Семья старого решима

  Чем дальше человечество продвигается по пути прогресса, тем чаще встречаются индивиды, которые хотят жить по законам средневековья. Ладно, сами бы себя истязали и сходили бы с ума по-своему. Нет, в пещерный век они тащат и своих ближних. В общем, никакой пощады ни женщинам, ни детям.
     Такая совершенно дикая история творилась в семье 78-летнего маразматика Митрофана Ивановича Столетова. Высокий забор, отрезавший его семью от внешнего мира вообще и от Коломны в частности, строго хранил порядочки, заведенные безумным старцем.
     Даже соседи точно не знали, сколько у него детей (а на старости лет он их наплодил 10 человек), как относится к ним и к молодой жене.
     Тайное стало явным только после смерти тирана. Оказалось, все 10 детей не ходили в школу — запрещал родитель. Им даже нельзя было покидать пределы своего дома... Теперь детям предстоит открывать наш реальный мир. Прямо скажем — не очень-то сердобольный.
    
     Свежевырытая могила на фоне выпавшего за ночь пушистого снега пугала зияющей чернотой. На коломенском погосте в ранний час было пустынно. Звенящую морозную тишину лишь изредка нарушали громким карканьем рассевшиеся, словно зрители, на ветках тополя остекленевшие от мороза вороны.
     Похоронная бригада по команде старшего опустила гроб в темный провал. Трое смурных мужиков в телогрейках, покрываясь испариной, отработанными движениями закапывали могилу. Комья смерзшейся глины, глухо ударяясь о крышку гроба, разлетались на мелкие крошки.
     За погребением наблюдали лишь две девочки да водитель “Газели”, на которой привезли гроб. Когда, примяв лопатами холмик из земли и снега, могильщики ушли, шофер окликнул оцепеневших девчонок:
     — Ну, вам куда? Подвезу.
     — А мы и не знаем, куда нам…
    
     Может ли жизнь одного человека превратить в кошмар жизнь еще одиннадцати, к слову, не чужих? И может ли смерть, казалось бы, близкого человека стать концом мучений для самых родных?
     Порой мы принимаем за счастье короткие промежутки времени, когда нас не мучают. Не важно что: угрызения совести, ночные кошмары или бессонные ночи. Просто не мучают физически — пока палач вышел покурить. Но счастье ли это?
     Вряд ли эти девочки задавались такими вопросами. Скорее их мучили другие, более приземленные: где жить? как жить? на что жить? Они только что похоронили отца. Отца огромного, по нынешним меркам, семейства. Ни много ни мало — десять детей оказались сиротами. * * *      Отцу было 78 лет, и девчонки уже не помнят точно, когда воспаленный маразмом мозг их родителя начал давать первые сбои. В последние полгода рассеянный склероз прогрессировал. Старик голодал неделями, несколько раз чуть не спалил дом, вел себя чрезвычайно странно, чем нагонял панический ужас на малышей.
     Перед глазами санитаров психиатрического отделения предстал скелет, обтянутый кожей. Высохший, с редкими седыми волосами до плеч, неделями голодавший старец не мог самостоятельно переставлять ноги. Казалось, разум, а следом и душа уже покинули его тело, а оно продолжало жить. По инерции.
     Много странного сделал в конце своего долгого жизненного пути Митрофан Иванович Столетов. * * *      Покосившийся домик бледно-зеленого цвета с изношенным сетчатым забором и заваленной снегом дощатой калиткой источал убогость и одиночество. Семнадцать лет назад жизнь в стенах этого обычного частного дома на окраине Коломны только начиналась. Митрофан Иванович, прошедший войну и будучи уже в зрелом возрасте, привез из солнечной Грузии молодую жену Марину. Это был его второй брак. Гражданский. Первую супругу — Лидию Федоровну, красивую кубанскую казачку — беспощадно сгубил рак. Но 60 лет не тот возраст, чтобы подводить итоги и складывать крылья, — примерно так думалось еще крепкому русскому мужику. Результатом таких размышлений стали десять детей-погодков, которых родила Митрофану Ивановичу Марина. Самая старшая — Лида — появилась на свет, когда матери едва исполнилось 18.
     Каждый год в семействе Столетовых отмечали прибавление: Лиде сейчас 17 лет, Вале — 16, Вере — 15, Ярославу — 14, Мстиславу — 13, Мише — 10. Младшие — Маша, Настя, Рая и Нина. Последней — четвертый год.
     Многодетные семьи нынче редкость. Но необычность этого семейства в другом. * * *      — В школу мы никогда не ходили — папка был против, — начала свой рассказ Валя — хрупкая девчушка с бледным болезненным лицом и вселенской грустью в глазах. — Сначала говорил, что одежды для школы нет. Из соцзащиты прислали одежду, пришли учителя и записали нас в школу. Но опять не заладилось. Папка говорил, что сам всех будет учить. Мамка иногда со мной и с Лидой занималась по русскому языку и по математике. Но когда папка это видел, начинал ругаться — говорил, что она лезет “не в свои сани”. Нас с Лидой он обучал фотоделу, потому что сам был фотографом. Мне это неинтересно было — не понимала я, как он объяснял. А Лида занималась. На чердаке я нашла учебник арифметики для 4-го класса, оставшийся от первой папкиной жены, она учительницей была. Тайком я сама по нему примеры решала. Мне это нравилось. Чтобы папка не видел, я забиралась на чердак и по буквам читала сказки. А вообще свободного времени не было — много работали в огороде и помогали мамке по дому. Потом папка часто стал ругаться на мамку и говорил, что мы попали под ее влияние. Велел, чтобы она уезжала в Грузию. Четыре раза мамка убегала, но потом возвращалась, просила деньги на выезд. А папка говорил: “Никаких денег я не дам, останешься с детьми, пока я не умру”.
     Мирок Столетовых “славился” своими семейными устоями и особой жизненной философией. Властный хозяин вел трезвый образ жизни, был расчетлив и имел полный контроль над скудным семейным бюджетом, строго ограничивал передвижение всех членов семьи за пределы своего “маленького государства”. Пропускной режим в доме Столетовых также был крайне строг. Доступ участкового педиатра к захворавшему ребенку разрешался с ведома Митрофана Ивановича в исключительных случаях, и еще по линии соцзащиты семья получала горячие обеды. Вот, пожалуй, и все “гости”, побывавшие в столетовском гнезде.
     Для всех десятерых детишек семья — это вся их жизнь. Однобокая, угловатая, не такая, как у других детей. Но это их жизнь. Потому что другой не было. О детском саде и школе они слышали лишь от соседских ребят, когда украдкой, чтобы папка не видел, вырывались за пределы семьи. В масштабах современного общества общения с людьми они не имели. Дети не представляли, что можно жить по-другому. Никто.
     Обычным семьям двадцать первого века этого не понять. Мы будем крутить пальцем у виска, и изречение “зачем нищету плодить” отзовется многоголосым эхом в сотнях, тысячах современных семей. * * *      Троих последних детей Митрофан Иванович не считал своими, и записаны Настя, Рая и Нина под фамилией матери. Валя рассказала, что трех малышей и маму он и прописывать в дом не стал, чтобы лишних денег не платить. Длительные попытки урезонить старика, что это его дети, не увенчались успехом. Отчаявшись, Марина оформила пособия на троих младших детей как мать-одиночка.
     Однажды, когда Митрофан Иванович заснул крепким старческим сном, проворная и деловая Вера нашла папин тайник с деньгами и отдала их матери. Добавив к ним пособия, снятые со сберкнижки, Марина получила, по ее меркам, огромную сумму. Поняв, что такой шанс вряд ли представится еще раз, многодетная мама тут же собралась и уехала. Это случилось летом 2001-го — за полгода до смерти Митрофана Ивановича.
     На сегодняшний день существуют разные версии причин ее отъезда, но конкретной не знает никто. Местонахождение ее также неизвестно. Нечастые звонки домой и соседям в течение полугода позволяли детишкам надеяться, что мама все-таки вернется.
     — Может, и уехала она из-за него — в последнее время ссорились они часто… бил мамку… и малышей тоже, — тихо бормочет Валя. — Мишка боязливый такой у нас, залезет на гнилой чердак и трясется от страха. Когда папка совсем больной стал, малыши его боялись — с утра как сгинут все и до ночи не появляются. По телефону мамка нам сказала, чтобы мы сами пошли в соцзащиту. А нам и делать-то было нечего. Из своей пенсии папка нам денег не давал, а пособия перечислялись на сберкнижку мамке. Последний раз мамка звонила незадолго до смерти папы. Она и не знает еще, что он умер. * * *      Городской комитет соцзащиты давно наблюдал за необычной семьей. После бегства мамы, устав от выходок больного престарелого отца, Лида и Валя сами обратились к Татьяне Крестовой, специалисту комитета соцзащиты, и к Надежде Калгановой, педагогу Центра помощи детям, оставшимся без родителей, с просьбой о помощи.
     Сейчас Лида, Валя и Вера живут в Центре помощи детям, а младших братьев и сестер судьба разбросала по трем санаториям: Нина и Маша — в детском, Рая — одна-одинешенька — в дошкольном, а Мстислав, Ярослав, Миша и Настя — в школьном санатории. Все они находятся в Коломне. Но замкнутый мирок детских душ разорван. И не понять нам, как каждому из них не хватает родного тепла.
     Лишившись отца и матери, дети начинают держаться друг за друга, как за последнюю соломинку. Как сироты Кузьменыши из приставкинской повести “Ночевала тучка золотая”. Один был для другого не просто братом или половиной, “он был мной самим”. И, может быть, поэтому не по годам деловая и смышленая Вера убежала из школьного санатория, чтобы жить со старшими сестрами.
     С первых дней жизни в соцприюте девочек окружили теплом и заботой. Они почувствовали свободу, которой были лишены долгие годы, почувствовали жизнь в ее сути. Лида и Валя учатся в 6-м (!) классе вечерней школы, Вера — во 2-м (!). Учеба увлекает их, и они изо всех сил наверстывают упущенное.
     Но принесло ли им это облегчение? С детства старшие девочки были приучены к домашнему труду и уходу за младшими братьями и сестрами. Нет теперь в их жизни круговорота повседневных недетских забот, но вместе с ним ускользнул и смысл их дальнейшего существования.
     — Сейчас даже не знаешь, с чего начать, — вздыхает Лида. — Раньше знали свои обязанности по дому. А теперь… из школы придешь — скучно. Малышей навещаем два раза в неделю, по дороге знакомимся с городом, о котором ничего не знаем, — рассказывает Лида. — После школы сразу к ним. Особенно не набегаешься: с одними посидишь — отметки проверишь, к другим надо бежать, потом Раю навестим. * * *      Покинув замкнутый семейный мир, девочки еще долго не смогут “плыть по течению” бурной реки с названием Жизнь. Для начала надо научиться держаться на плаву, а уже потом бросаться в бурный поток с головой или держать ориентиры по вешкам, которые расставляет жизнь, возлагая непомерным грузом на детские плечи ответственность каждого за каждого. Остаться всем единой семьей или рассыпаться поодиночке, подобно колоде карт? Детские души верят, что взрослые придут на помощь, но каждый из десяти решает для себя — все за одного или…
     Беседую с Александром Александровичем Аликовым, директором Центра помощи детям:
     — Для нас сегодня очень проблематично принять восемь ребятишек из этой семьи — в младшей группе нет мест. Сможем взять еще двоих — Вера сама пришла, возьмем еще Ярослава. Он уже подходит к возрасту старшей группы.
     Самый легкий, быстрый и реальный вариант — отправить их в один из детских домов Подмосковья. Там их никто не разделит, будет семейная группа. Но и детские дома области забиты. По достижении определенного возраста они все равно вернутся в Коломну, и мы будем ими заниматься.
     Есть другие варианты. Можно создать модульную группу, ребята будут все вместе, им выделят воспитателя. Но здесь есть некоторые проблемы с местом проживания. Для десятерых детей нужна большая жилплощадь, а такие квартиры на сегодняшний день расположены в старых домах-“сталинках”. Они требуют ремонта, решения вопросов с СЭС, пожарными и другими структурами. Не исключаю возможности, что наш комитет соцзащиты сумеет решить вопрос о создании модульной группы. Это было бы идеально.
     Третий вариант — патронатная семья. Но трудно представить человека, который бы решился взять в семью десятерых детей. Здесь должны быть соответствующие жилищные и материальные условия. Если вдруг такой человек появится, то мы, безусловно, поможем решить вопрос о статусе семейного детского дома.
     Медлить мы не имеем права — детишек из санатория надо забирать.
     Конечно, никто не сбрасывает со счетов вариант с возвращением блудной матери. Комитет соцзащиты отправил запрос в местный ОВД с целью ее розыска. * * *      Вопрос дальнейшей судьбы десятерых детишек, лишившихся и отца, и матери, остается открытым.
     Но почему-то больно смотреть им в глаза. Никому не дано объяснить, почему они родились именно в этой семье. Дети еще хранят образы отца и матери в своей памяти, в своих сердцах. И как бы ни сложилась их судьба, эти святые понятия будут сопровождать их на протяжении всей жизни.
     Лида, Валя и Вера регулярно навещают ветхий домишко и своими детскими силенками пытаются привести его в порядок. Но полнейший раскардаш, голые стены и прогнивший потолок требуют вмешательства целой строительной бригады. Сестры мечтают, как весной они возьмутся за огород, рассказывают о необыкновенном яблоневом саде и о том, как красив отчий дом летом, когда утопает в густой зелени.
     Девочки разбираются в старых вещах и стопках фотографий, на которых они все вместе. И с этих пожелтевших карточек им улыбается мамка.
     — Она обещала вернуться, когда разберется с делами. Мы верим...