтобы приостановить их деятельность. И мы это делаем. За прошедший год органы юстиции провели больше 5 тыс. проверок общественных объединений и религиозных организаций. И обнаружили свыше 2,5 тыс. нарушений. Руководители организаций-нарушителей были об этом уведомлены. Кто-то исправился сам, но в большинстве случаев нам пришлось действовать через суд – мы направили в суды почти 2 тыс. заявлений. По результатам их рассмотрения было ликвидировано более 1300 общественных объединений и религиозных организаций. Деятельность еще 46 приостановлена.
«ДЛ»: Что для вас, Юрий Яковлевич, как министра сейчас самая большая головная боль?
– У нас, к сожалению, большая текучесть кадров в службе судебных приставов. Люди уходят из-за низкой зарплаты и тяжелых условий труда. Мы пытаемся изменить ситуацию. Ведь приставы приносят реальный доход в бюджет страны.
В прошлом году из 16,5 млн. исполнительных производств судебными приставами окончено более 70%. В пользу взыскателей перечислено 132 млрд. рублей. А через принудительное взыскание задолженности по налогам и сборам судебные приставы принесли в бюджет почти 41 млрд. руб.! Этот результат ставит Минюст на третье место (после Министерства по налогам и сборам и ГТК РФ) среди органов, пополняющих бюджет страны. Это же надо учитывать. И при этом у самих приставов зарплата – 1400 рублей.
Мы пытаемся добиться того, чтобы служба судебных приставов была включена в правительственную федеральную программу развития судебной системы, которая была недавно принята. В связи с этим есть надежда на повышение зарплаты.
«ДЛ»: Как вы думаете, после того, как в регионах появились свои комиссии по вопросам помилования, число помилованных возрастет?
– Пока трудно прогнозировать. В 2000 году, когда работала одна комиссия Анатолия Приставкина, мы имели 12,5 тыс помилованных. Сейчас в каждом регионе будет своя комиссия, и, конечно, появляется возможность охватить больший объем дел. И главное – работа будет качественней. Ведь почему президент принял решение о создании комиссий по помилованию в регионах? Чтобы, во-первых, дела изучались глубже. Сегодня до 90% осужденных отбывают наказание по месту жительства. Логично, что на местах люди лучше разберутся – достоин осужденный помилования или нет.
Второй момент – повышается уровень ответственности губернаторов. Президент в какой-то степени делегирует им свои полномочия, что, соответственно, поднимает качество подготовки материалов.
Третий момент – теперь в процедуру помилования включены органы юстиции, которые отвечают за подготовку и полноту первичных «лагерных» документов. Т.е. ответственность за кандидатов на помилование лежит и на нас.
«ДЛ»: Расскажите о ситуации в Чечне. Можно ли говорить, что там сейчас действует полноценная судебная система?
– Да, сейчас так сказать уже можно. В прошлом году там было исполнено почти 994 судебных решения. Конечно, нашим сотрудникам приходится нелегко. Но все работают. Служба судебных приставов обеспечивает в Чечне деятельность 12 судов. Там действуют 20 юридических консультаций, 29 государственных нотариальных контор, 19 отделов ЗАГС, которые уже зарегистрировали около 50 тыс. актов гражданского состояния. Эффективность работы учреждений юстиции в Чечне признали даже руководители Совета Европы.
«ДЛ»: Говорят, что если в России будет создана федеральная служба расследований, то надзор за следствием поручат Минюсту. Это так?
– Нет, я не думаю. То, что единая федеральная служба расследований должна быть создана – для меня это аксиома. Сегодня следствие у нас ведут четыре ведомства – прокуратура, ФСБ, МВД и налоговая полиция. Создание же единого следственного органа, во-первых, экономически целесообразно, во-вторых, выгодно в профессиональном смысле. Сейчас у нас каждый дует в свою дуду – у каждого ведомства свои образовательные учреждения, свои методики. А по идее, подход к расследованию должен быть един. На мой взгляд, это выигрышно. Но я не думаю, что надзор будет у Министерства юстиции, да это и неправильно. Есть прокуратура, в функции которой входит уголовное преследование, она и должна надзирать.
«ДЛ»: Для Минюста этот год юбилейный. Наверное, хлопот в связи с этим прибавилось?
– Это приятные хлопоты. Мы, конечно же, активно готовимся к проведению этого важного для нас праздника. Переиздали монографию о работе Министерства юстиции, опубликованную в 1902 году, готовим к печати исследование о деятельности министерства за 200 лет, готовим также книгу очерков о жизни российских министров юстиции. Создали целую портретную галерею всех министров юстиции за 200 лет. И еще одно важное для нас событие должно произойти в этом году. Мы переезжаем в новое здание. Ведь сегодня подразделения Минюста размещены в разных районах Москвы. Я надеюсь, что уже через два–три месяца все мы соберемся под одной крышей в здании на Житной улице, рядом с МВД, что также будет способствовать более эффективной работе Министерства юстиции.
«ДЛ»: Вы, я знаю, вышли с инициативой отмечать день органов юстиции.
– Я считаю, что наша российская юстиция – а сейчас она насчитывает более 500 тысяч сотрудников – такой день заслужила. Во всем цивилизованном мире органы юстиции входят в тройку ведущих министерств. Мы пока в тройку не входим, но уже приближаемся. Я признателен президенту за то, что он нас всегда поддерживает. Он понимает, что без сильной юстиции не может быть сильного правового государства. Юстиция же – понятие собирательное. Регистраторы прав на недвижимость – юстиция, адвокаты – юстиция, нотариусы – юстиция, экспертные учреждения – юстиция, уголовно-исполнительная система – юстиция... Да по большому счету судебные органы и прокуратура – тоже юстиция. Поэтому, думаю, наша юстиция заслужила свой профессиональный праздник. К сожалению, так считают не все. Есть у нас и противники в Администрации Президента. Но союзников больше.
«ДЛ»: А какой день вы выбрали?
– 21 сентября. Это день образования юстиции – 21 сентября (по старому стилю 8 сентября) 1802 года.
«ДЛ»: Юрий Яковлевич, с таким суматошным хозяйством на отдых время остается?
– Остается, но немного. А отдыхаю я, в основном, на тренажерах. На «большой» спорт, к сожалению, времени нет. Раньше я серьезно занимался греко-римской борьбой, даже тренировал ребят. Активно играл в настольный теннис, футбол. Но сейчас мяч погонять почти не получается.
Еще мне нравится изучать историю российского государства. С семьей мы объездили все Золотое кольцо. Сами, на машинах. Бородинское поле люблю. Когда выйдешь туда, на простор, знаешь, что здесь пролилась кровь наших воинов, – ощущаешь сопричастность к истории.
А вот светские тусовки я не люблю. Во многих случаях там нет искренности. Приходят туда – кто-то по должности, кто-то подсуетиться. А я ценю настоящую дружбу и порядочность. Меряю людей по надежности, а не по должностям.
«ДЛ»: Семья у вас большая?
– Два сына. Один уже взрослый, другому 13 лет – в школе учится. Старший сын уже подарил мне внучку и внука. Я вообще считаю, что в этой жизни есть две непреходящие ценности. Первое – семья, второе – друзья.
«ДЛ»: Каково происхождение вашей интересной фамилии – Чайка?
– Это мои кубанские корни. Я сам об этом узнал недавно, когда начал изучать свою родословную. Мои предки – черноморские казаки. Сам же я родился на Дальнем Востоке. Дед мой был казачий офицер, погиб в Гражданскую. А когда началось расказачивание, отец мой пацаном 18-летним уехал строить Комсомольск-на-Амуре. Он мне никогда ничего о деде не рассказывал. Боялся, наверное. А сейчас я даже нашел своих родственников на Кубани. И горжусь, что я казачьего роду-племени.
Вообще же у слова «чайка» три значения. Первое – понятно, птица. Второе – легкая казачья лодка. Есть еще и третье. Чайки (с ударением на последнем слоге) – это складки местности, где по поверью покоятся души погибших на поле брани казаков. Так вот это, третье, мне ближе всего.
