На этом поприще у мадемуазель Свиридовой тоже все в порядке. Новый клип “Любимый мой” — загляденье просто. А на 18 апреля в ГКЗ “Россия” назначена суперпремьера ее четвертого уже альбома “Игра в Классики” — изысканного, эстетского, с изюминкой, что, впрочем, всегда отличало ауру певицы и сочинительницы. Помимо собственных виршей Алена зашлась в римейковой препарации эстрадно-джазовой классики середины прошлого века, отсюда и милая двусмысленность в названии “Игра в Классики”.
Свиридовская анкета
— Первый концерт, который посетила как зритель
Джаз-ансамбль Козлова “Арсенал”. Я была школьницей, в шестом классе. Концерт был в Доме офицеров, а я там занималась на курсах английского языка. Пользуясь знанием ходов и выходов, я проникла в зал. Страшно зафанатела и ходила потом на все их концерты в Минске.
— Последняя пластинка, которую купила за свои деньги
На Кубе купила дедушек местных. Не “Deadушек”, а настоящих кубинских дедушек. Они совершенно потрясающие. Купила бы Брайана Ферри последнего, но мне его подарили.
— Музыкальные увлечения, за которые сейчас стыдно
Есть просто пристрастия, которые прошли. Одно время я очень любила бардовскую песню. Ее любили мои родители, и в раннем возрасте я ходила на концерты Никитиных, Визбора. Благодаря этому я начала писать сама. Но в какой-то момент поняла, что жанр очень узок, что он сковывает меня по рукам и ногам как музыканта. Как лошадь, бегающая по кругу, я не могла вылезти из этого кватро-квинтового круга никуда. В итоге я сбросила эти оковы.
— Музыка, которую заказала бы на свои похороны
У меня два ненавистных ритуала — свадьба и похороны. Мне не нравится ни то, ни другое. Во-первых, совершенно не хотелось бы, чтобы меня видели в трупном виде. Поэтому эти выставления гробов в домах культуры — пожалуйста, увольте. В Непале мне понравился обряд кремации. Светило солнышко, было как-то легко и радостно. Совсем не страшно. Горели костры. Правда, очень пахло шашлыком. С той поры я его не ем... Что до музыки, то хотелось бы обойтись без траурных фанфар. Это все-таки интимный акт. Если бы меня сожгли и под яблонькой высыпали, было бы в самый раз.
— Песня, автором которой хотелось бы стать
Их так много, что не могу какую-то одну выделить. Можно всех взять, кого ты слушаешь и любишь, — у каждого есть песня, от которой становится так хорошо, что плохо...
— Алена, как-то все сразу занялись перепевками свингово-джазовой классики. Только что Робби Уильямс отстрелялся (с альбомом “Swing When You’re Winning”)...
— Если уж быть совсем точным, еще раньше эта мысль посетила Брайана Ферри. А подтолкнула меня к этому все-таки Шинед О’Коннор, которая спела с биг-бэндом в такой же стилистике — в основном, правда, репертуар Мэрилин Монро и джазовые стандартные вещи. Для ее имиджа это был самый неожиданный ход. Слушая, никто не догадывался, что поет она.
— Так ты захотела пошутить с публикой, в кошки-мышки, что ли, поиграть?
— Просто я вдруг поняла, что есть масса людей, которые любят эту музыку — 30—50-х годов. Самое золотое время! К тому же люди, которых я безмерно уважаю, тоже любят эту музыку, считают эталоном: Стинг, Элтон Джон, та же Шинед О’Коннор, Кэйт Буш... Вообще на Западе те, кто себя уважает как музыканты, хоть одну песню в этом ключе, но сделали. Это как бы правило хорошего тона.
— Внушительная “масса людей”. Для них пластиночку и записала?
— Видишь ли, если не самые последние (а точнее — самые лучшие) люди в мире это делают, то почему бы и мне не присоединиться! Не самая позорная компания!
— Есть еще вожделенные чаяния и музыкальные потребности массовой публики...
— У нас почему-то странное представление о нашей публике: тупорылая, мол, абсолютно серая масса, которой ничего, кроме той жвачки, которая сейчас пузырями из всех радиоприемников надувается, и не надо. И всем программным радиодиректорам кажется, что именно это и надо скармливать публике. Однако игнорируется целый пласт общества. Это те самые люди, которые читают книжки, имеют воображение, ходят в кино и театры, умеют думать, а не только читают желтую прессу и пересказывают сплетни друг другу.
— Я-то как раз имел в виду не “публику-дуру”. Речь о другом: насколько ожиданиям ТВОЕЙ публики, знающей певицу Свиридову как носительницу шедевральных суперхитов “Розовый фламинго” или, скажем, “Белая овечка”, окажутся созвучны столь экспериментаторские и нехарактерные телодвижения? От неожиданности ведь всякое бывает...
— Если людей все время доставать “ожиданностями”, то это тоже надоедает. Уж лучше детская неожиданность, чем ожидаемая скука. Потом я просто сделала то, что мне хотелось сделать на данный момент. Я на самом деле давно хотела записать эти песни — они мне всегда нравились. То не находилось повода, то людей, с которыми это можно было сделать, и так далее. А сейчас вдруг все сложилось и срослось. Я совершенно неожиданно для себя написала русский текст для песни Кола Портера “My Heart Belongs To Daddy”. (“Мое сердце” в “Классиках”. — Прим. “ЗД”.) И возгордилась. Это ведь был мой первый опыт перевода. Правда, переводить дословно иноязычную поэзию невозможно. Когда раньше переводили дословно “Битлз” — кроме ужаса, это ничего не вызывало... В общем, к музыке был написан практически оригинальный текст. Мы ее записали, и песню стали крутить по радио. Успех, как известно, окрыляет. Тут же я взялась за другую любимую песню — “The Man I Love” Гершвина (“Любимый мой” у Свиридовой. — Прим. “ЗД”.), а дальше процесс было уже не остановить.
— С одной стороны, ты нашпиговала сей труд аранжировочными и стилистическими изюминками, вроде рэперских вставок в твоего любимого Гершвина, но с другой — как-то пугливо сохранила стилистику и дух того времени. Для традиционалистов — слишком радикально, а вот в клубах да на разудалых рэйвах такое играть вряд ли станут. Чем-то все это смахивает на лужковскую архитектуру, получившую в мире определение “трусливой”...
— Это еще бабушка надвое сказала. Для “Мистера Икс”, например, все интонации нехарактерны по сравнению с оригиналом. И еще существует все-таки здравый смысл. На голову лучше надевать кепку. Ее можно всячески модифицировать. Но штаны туда натянуть неудобно. Они висят и мешают. Революционно уже то, что “Мистер Икс” написан в стиле регги, причем в самой модной его интерпретации — даб. Очень продвинуто и свободно.
— Есть ли, по-твоему, в “Игре в классики” шедевр, способный повторить успех твоей собственной — свиридовской, так сказать, — классики: помянутых уже сегодня светлой памятью “Розового фламинго”, “Бедной овечки” или “Кончилась Зима”? Народу ж нужны хиты, Алена!
— Мне кажется, “Мистер Икс” обязан повторить такой успех. На концертах все рыдают, а меня просто пропирает. Пою и понимаю: каждое слово — про меня. Это такой силы ария (хоть и с опереточным подтекстом, считающимся у нас легкомысленным), что ее обязательно нужно донести до народа... Потом, видишь ли, когда появился “Розовый фламинго”, артистов было ровно в десять раз меньше и радиостанций — всего одна, “Европа плюс”. И, соответственно, все ее слушали. Сейчас их 250 тысяч штук — артистов. Как собак нерезаных. Журналистов — как десять стай тех же собак. И продраться сквозь такое информационное поле очень сложно.
— Некоторые продираются, знаешь. Вот Кайли Миноуг. Или “Смысловые Галлюцинации”... Завладевают, понимаешь, умами и чувствами.
— Многое зависит еще от вкусов программных директоров. Если программному директору на радио нравится песня “Зачем топтать мою любовь”, то, естественно, он будет ее крутить.
— Ледяной сарказм прозвенел в твоем ангельском голоске!
— Если честно, песня “Топтать мою любовь”, кроме смеха, у меня ничего не вызывает. С точки зрения стеба это, конечно, очень веселое произведение. Пэтэушная лирика в лучших, так сказать, своих проявлениях.
— В ПТУ тоже бурлят чувства и переживания, заслуживающие своих песен. Это — народ. Да и ты вроде на каверзах любви не одну бедную овечку съела...
— Качество лирики-то надо фильтровать. Мне вот очень нравятся надписи на заборах. Бывают очень смешные. Или в туалетах — просто гениальные! Но поэзия — не забор и не туалет. Это — другая история. Чего мешать божий дар с яичницей?
— Рок-н-ролл вообще музыка улиц...
— И улицы бывают разные. Мне, например, очень нравится лирика группы “Чиж и Ко”. Но про “топтать мою любовь” мне смешно.
— Мы же тут, помнится, минут двадцать назад бились в конвульсиях, что публика, мол, не дура, люди — не лохи. Неувязочка! Там — вершины всех чартов, а где твой Чиж с компанией?..
— Давай так. Хит-парады в массе своей отражают вкусы тех, кому от 15 до 25. Тридцатилетние не заполняют купоны и не бегут на почту отправлять их в редакцию. Они — не публика?.. Поэтому, когда говорят о народных пристрастиях, редко уточняют такие “детали”...
— Чьей же любимицей в таком случае тебе хотелось бы больше быть — молодежи или зрелой публики?
— Когда я была маленькой, то почему-то слушала музыку, которую слушали мои старшие друзья. Они были на 8—10 лет старше. Я еще была школьницей, а они уже — продвинутыми студентами. У нас в классе еще все сопли жевали, а я слушала “Пинк Флойд” и была типа самая крутая. Конечно, в разном возрасте у людей разные пристрастия. Некоторые так и остаются на уровне “Руки Вверх!” и далее по списку, у некоторых это проходит, как детская болезнь, а некоторые такое не слушают даже в том возрасте, которому это вроде бы предназначено. На радио у меня недавно был прямой эфир — звонили люди в возрасте от 7 до 69 лет. Поэтому я не определяю для своей публики какой-то конкретный возраст. Я просто апеллирую к определенному интеллектуальному уровню.
— Итого: мы скрещиваем супертехнологичную оболочку твоей премьерной “Игры в классики” с осмысленной духовностью. И куда с таким богатством?
— Вокруг засилье чисто технологичных вещей, лишенных всяческого ума-разума, души и сердца. От этого сильно устаешь. Иногда хочется чего-то простого, как три копейки. Именно поэтому, когда я была на Кубе, слушала местных дедушек с такими старческими дребезжащими голосами, с такими же дребезжащими гитарами, с какими-то пукалками в руках — я испытала громадное чувство облегчения. Как будто всю жизнь жила с роботом — и вдруг встретила настоящего, живого человека. Безусловно, внешнюю красоту постигнет подлинный успех, только если есть начинка содержательная. Если отойти к кино, то это — успех “Титаника”. При всей зрелищности там есть трогательная история. И она цепляет. Еще меня очень вдохновляет повсеместный успех фильма “Амели”, который сделан, казалось бы, вопреки всем коммерческим законам, не на массового зрителя. Так что наша публика не идиотка, а я — ее представитель.
