Mаленький, лысенький, неважно поющий и категорически не танцующий человечек по прозвищу Moby сидел себе сиднем в собственной (одинокой, к слову сказать) спальне в Нью-Йорке. Ковырялся в компьютерах, крутил ручки синтезаторов, пыхтел, нудел... И вдруг — опа: вышел в один прекрасный день из дверей этой спальни совершеннейшей суперзвездой, затмившей (по положению в хит-парадах) и досточтимую Мадонну, и навязчивую девицу Бритни Спирс! Удивительная, меланхоличная гармония альбома “Play”, достигнутая Moby благодаря манипуляциям в затворнической спальне, разлетелась по всему миру десятью миллионами экземпляров. И принесла застенчивому американцу газетно-журнальный “титул” главного электронного гения конца ХХ века. Про новейший альбом Moby “18” (названный так просто из-за количества составляющих его композиций, сочиненных все в той же спальне в течение трех последних лет), выходящий в Европе на следующей неделе, западные музкритики заранее испуганно пишут: “Он так великолепен, что затмевает “Play”...
В преддверии выхода столь оглушительного релиза лондонский резидент “Мегахауса”
Егор Шишковский решил навестить Moby, отдыхающего в одном из частных пансионов аристократического квартала Ноттинг-Хилл.
Обычно по тому, где останавливается знаменитость, можно судить о ее пристрастиях, вкусах, запросах... Я полагал, что такая суперзвезда, как Moby, живет в Лондоне непременно в фешенебельном пятизвездочном отеле, где привычные постояльцы — сплошь известные модели, дизайнеры, поп-дивы... Но Moby назначил мне встречу в номере весьма скромного, но милого семейного пансиона во всемирно известном (благодаря одноименному фильму) районе Ноттинг-Хилл. Узкие коридоры, старомодный дизайн, простенький кафетерий в подвальном помещении — все это никак не вяжется с Moby, поп-стар, чей предыдущий альбом “Play” стал всемирным бестселлером... Несколько растерянный, я начинаю разговор с того, как часто Moby приходится приезжать в Лондон из своего родного Нью-Йорка.
— Ну, я насчитал в своем паспорте 150 британских штампов. То есть в среднем за последние 10 лет я был в Лондоне по 15 раз каждый год.
— И это отель, в котором ты предпочитаешь всегда останавливаться?
— Мне очень нравится этот район, сосредоточие антикварных и книжных лавок. И эта гостиница очень тихая, а к тому же рядом есть очень хороший магазин, продающий пищу для вегетарианцев.
— Ты считаешься “веганом”, в русском языке даже нет достойного перевода этому слову. Ты один из тех строгих вегетарианцев, которые не едят никаких животных жиров — даже молоко, яйца... Скажи: как же ты живешь на такой диете?
— Толстой был вегетарианцем, и его жене было довольно сложно с его диетой. Вегетарианцы не едят мяса. Веганы не едят вообще никаких животных продуктов — ни сыр, ни яйца, ни сливочное масло. Еще я не ношу кожаную и меховую одежду. Но при этом я не являюсь воинствующим веганом. Если бы я был в России и вокруг меня все бы ели вырезку, я бы им за это не пенял. Мы живем в демократическом мире — если кто-то хочет есть мясо, пусть ест. Но я бы хотел жить в мире, где меньше страданий, в том числе и страданий животных.
— Когда альбом “Play” достиг невероятного успеха во всем мире, ты был готов к этому?
— Абсолютно нет. Судите сами: я лысый музыкант, которому далеко за 30, который живет в дешевом районе Нью-Йорка и пишет музыку у себя в спальне. Понятно, что больших предпосылок для успеха, если глянуть на меня со стороны, очень мало. Я в принципе музыкант сугубо андеграундный. Опять же конкуренция в музыкальном бизнесе очень велика, особенно она усилилась в последние пять лет, когда звезды стали практически таким же рекламируемым товаром, как стиральный порошок: “Backstreet Boys”, “N’Sync”, Britney Spears... И мы не рассчитывали на успех диска “Play”, так как три года назад в хит-парадах было полное засилье сфабрикованной попсы. То есть мы и так не думали, что мой диск может добиться успеха, а тем более я не представлял, что смогу противостоять всем этим молодым и красивым, глянцевым звездам. У меня вообще не было поддержки со стороны радио, MTV не хотело мои клипы крутить, пресса полностью игнорировала. И что я мог сделать в такой ситуации? Лишь донести свою музыку до тех, кто все же хотел меня слушать. И поэтому я отправился в очень длинные гастроли: мое турне в поддержку “Play” длилось 19 месяцев.
— Да, это прилично! И интересно, что в начале этого турне ты выступал в небольших клубах на 500—600 человек, а закончилось оно большими площадками на 10 тысяч зрителей и более. Недавно ты участвовал даже в церемонии закрытия Олимпийских игр в Солт-Лейк-Сити — там была рекордная, чуть ли не в сотню тысяч, аудитория для тебя. А где сам больше любишь выступать — на стадионах или в маленьких клубах? Что тебе ближе?
— Есть что-то необыкновенное в камерном концерте на 200 человек, после которого я могу выйти из гримерки и пообщаться со всеми зрителями, выпить с ними пива. Но я так же люблю и огромные стадионы с их тысячами...
— Насколько для тебя как американца важен успех в других частях света? Ведь Америка и так является самым большим музыкальным рынком на планете, чего же еще желать?
— Знаешь, когда мне было 15 лет, я увлекался панк-роком и играл в одной группе. Мы выступали в самых маленьких залах: в подвалах, иногда — у кого-то дома
или в гараже. Мы раздавали приглашения на эти концерты кому ни попадя — друзьям, родителям, школьным учителям, прохожим на улице, только чтоб кто-то пришел посмотреть. Когда человек пишет музыку, им движет желание, чтобы ее услышало как можно большее количество людей. Сейчас во мне это желание не изменилось, и поэтому международный успех я рассматриваю как возможность донести свою музыку в самые разные уголки света: Малайзию, Лос-Анджелес, Санкт-Петербург или Бразилию. Я пишу музыку для людей, а не для стран.
— Ты упомянул Санкт-Петербург. У тебя есть какие-то связи с Россией?
— Разумеется. Поскольку я живу в Нью-Йорке, столь международном городе, у меня немало русских знакомых там. Еще я поддерживаю связь с Брайаном Ино, который, кажется, до сих пор живет в Санкт-Петербурге: у него там квартира. Но главной связью с Россией для меня всегда была ее литература. Когда я был подростком, то зачитывался русскими классиками — Толстым, Достоевским, Гоголем, Солженицыным. И прочитал очень много русских книг.
— Хм, удивительно. Обычно если кто-то на Западе говорит про русскую литературу, то вспоминает лишь Толстого и Достоевского. А вот про Гоголя тут не все и слышали, так что твои познания действительно достойны восхищения. Давай затронем тему 11 сентября. Я знаю, что ты не очень любишь говорить об этом, но происшедшее ведь отложило сильный отпечаток на звучание этого нового диска “18”, на отбор этих 18 композиций для него. Кроме того, ведь 11 сентября — твой день рождения...
— Сложно это заазбудил телефонный звонок друга в 8.45. Он прокричал в трубку, что Всемирный торговый центр атакован. Я вскочил с кровати, вышел на террасу на крыше своего дома и увидел это страшное зрелище, которое не мог себе представить даже в страшном сне. Я живу всего в двух километрах от места, где раньше стояли башни-близнецы... Разумеется, эти события не могли пройти бесследно для меня, хоть я и пытался работать в прежнем режиме. За последние три года я записал около 150 треков, и мне надо было выбрать всего 18 для самого альбома. Хотя я не стремился делать альбом меланхоличным, все равно окружающая действительность, обстановка в моем родном городе, видимо, оказали соответствующее влияние. Я думаю, что это произошло на уровне подсознания...
— Хотел тебя спросить еще вот о чем. Каждый раз, когда мне сейчас приходится общаться с американцами, слышишь их недоумение: почему, мол, во всем мире столько ненависти к ним? Как ты сам думаешь: почему остальной мир ненавидит Америку?
— Интересный вопрос... Я думаю, потому, что это большая и высокомерная страна. Но с другой стороны, поведение США мне часто напоминает повадки огромного щенка, который по-прежнему думает, что он маленький, а на самом деле стал уже размером с теленка. Как какой-нибудь здоровенный щенок породы сенбернар, который может забраться на коленки девушке и испортить ей юбку только потому, что сам не представляет, какой он огромный. Так же я себе вижу и Соединенные Штаты — огромный щенок со множеством военной техники. Большинство американцев являются очень простыми и даже наивными людьми, и они непременно хотят быть твоими лучшими друзьями. Если ты много путешествуешь, то понимаешь, о чем я говорю. Ты приезжаешь в какой-нибудь отдаленный уголок планеты и непременно натыкаешься там на американских туристов, которые сразу же заговаривают с тобой и пытаются подружиться. Но зачастую эта дружба очень поверхностна...
Американцы хотят, чтобы все во всем мире любили Америку, и они удивляются, когда кому-то Америка не нравится. По аналогии с тем здоровенным щенком, который прыгнул на коленки и испортил юбку: щенок не понимает, почему вдруг на него все кричат. И сейчас многие американцы так себя чувствуют: почему нас не любят, почему нас ругают?
— Ты явно не совсем типичный американец...
— Когда я путешествую по свету, а это происходит постоянно, я никогда не провожу время с американцами. Я родился в Нью-Йорке, а Нью-Йорк, в общем-то, не является американским городом. Там идешь по улицам Манхэттена и встречаешь людей со всех концов света — из России, Африки, Ближнего Востока, Южной Америки... Я считаю себя прежде всего нью-йоркцем! А затем уже американцем.
— Ты любишь использовать чужие голоса на своих дисках. Вот и в “18” много разных вокалистов, ты пригласил даже Шиннед О’Коннор...
— Я не считаю собственный голос очень хорошим, хотя он иногда удачно ложится на отдельные треки. Тем не менее я люблю работать с по-настоящему красивым и неординарным вокалом. Вот в прошлом было очень много интересных вокалистов, особенно — джазовых. Отсюда моя любовь к сэмплированию, переносу старых вокальных записей в мою нынешнюю музыку. Вообще, для меня неважно, чей именно голос я использую, главное — какой голос. Мой подход к музыке достаточно наивный — хочу, чтобы она просто нравилась.
— Ты молодой, богатый, но — одинокий. Не бывает обидно из-за того, что тебе не с кем разделить нынешний успех, твое счастье?
— Я всю жизнь посвящаю музыке. Я начал играть 26 лет назад и всю свою сознательную жизнь стремился быть музыкантом, выпускать диски, выступать с концертами. Теперь я достиг того, о чем мечтал. И сейчас я должен сфокусировать свое внимание только на продолжении карьеры. Я работаю по семь дней в неделю, я дома бываю два дня в месяц, и поэтому у меня не остается времени на какие-то романтические увлечения. Может быть, это произойдет позже. Может быть, когда-нибудь я влюблюсь, женюсь, мы будем жить в лесу со сворой собак.
Ну да, наверное, всему свое время. А сейчас время для альбома “18”.
