На седьмые сутки лихорадочных поисков милиция отыскала 10-месячного младенца, украденного 25 мая в Ленинском районе Подмосковья, и задержала похитительницу. (О ходе розысков — в номерах “МК” за 31 мая и 1 июня.)
С ним не случилось ничего из того страшного, о чем взрослые боялись даже подумать: его не уморили, не продали на “запчасти”, не забыли по пьяни где-нибудь под забором. Максима Бадаева прятали в Калужской области, в глухой деревушке на 15 дворов.
Корреспонденту “МК” — единственному — удалось присутствовать при завершении этой операции. В ночь на 1 июня — по улыбке судьбы в канун Дня защиты детей — Максимку вернули маме.
0.45. Глухая ночь, зябко. По двору горотдела милиции совхоза “Московский”, как тени, бродят измученные женщины — молодая мать Катя Бадаева и бабушка Наталья Борисовна. В дежурке громыхает рация:
— 24-й, где вы? Прием...
— Нару проехали.
24-й едет из Малоярославца Калужской области. Он везет Максима. Кроме этого нам пока ничего не известно.
— Ого, еще 50 километров осталось! Ну ничего, трасса свободная...
1.35. Во двор вкатывает легковушка. Из нее в наручниках выводят гибкую девчонку со взлохмаченными волосами — похитительницу Наталью Серегину. Осторожно проносят на руках ребенка, укрытого казенным одеяльцем так, что видна только светлая макушка. Ребенок спит. Следом торопятся понятые — врачи “скорой помощи”.
Бабушка ломает руки:
— Нам уже семерых показывали! Если опять не Максим, у меня сердце не выдержит...
Наконец маму зовут наверх, в кабинет начальника, на официальное опознание.
— Ваш ребенок? — спрашивает прокурор Видновской прокуратуры Михаил Можаев. Михаил Васильевич, как и все здесь, разбужен среди ночи, а потому одет предельно неофициально, в видавший виды спортивный костюмчик.
— Наш. Наш!
Сонный Максимка обводит глазами кабинет, останавливается взглядом на бутылочке с подогретым молоком и начинает вопить во всю мочь. А потом жадно впивается в соску. В дороге милиционеры (мужчины, что с них взять!) просто побоялись кормить младенца — не знали, что можно давать, что нельзя.
У зареванной 22-летней мамы в легкомысленной дискотечной юбчонке потеки туши залили пол-лица.
— А ты, Катя, смотри: больше при ребенке пива не пей, — наставительно говорит ей замначальника Ленинского УВД по розыску Виктор Кабанов. Она виновато кивает. Кабанов неделю спал урывками, но глаза его счастливо блестят. Он берет ручку с красной пастой и жирно перечеркивает крест-накрест женское фото на розыскной листовке.
...На тот вечер планы у угрозыска были следующие: пятью группами снова “отработать” Апрелевку, на которую падало больше всего подозрений, перешерстить тамошние бары и притоны. Но в 20.00 в горотдел милиции “Московский” позвонили из Малоярославца: кажись, ваша подопечная объявилась.
В тамошний РОВД обратилась местная жительница. Она рассказала, что увидела листовку “Внимание, розыск!” (выходит, не зря их на всех столбах да заборах расклеили). Так вот, в деревню Горобец к умственно отсталой Гале приехала подружка с ребенком. Галя называла приезжую Наташей...
В Горобце в деревенской развалюшке милиционеры и застали Наталью Серегину. Она держала на руках беленького 10-месячного малыша.
Выяснилось, что Серегина ребенка не обижала, а, как умела, заботилась о нем: выносила гулять, варила кашку. Деньги на молоко из своей инвалидной пенсии дала Галя. Девушки вместе учились в обнинской коррекционной школе-интернате, но раньше особо не дружили, поэтому учителя, назвав оперативникам всех подружек Серегиной, про Галю даже не упомянули.
Максимку отправили в местную больницу. У малыша не обнаружили ни видимых повреждений, ни простуды. К одному из врачей он тут же попросился на руки, и врач был вынужден полтора часа, до приезда оперативников, таскать парня на руках: иначе тот сразу пускался в рев.
...А Серегина просто металась вдоль Киевского шоссе. Как кошка мечется с котенком в зубах. Из Апрелевки, где в первый же вечер разжилась у знакомых 100 рублями и одеяльцем для Максимки, поехала в Малоярославец, в поселок Коллонтай, к бабке — матери отца. Теперь-то выяснилось: там ее прохлопал участковый! Пришел с проверкой в дом, где в это время были и Наталья, и украденный Максим. А она успела спрятаться...
Испугалась, ушла от бабки. Где-то встретила своего давнего апрелевского сожителя К. и в другом калужском селе попросилась, уже вместе с ним и с ребенком, на постой. Но хозяева отказали — заподозрили неладное. Вернулась в Апрелевку. Уехала в Горобец, хотела затаиться там.
Во-первых, тяжкая алкогольная наследственность. Ее мать когда-то попалась на краже. Времена перед московской Олимпиадой были суровые — мамашу сразу выслали за 101-й километр вместе со старшей дочерью. Там женщина встретилась с местным жителем Серегиным, родила ему Наталью, а через несколько лет, получив послабление, вернулась в столицу. Забрала с собой только старшую дочку, младшую же оставила папе-алкоголику. Сейчас Серегин-старший в психушке пожизненно: он совершил серьезное уголовное преступление, признан невменяемым.
За 10 лет учебы в коррекционной школе-интернате Наталья сумела одолеть только программу 4 классов. Впрочем, характеристики ей дали хорошие: “поет, танцует, убирается”. И учителя отзывались неплохо.
Два года назад пустилась “в свободное плавание”. Обосновалась в Апрелевке, хотя время от времени кочевала по окрестностям. С легкостью находила приют в любом строительном вагончике. Там же, в Апрелевке, опоила клофелином и ограбила мужчину: только из-за того, что женатый потерпевший отказался писать заявление, дело возбуждать не стали. Но поставили барышню на оперативный учет.
— Перед тем как украсть ребенка, ты ходила звонить. Кому? О чем вы договаривались?
— Я не звонила, а так... Сделала вид.
— Зачем ты увезла коляску?
— Не знаю... У меня что-то в голове переклинило.
— Как ты провела всю эту неделю?
— Мы с Катькой (матерью Максима. — Авт..) выпили пива — две, нет, три бутылки. А потом я взяла коляску и побежала вдоль шоссе. “Волга” подвезла нас до Переделкина. А там электричкой в Апрелевку. В тот же вечер я уехала в Малоярославец, к бабке. Родня спросила: “Откуда ребенок?” Я ответила: “Своровала”.
В раскрытом милицейском рабочем дневнике я вижу колонку из 14 фамилий: тех, кто в тот день искал маленького Максимку. А ниже — красным фломастером, жирно: “Отбой по ребенку! Спасибо всем”.
