Сегодня, 18 апреля, пройдет первый из двух Дней исторического и культурного наследия. Юрий Лужков проведет экскурсию по исторической части здания на Тверской,13 и покажет детям бывшие апартаменты генерал-губернаторов. Накануне этого праздника мэр Москвы дал интервью обозревателю “МК” Льву Колодному.
— Юрий Михайлович! Сегодня в городе состоится много экскурсий. Людей повезут по “Золотому кольцу Москвы”. А там повсюду пустыри, провалы, ветхие здания, занятые кем попало. Увижу ли я когда-нибудь центр Москвы красивым? Неужели нельзя сконцентрировать усилия вокруг Кремля?
— Замечательно! Ты предлагаешь так, как в свое время Никита Сергеевич. Он сконцентрировал все ресурсы государственные на ракетной технике и атомном оружии. И провалил экономику страны. Не можем мы и не будем этого делать. Все должно созидаться, приводиться в порядок, но в контексте с другими решениями, которые нужно реализовывать. Конечно, можно было бы в течение двух-трех лет привести в полный порядок, допустим, Китай-город. Но если мы бросим все и будем заниматься только Китай-городом, то это не Москва.
— Я понимаю, да. Но обратите внимание на Моховую, Манежную, Софийскую набережную…
— Кстати, на Софийской набережной идут реставрационные работы.
— Там развал полный…
— Ничего. Меня одна дама на телевидении спросила: “Когда вы перестанете перекапывать улицы?” Вы знаете, я ей ответил: как только мы перестанем перекапывать улицы, Москва умрет.
— Юрий Михайлович! У всех в памяти, как один за другим открывались монументы — Победе на Поклонной горе, Высоцкому, Достоевскому, Чехову, Петру...
— Рахманинову, Юрию Никулину…
— Но все это происходило, пока не возникла комиссия Думы, где решают, кому, что и где ставить. Шемякин преодолевал ее с помощью правительства города. “Древо жизни” 77-летнего Неизвестного зарубили там на корню. Когда художников преследовала власть — их возносили, когда они стали вхожи в Кремль — то упали в цене.
— Я думаю, это не так, ты не прав. Скажу о Неизвестном…
— Он, кстати, высказался однажды по телевидению в ваш адрес…
— Нет у меня на него никакой обиды. Такие люди сами по себе нестандартные, надо терпеливо относиться к их оценкам. Они часто бывают экзальтированными. Некоторые произведения так далеко смотрят в будущее, что сегодня их не воспринимают. Петр вначале не нравился, теперь многим по душе. Хотя время прошло небольшое. Я с годами прихожу с сожалением к странному, но, думаю, правильному тезису: будущее — всегда в меньшинстве, будущее — всегда в опале.
Что касается комиссии. Это дань настроениям, когда общество не воспринимало продвинутые вещи. Если бы мы одинаковые фигуры ставили, никакой комиссии не потребовалось бы. А комиссия появилась в связи с Петром. Я считаю, она не нужна Москве. Это совершенно очевидно. Есть еще один довод. Ты знаешь, что не все произведения проходят комиссию?
— Знаю, те, которые подарены.
— Да. То есть можно подарить любое убожество, и комиссия здесь будет ни при чем. А кто сказал, что комиссия является конечной инстанцией? Я считаю, настоящие творцы очень много должны подумать, чтобы принять в ней участие. Потому что вердикт выносить — годится или не годится произведение — простите, это уже ЦК КПСС. И тут недалеко до выступления Жданова о журналах “Звезда” и “Ленинград”. Помнишь?
— Конечно, учил. Юрий Михайлович, скоро юбилей Михаила Булгакова. Памятник ему установят на Патриарших прудах? Мне очень нравится автор, Александр Рукавишников, — и как художник, и как человек.
— Он человек талантливый. А вообще обычно это полярные вещи. Или Бог дает талант и страшный характер, или Бог дает прекрасный характер и не дает таланта.
— Я видел на Волхонке, что галерею Глазунова строят даже в воскресный день. Значит, удалось преодолеть думский запрет?
— Да. Это новая галерея, там все увидят большие картины, которые вызывали в Манеже ажиотаж. Чем больше галерей, тем лучше городу. И галерея Шилова посещается просто сверхинтенсивно.
— Теперь о таком наследии, как топонимика Москвы. Ваш заместитель, ведающий названиями улиц, и начальник метрополитена заявляют, мол, они не Иваны, не помнящие родства. Что в итоге? Есть станция “Библиотека имени В.И.Ленина”, а библиотеки такой давно нет. Есть станция “Кропоткинская”. А улицы с таким названием нет. Нет улицы Подбельского, а станция “Улица Подбельского” есть. На земле не лучше. И здесь товарищи берегут историю, хранят как зеницу ока. Благодаря им люди живут на улице Октябрьской ж/д линии, Карбюраторной, Радиаторной и Радиаторской... Охота жить под таким названием?!
— Я жил на Полимерной!
— Так и будем ездить в Московском метрополитене имени В.И.Ленина? Хрущев клялся его именем на всех углах, даже стадион в Лужниках назвал именем Ленина. Там с этим разобрались. Но сколько еще осталось Ленинских, Октябрьских…
— Я могу сказать, что какие-то шероховатости нужно, конечно, привести в порядок. Но вселенские преобразования мы прошли. Я благодарю судьбу, что это не моя инициатива. Я считаю, что это отрицательное и неправильное было мероприятие. Кому помешала Пушкинская улица? Переименовали в Большую Дмитровку. Кому помешали улицы Степана Разина, Куйбышева? Куйбышев был очень эффективным руководителем, двигал индустриализацию. Почему не может быть такой улицы?
— Может быть, конечно, но не взамен названий старой Москвы. Ильинка, Варварка — память о прошлом, глас народа из глубины веков.
— Все может быть. Американцы назвали мыс именем Кеннеди, потом вернули старое имя этому мысу. Но какая-то память о Кеннеди осталась.
— И Степану можно памятник поставить там, где ему голову отрубили. Но топонимику возродили правильно. Я с вами не согласен, считаю, прекрасно, что есть опять Лубянка, Охотный Ряд, Моховая. Это информационное поле, засеянное народом и выкошенное большевиками. Осталось на нем сорняков достаточно, особенно в районе Таганки, там и Марксистская, и Коммунистическая…
— Большая Коммунистическая есть и Малая Коммунистическая есть...
— А там купеческие дома, где жили старообрядцы. При чем здесь светлое будущее?
— Говорят, там был один дом ЦК партии…
— Но разве это основание, чтобы переименовать Алексеевские улицы. Надо все-таки разобраться с названиями станций, в частности “Кропоткинской”. Не лучше ли — “Храм Христа Спасителя”? Кропоткина поднимали потому, что Ленин ценил в нем историка Французской революции, революционера, принимал старика в Кремле. Его большевики первым в Колонном зале отпели. Был Музей Кропоткина. Он, конечно, имеет право на вечную память. Но и Пречистенка имеет право именоваться так, как назвал ее Алексей Михайлович, отец Петра. За что спасибо депутатам бывшего Моссовета…
— Они абсолютно не способные ни к чему были люди.
— Я, помню, однажды пришел на Тверскую. На пятом этаже вы сидите в кабинете, а внизу, в зале, депутаты требуют привлечь Лужкова к суду… Никто в исполкоме не работает, все слушают трансляцию заседания...
— Тогда выпустили потрясающую книгу против меня, кажется, называлась она “Черная тень над Москвой”.
— Точнее, “Москва — империя тьмы”. Там “компромата” — большая куча.
— Но вообще могу сказать, там подробно описаны все этапы моего жизненного пути.
— Вот по поводу этого пути вопрос. В этом году в июне исполняется 10 лет вашего мэрства.
— Да, прошло десять лет.
— Мне бы очень хотелось, чтобы вы снова баллотировались. Есть ли у вас такое право и такое желание?
— Право пока есть. Оно оспаривается в Конституционном суде. Я этот вопрос для себя еще даже не пытался ставить. Считаю, должен поработать до конца своего текущего срока, и решение в свое время объявлю. Не хотел бы сейчас даже эту тему обсуждать — буду, не буду. Я пока работаю. Масса проблем. Нужно не устраивать сегодня гонку, которая отвлекает внимание людей, а работать. У нас много вопросов, которые нужно решать.
— Юрий Михайлович, я читал, якобы вы охладели к большим проектам, таким, как “Охотный Ряд”, “Гостиный Двор”.
— Как это так? Как это так? Ха-ха-ха, что вы? Смотрите, Третье кольцо — это маленький проект? Я уже поставил задачу архитекторам — проектировать Четвертое кольцо.
— Юрий Михайлович, я вас очень прошу как автомобилист. Сначала развяжите транспортные узлы в центре, на Пушкинской площади, у Белорусского вокзала.
— Одно другому не мешает.
— А хватит сил строить и там, и там?
— Хватит. Пока хватает. Дальше — вот “Сити”, “Великий Посад”.
— Кстати, название так и не придумали новое?
— Надо переименовывать!
— Почему не “Москва-град”? Чем плохо? Или, как только что вы сказали, “Москва-Посад”…
— Может быть.
— “Сити” — по-английски “город”, по-русски — “град”. Но “град” звучит лучше, крепче и роднее. На худой конец — “Москва-Пресня”. Чем Пресня хуже Дефанса?
— “Пресня” слово пресноватое. Могу тебе сказать, это грандиозный проект. Его масштабы — что-то совершенно умопомрачительное. Если говорить о мощных городских грандиозных проектах — здесь самый значительный. Там мы строим Москву XXI века. Потом. На очереди — могучая грандиозная детская развлекательная стратегия. Спорт детский — залы, корты, катки, стадионы, аквапарки, искусственные горы для катания на лыжах…
— А детский парк чудес в Нижних Мневниках, там, где камень вы заложили?
— Для парка чудес держу территорию. Это огромный участок вблизи центра Москвы. На него покушаются, земля там красивая, окружена водой и лесами. Приведем в порядок все бывшие загородные ансамбли исторического плана типа “Кузьминки”, “Люблино”, “Кусково”, “Коломенское”.
— В Коломенском царский дворец из бревен восстановите?
— Будем стараться. Все можно сделать, как храм Христа.
— Вот уж куда пойдут и наши, и иностранцы. Этот дворец называли восьмым чудом света. В Москве мало, я считаю, что можно показать иностранцам, кроме Кремля
— А дальше на очереди Китай-город, о нем вы пишете в “МК”. Будем восстанавливать точечные объекты. Там старинные подворья, монастыри, Славяно-греко-латинская академия. Необыкновенная плотность зданий. Даже церкви уступили место торговым и доходным домам. Заиконоспасский монастырь так называется потому, что оказался за лавками, где торговали иконами.
— А как поживает большой проект “Садовое кольцо” возле Курского вокзала? Два года тому назад вы показывали площадку инвестору-французу. Этот комплекс больше “Охотного Ряда”.
— Да, там под одной крышей 100 тысяч квадратных метров, а в “Охотном Ряду” меньше, 70 тысяч квадратных метров. Скоро все увидят “Садовое кольцо”.
— Вам нравится этот комплекс?
— Да, там сорок процентов наших денег.
— Как дела с другим гигантом напротив Кремля, “Царевым садом”? Умер его инициатор Шульман...
— Жалко. Да, он был эффективным инвестором. Там идут тяжбы родственников по наследству. И пока они не закончатся, дело стоит. Громадный долг оказался у Шульмана перед Сбербанком.
— Вы не считаете его жуликом?
— Нет, конечно. Он не жулик. Я категорически это отвергаю. Это проблема наследства.
— А как Путин относится к вам?
— По-моему, хорошо. Да, хорошо относится.
— Чиновничья рать вас пытается поссорить, пишут, что лужковский стиль в архитектуре кончился и ему на смену идет путинский стиль.
— Ну, я думаю, нет лужковского стиля. Есть стиль, который сложился и который мы не имеем права терять. Его называют — московская эклектика. Хотя слово “эклектика” — означает мешанину. В моем понимании эклектика — разнообразие памятников культуры. Это не такой плохой стиль. Я вообще абсолютно исключаю даже какие-то мысли, чтобы продвигать собственный стиль. Я не являюсь специалистом в архитектуре. Слушаю людей, которые предлагают что-то, как-то пытаюсь помочь реализовать их идеи и проекты. И слава богу. При всех критических выпадах — а это нормальное явление в демократической системе, — разных мнениях, разных оценках, суждениях мы все-таки продолжаем московский стиль. И дай бог, чтобы дальше так. Не гнушаемся современностью. Тоже хорошо. Только домам авангардным нужно находить свое место. Расположить рядом со старинным объектом здание “стеклобетон” — поссорить архитектуру прошлого и настоящего. Что касается завершения лужковской эры и начала путинской эры в архитектуре — то это полная чушь. Кстати, могу сказать, к счастью для нас, Путин не мешает. Путин помогает.
— В роли мэра за десять лет что вам удалось самое главное сделать для Москвы?
— Самое главное — удалось не испортить город. Если говорить с изрядной долей скромности. Да, самое главное — не испортить город.
— Многое вы построили…
— Но не испортили. Можно в этом месте поманипулировать цифрами. В Москве 10 лет назад потенциал жилого фонда равнялся 150 миллионам квадратных метров. Сейчас — 183. То есть мы увеличили потенциал в самые страшные годы на 20 с лишним процентов. Это пятая часть города, построенная вновь. И заодно при этом мы сносим тихую жуть хрущевскую.
— Юрий Михайлович, вы упомянули “Сити”. Мост и башню построили там несколько лет назад. Публикаций и разговоров много, а что нового в камне и стекле?
— Разговоры стихнут скоро, а стройка идет. Когда мы вырыли яму на Манежной площади, тоже было много разговоров. Скажи, можно сейчас представить центр Москвы без этого?
— Нет, конечно. Это одно из ваших достижений за минувшие десять лет. Вот я хотел бы, чтобы весь центр был такой.
— Ну что же. Это желание, которое нужно реализовать. Центр должен быть пешеходным, обитаемым и комфортным. Он должен быть удобным, красивым. Причем нужно комфорт соединять с исторической застройкой, архитектурой, характерной для Москвы XVIII—XIX веков, даже начала XX.
Что касается “Сити”. Вернемся к нему. Говорят, не надо показывать полработы кому-то. Могу сказать, что мы сделали основное там. Он малозаметен, не бросается в глаза. Сделали “Центральное ядро”. Два миллиона кубических метров земли! Без грязи, неудобств — все вывезли из котлована. И в нем построили грандиозный комплекс, который называется “Центральное ядро”. Оно оснащено всеми энергетическими ресурсами. Любое здание рядом с ним не нужно строить, решая страшные вопросы — коммуникации, энергоснабжения. Кстати, там впервые применяется 20-киловольтная система энергообеспечения, которая считается самой современной. Уже вышли с уровня земли, уже пошел щит мини-метро. Об этом тоже никто не говорит ни слова. А нам, собственно, не нужно кричать на каждом перекрестке: смотрите, похвалите нас, какие мы хорошие. Мы занимаемся делом.
Там будет в “Центральном ядре”, скажу тебе по секрету… Мы северный город, северная страна, у нас там появится под стеклянной крышей площадь, равная двум Красным площадям. И вокруг нее поднимутся высотные здания.
— А с Музеем Ленина что-нибудь решили, сколько лет он стоит неприкаянный?
— Музей Ленина станет центром, где Московская городская дума и правительство Москвы смогут проводить разные торжества. Сегодня у нас они идут в небольшом Белом зале. Это будет как прежде резиденция муниципальной власти, как в годы Николая Алексеева, построившего этом дом.
— Когда его убили в этом доме, то Дума постановила заказать портрет покойного и вывесить в парадном зале. Хорошо бы и зал, и портрет воссоздать…
— Манежем будем заниматься. И это большой проект.
— Юрий Михайлович, сказанное вами меня убедило: теорию о недопустимости строить в центре Москвы, как в центре Рима, вы не разделяете. И к большим проектам не охладели.
— Скажи, пожалуйста, вот в Риме стоит Колизей разваленный. Правильно это?
— Вы в “МК” однажды высказались: “Я б его восстановил!”
— Я бы его не просто восстановил, оставил бы всю историческую античную часть. Но снова отдал бы Колизей людям. Он ведь в самом центре Рима. Нужно выделить ту часть, которая сохранена. Очень толково, творчески добавить то, что его сделает снова обитаемым. И там проводить различные мероприятия. Они привлекали бы туристов больше, чем сейчас, когда только смотрят на развалины.
— То, что вы предлагаете, напоминает преображение Гостиного Двора. Вам удалось там образовать площадь, где можно было бы гулять в любую погоду?
— Удалось.
— Так ведь не пускают под стеклянную крышу!
— Ничего подобного.
— Когда выставка — пожалуйста, говорят, приходите, а так — нельзя!
— Гостиный Двор расписан до конца октября 2003 года.
— Да, расписаны мероприятия. А я хочу войти с улицы. Но охрана не дает, Гайд-парк под крышей не вышел...
— Это плохо… Не пускать — им удобнее. У нас часто делают удобнее для тех, кто у власти, чем для тех, кому нужно служить.
— Помните, вы мечтали, что в “Охотном Ряду” вдоль фонтана откроют детские кафе, поэтому бронзовые звери Зураба там появились под звериный рев общественности. Нет ни одного детского кафе. Но все равно хорошо там, у фонтанов, особенно летом. Все резвятся, как дети, прыгают с парапета в одежде в воду.
— Жизнь всегда берет свое. Хорошо, пусть купаются!
