Но, видимо, нет предела детской жестокости. Весть о том, что в Казахстане трое детдомовцев зарезали шестерых человек, четверо из которых — их воспитатели, прогремела на весь свет.
Раньше сюда приезжали поднимать целину и строить заводы-гиганты. Белорусы, украинцы, русские — с комсомольской путевкой в кармане и страстным желанием вдохнуть в эту землю жизнь. В начале 90-х отсюда уехали немцы, сосланные еще Сталиным в бескрайние казахстанские степи и радушно принятые потом в Германии. Словно в память о славном немецком прошлом бегают по Павлодару подержанные “Гольфы” и “Пассаты”, оставляя клубы желтой пыли перед носом ржавых тридцатилетних “копеек”. Дети состоятельных родителей чаще бывают все в той же Германии, чем в своих столицах — Астане и Алма-Ате, да и немецкий язык учат охотнее английского.
— Что бы вы предпочли: поступить без экзаменов в очень престижный вуз, чтобы потом зарабатывать много денег, или пару хороших шмоток, но сейчас? — спросила однажды у подростков психолог.
Девяносто девять процентов воспитанников Павлодарского детского дома ответили однозначно: шмотки.
Диагноз 44 детей, прошедших, по настоянию воспитателей, всестороннее обследование в психоневрологическом диспансере, вообще никому не известен. “Сообщим только по требованию милиции”, — категорично заявили сотрудникам детдома в ПНД. Так что о том, что у 16-летнего Ермурата Айкенова, послушно искромсавшего шестерых человек, “психопатоподобный синдром”, они узнали постфактум.
Идейного вдохновителя преступления — 16-летнего Сашу Маршинина, предложившего “попугать воспитателей”, а потом не оставлять свидетелей в живых, — до случившегося проверял ведущий психиатр области и не обнаружил никаких отклонений. 17-летний Канат Сейтенов вообще ходил в числе любимчиков: учится без троек, не хулиганит, смотрит за сестренками. Как одного из лучших учеников его направляли на отдых в республиканский санаторий, который курирует супруга президента Казахстана.
Вернувшись оттуда, Канат отправил письмо в администрацию президента, копия которого белеет теперь на стенде: “Дорогая госпожа Назарбаева! Раньше у меня болела печень, но после того, как я побывал в Вашем санатории, чувствую себя прекрасно. Спасибо большое за Вашу заботу о нас, детях. Искренне Ваш Канат Сейтенов”.
Высокий белый забор, КПП — все напоминает режимный объект. До развала Союза здесь была зона для несовершеннолетних девочек, которых привозили сюда со всей страны. В 1996 году, когда от короткого замыкания сгорело прежнее здание детдома, воспитанников перевели на Украинскую, 38.
Здесь есть свое подсобное хозяйство — свинарник и огород. Картошку подростки выращивают сами, а потом едят круглый год. Овощи закручивают в банки и достают лишь зимой. В двух швейных цехах девчонки из старшей группы получают первую специальность, вторую — парикмахера — осваивают в другом здании. Есть свой стадион и площадка для обливаний — в детдоме среди первых в республике начали закаливаться по методу Порфирия Иванова. В общем, если и не образцово-показательное учреждение, то очень близкое к нему — так, во всяком случае, до ЧП утверждали в областном департаменте образования.
В 7 — подъем, в 21 — отбой. После уроков самоподготовка и игры на свежем воздухе. Если вечером по телеку хороший фильм показывают, разрешали досмотреть. Но только не боевики и ужастики. “Вы и так кошмаров дома нагляделись”, — были категоричны воспитатели. Пацаны злились, девчонки, особенно из старшей группы, до “ящика” только в выходные добирались — отоспаться бы после занятий.
Жили все в одном корпусе — мальчики налево, девочки направо. Первый этаж — хозпомещения, на втором — старшие и средние, наверху — малыши. Канат и Ермурат спали в одной комнате, в соседней — Сашка.
“Ну что ты воду впустую гоняешь, другим она тоже нужна!” — по всему зданию разносился зычный голос тети Любы.
14 мая, спустя три часа после отбоя, ее убили первой.
— Я не пойду… — пытался сопротивляться Канат.
— Тогда тебя придется убить, а потом и сестренок твоих порешим. Небось их-то жалко? — лезвие уперлось прямо в горло. Канат взял нож. На часах было 0.15.
Спустя несколько минут, когда обсуждение планов было в самом разгаре, в туалет зашел 15-летний Толик Быков, услышавший часть разговора. “Вы что, пацаны, затеяли?” — не поверил он. “С нами пойдешь”.
Толик не пошел. Врачи насчитали потом на его теле 46 ножевых ранений.
На его крики с первого этажа примчалась тетя Люба. Ее убивали тоже в туалете, а добивали в одной из комнат, где спали мальчишки и куда она, истекая кровью, побежала прятаться. По инструкции в спальнях воспитанников не должно быть дверей. Их и не было. Сашка Лищук и Димка Кошара — одноклассники обезумевших подростков — проснулись и инстинктивно забились под одеяло. Когда Любовь Шибаева затихла, настал их черед.
С третьего этажа прилетела Роза Касымова.
— А вот и тетя Роза пожаловала, — обрадовались пацаны. В детдоме она проработала всего два месяца, но по их классификации уже относилась к “строгим воспитателям” — как-то велела сделать потише магнитофон. Ее догнали на лестнице. Связка ключей, клочья волос и море крови — эта картина потрясла проснувшихся мальчишек, и они побежали назад в спальни. Тетя Роза уже не дышала.
Троица направилась к выходу. В проеме КПП сразу же выросла фигура сторожа тети Аллы. “Ну и куда мы собрались?” — грозно начала она и, лишь увидев топор, осеклась: “Не трогайте меня, я же вам ничего плохого не делала”. Но это уже было не важно. На стоны тети Аллы прибежала медсестра тетя Мира, дежурившая в ту ночь в изоляторе. Расправились и с ней. Больше взрослых в детдоме не было.
Пацаны вернулись к себе на этаж. Достали припрятанную бутылку водки и, сидя прямо на трупах, тут же распили. В туалете застонал Толик Быков. Добивать его, впрочем, не стали — решили, что и так помрет.
Канат поморщился от боли — порезал руку. “Пошли”, — скомандовал Сашка, и они спустились вниз. Полетел на пол стенд с изречениями Порфирия Иванова, а на его месте заалели большие корявые буквы: “Вера, я тебя люблю”.
На прощание подожгли комнату завуча по внеклассной работе, где хранились фотографии и журналы. В последнюю минуту Сашка тормознул. Достал ручку, листок и быстренько нацарапал: “Суки, это я пишу, я Веру люблю, я тебя люблю. Мы убили 7 человек, нас было три человека”. И заставил всех расписаться.
Больше в детдоме им делать было нечего...
Толик Быков еще дышал. Врачи “скорой” измерили давление — 0 на 50 — и тут же подключили его к аппарату. Через сутки он уже обходился без приборов.
— Это просто чудо, — до сих пор не верят в реанимации. Как только Толик смог говорить, он все рассказал следователю. Больше сомнений не оставалось. Пропавшие пацаны и убийцы — одни и те же... чуть не написала “люди”.
Начальник УВД Павлодарской области полковник полиции Мурат Тумарбеков сразу же ввел план “Сирена”. Полиция сработала блестяще. Утром Маршинина, Айкенова и Сейтенова нашли на заброшенной насосной станции. “Куда бежать собирались?” — поинтересовались полицейские. “Как куда — в Россию. (До границы с Омской областью чуть больше 400 км. — Е.М.) Там бы скрылись и грабежами промышляли”, — очень рассудительно ответил Сашка…
В детдоме сейчас нет детей — их на несколько недель развезли в разные пансионаты. В корпусе, только-только отмытом от крови, начался капитальный ремонт.
— Они так всех искромсали, что ахнули даже работники морга. А про маму сказали, что ее лицо вообще не получится восстановить, поэтому хоронили ее всю забинтованную, — говорит Женя, сын ночного сторожа Альбины Прокопенко. Тете Алле, как называли ее дети, не хватило до стажа каких-то двух лет. Поэтому, когда закрылся тракторный завод, она с готовностью пошла работать в детдом.
Сашку Лищука забрал хоронить в деревню старший брат. Их отец, недавно отсидевший за убийство, вновь загремел за решетку, за кражу. А мать, нарожавшая семерых детей и скинувшая их всех в детдом, даже не подошла к гробу попрощаться с сыном. Она уже несколько месяцев не просыхает от пьянства.
Димку Кошара хоронили сами детдомовцы. Так же, как и тетю Любу, — ее единственный сын сгинул где-то в России, говорят, посадили. У медсестры Меруерт Шаймардановой и воспитательницы Розы Касымовой остались мужья и маленькие дети, их погребением занимались родственники.
— Я не хочу возвращаться в детдом. Мне даже думать об этом страшно, — упрямо твердит чудом спасшийся Толик Быков. У него перебинтована голова, а на правой щеке до самого рта остался уродливый шрам.
— Да нормальные они пацаны! Сами не понимаем, что это вдруг с ними случилось! — в один голос кричат они.
Одна из девочек закрывает лицо руками — она дружила с погибшим Димкой.
— Ой, с Сашей мы уже очень давно встречаемся — целых пять месяцев, — продолжаем мы беседу с Верой наедине. Той самой, которой Маршинин написал признание кровью. — Он ведь до меня ни с одной девчонкой не общался, а я ему давно нравлюсь. “Какая ты красивая!” или “какая ты симпатичная!” — он мне постоянно это говорил.
Вера действительно девушка видная. Высокая, длинноногая, ходила одно время в школу моделей, да вскоре перестала — нет денег на проезд, а для детдомовцев он в городских автобусах платный. Пацаны Сашке завидовали: “Надо же — с виду хлюпик, а такую девчонку зацепил!”
В Вериной семье было пятеро детей. Жили в Павлодаре, отец работал сантехником. Когда он умер, мать начала куролесить и вскоре попала в тюрьму — на семь лет. Старшего брата забрали в армию, самую младшую сестренку взяла к себе родная тетка, а Вера с остальными мальчишками оказалась в детдоме.
— Саша хоть и ниже меня, но все равно мне нравится. Главное, он ко мне хорошо относится, а остальное не важно. И для братьев моих он всегда был авторитетом… А вообще он очень честный, — удобно устроившись в кресле, говорит 16-летняя “модель”. — Даже если соврет мне, то обязательно потом сознается. Недавно Сашка вдруг начал у меня допытываться: “Если что случится — будешь ждать?” Он ведь раза два в неделю в город ходил, воровал по мелочам и боялся, что на ерунде поймают. “Что ты задумал?” — “Да ничего. Нет, ну ты скажи — будешь?”
— Теперь — будешь? — уже допытываюсь я.
— Мне больше всех тетя Люба нравилась. Добрая такая, хорошая. Все “невестой” меня называла, — словно не слышит вопроса Вера. — Да и убитые Димка с Сашкой самыми умными у нас были, их тоже жалко… А ждать я его буду! Мне все равно, что он это сделал, он хороший.
Ну да, надоело в детдоме.
Ну да, был зол на воспитателей.
Ну да, в последний момент захотелось покрасоваться перед Верой.
Но разве по этим причинам лишают жизни шестерых человек?
“Ярко выраженной мотивации преступления нет”, — говорят следователи. “Их надо изучать”, — соглашаются психологи и психиатры. И мрачно прогнозируют шквал немотивированной детской агрессии.
— Я все прокручиваю в голове: что сделала не так, где недоглядела? И не нахожу ответа, — недоумевает Фаина Серебрякова. Она проработала психологом в детдоме всего год, до нее такого специалиста там вообще не было. — Сколько раз уже говорилось, что нужен специализированный детский дом — для подростков с девиантными отклонениями (проще говоря, для “трудных”. — Е.М.). Забрали бы у нас всего 15 таких ребят, с ними бы работали более подготовленные педагоги и врачи. Но денег на это не было. Сейчас же они вдруг нашлись.
Слегка обгоревший журнал учета трудных подростков. Первый в списке — Маршинин. Где-то в середине — Айкенов. За двадцаткой “самых-самых” воспитатели наблюдали целый день и каждые три часа делали соответствующие пометки. “Прагулял уроки, патаму что захотел в городе пагулять”, — читаю одну из объяснительных на имя директора детдома за подписью Маршинина.
“Айкенов наконец показал свое истинное лицо. Попал под влияние Б. (вот уж за кого больше всего боялись в детдоме — доводил до слез даже самых стойких педагогов. — Е.М.), матерится, отказывается делать уроки. “Был бы у меня автомат, давно бы всех расстрелял”, — несколько раз угрожал он”, — нахожу подробный ежемесячный отчет в дневнике воспитателя за ноябрь прошлого года. И, перевернув страницу, обнаруживаю следующую запись, датированную нынешним январем: “Айкенов исправился, делает уроки, не грубит, охотно убирается на территории”.
— Эта ужасная трагедия должна нас всех научить многому, — говорит Жаслан Исамадиев, директор детдома. — В детдомах должна быть нормальная охрана, а не пожилые женщины. В школах нужны мужчины, чтобы мальчишки видели, что бывают нормальные отношения. Нужна сигнализация и телефоны, а то у нас единственный стоял на проходной и тот не работал месяцами. Давно пора пересмотреть циркуляры и инструкции, действовавшие еще в 70-х годах. Пора наконец-то решить: как нам воспитывать сегодняшних детей? Это не проблема отдельного Казахстана. То же самое может случиться и в России, и в любой другой республике бывшего Союза. По большому счету нигде толком не знают, что нам делать с этим поколением детей, выросших практически без родителей, думавших в тот момент только о хлебе насущном.
…В следственном изоляторе Павлодара Сашка Маршинин держится уверенно. На вопросы отвечает спокойно, какие не нравятся — игнорирует. Знает, что максимум через 12 лет (верхний предел в казахстанском УК для несовершеннолетних) он снова выйдет на свободу.
— Ну да, убил. Ну и что? Им еще повезло, что их так мало в ту ночь было. А то бы всех завалил, мне никого не жалко. Были бы вы там — и вас бы грохнул.
PS. Благодарим за помощь в подготовке материала пресс-центр УВД Павлодарской области.
