а также руку, выбьем глаз и лишим прочих частей тела светскую красавицу. Именно так поступил драматург Олег Шишкин, посягнувший на зеркало русской литературы — самого графа Толстого. Шишкин написал нахальное продолжение — провокацию романа “Анна Каренина”, назвав его “Каренина-2”. Пьесу представил Русский драматический театр из Таллина на фестивале “Новая драма”.
Все началось с конца — Каренину извлекли из-под “железного коня”, и доктор в халате, забрызганном кровью, сообщил рогоносцу-Каренину, что случай тяжелый, но “жить будет”. Оставленная в живых изменница предстала перед публикой, собравшейся во МХАТе, на инвалидной коляске. У нее не было руки, ноги и глаза, место которого прикрывала черная повязка.
Каренин поступил как истинный христианин и взял инвалидку в дом. Более того, устроил ей свидание с Вронским, который по воле драматурга Шишкина также оказался прикованным к инвалидному креслу. Но в отличие от своей бывшей возлюбленной, напоминал растение — полная амнезия и неподвижность после ранения на Балканской войне. Безруко-безногая Анна целовала парализованного Вронского и в страсти уронила его на пол.
События развивались стремительно. Каренин заказал жене металлические протезы, причем рука напоминала захват с крючком для ношения дамской сумочки. Ее брат Стива Облонский волочился за балеринами Большого театра и совершал развратные действия за кулисами “Лебединого озера”. Не стоит кривить душой — это самая остроумная сцена всей “Карениной”. Лебедь в пачке валяется на полу на Стиве со спущенными штанами. В этот момент врывается в коричневом трико злой гений, подхватывает Лебедя и уносит ее на сцену.
— Во всем виноваты паровозы, — занудно твердит князь Левин. Сам же Каренин пишет роман из итальянской жизни, сублимируя в строчки свою нереализованную сексуальную энергию. “Клавдия растирала свои соски перед молодым кавалерийским офицером. Он засмеялся бесстыдным смехом, каким смеются избалованные молодые люди, и сказал: “Стыдитесь, княгиня. Через сто—двести лет вы пожалеете об этом моменте”. Моралите налицо. Плюс паровозная тематика, которая то и дело всплывает в диалогах и монологах. При этом безудержно гремит гром, содрогаются декорации на фоне пурпурной подсветки.
Посттолстовский бред в постановке москвича Владимира Епифанцева , объявленного анфан-терриблем современной режиссуры, местами забавен (читай сцену в Большом театре), местами скучен. Однако зал мало кто покинул — публика в основном развлекалась наглыми сюжетными поворотами и ждала, чем дело кончится. А кончилось неожиданно — Левин в страсти бросился на инвалидку Каренину с целью овладеть ею. Овладел, после чего повторял, что “во всем виноваты паровозы”.
На основе этого произведения вполне возможно защитить диссертацию по теме “О пагубном влиянии научно-технического прогресса на матримониальные связи” или же “Развитие паровозостроения как зеркала сексуальной российской действительности”. А также можно рассмотреть степень жестокости российской публики перед лицом человеческих несчастий как следствие раскрепощения общества.
Безусловно, больше привлекали текст и развитие сюжета, нежели постановочные эффекты и уж тем более не игра актеров — неровная, разностильная и провинциальная.
