Интерактив, которым так гордится шоу-бизнес, похоже, пришел в театр. Первая ласточка приземлилась во МХАТе, рядом с чайкой на знаменитом занавесе.
Во всяком случае, зрителям спектакля “Вечность и еще один день” при входе объявляют правила игры: они должны голосовать до спектакля за женский и мужской финал посредством специальных билетов. Голосование абсолютно прозрачно: в пластиковых кубах видно, какая версия победит. Такую и играют — мужскую или женскую. На премьере, состоявшейся в минувшее воскресенье, победил вариант сильной половины человечества. После чего академический зал огласил рев восторга, близкий к реву диких маралов.
Сербский писатель Милорад Павич предложил театральное меню на тему любви-смерти, вечности-жизни, высокого-низкого в весьма интересном стиле — предсказания, философских сентенций и поэтичности. Только не надо вздрагивать при слове “поэзия”: высокое у Павича в постановке Владимира Петрова имело очень даже приземленный вид, особенно когда действие улетало в заоблачные выси.
— Баба без жопы — что село без церкви, — говорит лейтенант австрийской разведки (Валерий Трошин). Но принадлежность к австрийской армии вовсе не намекает на географическую точку событий “Вечности”. В мужском варианте все начинается с вечеринки в частном доме, закуску в виде “рыбы, приправленной солью с оленьего рога”, вообще подают во дворце где-то не на земле. “Закуска” как будто подвешена в воздухе на киноэкране, лишенном самого белого полотна. В столь гастрономическом антураже происходит судьбоносное знакомство мужского тела (Егор Бероев) с женской душой (Екатерина Соломатина).
Основное же блюдо под названием, больше подходящим фармацевтике — “Петкутин с Калиной”, — выносят где-то на Дунае, в античном театре, и Константинополе, причем в 1688 году. Здесь Тело, ставшее красивым юношей Петкутиным, встречается с девушкой Калиной, и... естественно, — любовь. Любовь в красивом сплетении слов и фраз производства господина Павича, а также пластики тел в постановке Леонида Тимцуника (стал широко известен как “труп” в спектакле “№13”). Красота нечеловеческая, которой, однако, непозволительно быть таковой.
— Ты только что любил меня, а теперь чешешься, — говорит возлюбленному Калина.
Потом состоится свадьба с абсолютно этнографическим наполнением — сербские костюмы, музыка, танцы. Однако мужской вариант оказался суровым: Калина погибает, растерзанная в античном театре тенями умерших актеров. Одно это всерьез заставляет задумываться о губительной природе театра. И это, пожалуй, единственная сцена, которая выбивается из невыразимо красивого образного ряда своей провинциальностью. Впрочем, такая странность не омрачает возвышенного ощущения от спектакля и всех его составляющих — света (Дамир Исмагилов), декораций (Валерий Левенталь), музыки. И конечно же, актерских работ. Тем более что у женской версии — хороший конец.
— А как вы определяете перед спектаклем, какой вариант играть?
— На глаз, видно же, — ответил режиссер, который, в отличие от многих своих коллег европейского театра, не побоялся взяться за странно-прекрасную, невероятно-ясную, потусторонне-земную драму Павича. — Ведь обе версии отличаются только аперитивом и десертом.
Следует добавить, что названия десертов, подаваемых к вопросу жизни и смерти, озадачивают: “Кофе без сахара” для мужчин и “Засахаренные фиалки” для женщин.
