Группа люберецких пацанов в стиле американских даунов Бивиса и Бат-Хеда погрузилась в микроавтобус. Места было мало, поэтому им пришлось сидеть друг у друга на коленях. “Не сломай мне поршень!” — слышалось в “Газели”. С таким воодушевлением компашка из 12 трудных подростков отправлялась на экскурсию... в СИЗО. В изоляторе 50/9 ГУИНа МО обещали показать, что их ждет, если они совершат преступление.
По словам сопровождающих, те, кто сегодня едет на экскурсию, — ангелы во плоти. В следующий раз повезут более отпетых. Если их удастся уговорить. Оказывается, они должны были ехать уже сегодня. Но когда троица хулиганов — угонщиков машин увидела журналистов, дала деру.
Пытаюсь найти контакт с “легкими” подростками. Предел их мечтаний, чтобы в Люберцы приехал панк-рокер Александр (Чача) Иванов. “Чача рулит!” — хором говорят они (что в переводе на русский означает “достойный, вызывающий уважение человек”).
Вот и СИЗО: высокий бетонный забор с колючей проволокой, мрачные родители заключенных, без конца снующие машины с железными кузовами и решетчатыми окнами... Даже воздух здесь какой-то нездоровый. Мы еще не зашли на территорию изолятора, а ребята приуныли. Навстречу выходит старший оперуполномоченный Альберт в камуфляжной форме. “Значит так, пацаны. Не кричать, не смеяться, не бегать. Говорить по одному, вопросы задавать, когда я разрешу, — строго предупреждает он. — К журналистам это тоже относится”.
Железные двери открываются со страшным грохотом. Экскурсанты скрещивают руки за спиной и низко опускают головы (в фильмах видели).
— В здание, где содержатся ВИЧ-инфицированные и туберкулезники, я вас не поведу, — успокаивает нас всех Альберт. — Пойдем в новый корпус. После экскурсии все должны два раза вымыть руки с мылом, а на ночь на всякий случай выпить литр молока.
Заходим в этот самый новый корпус: облезлые стены, тошнотворный запах. Длинный коридор с камерами. “Справа — мальчики, слева — девочки”, — продолжает наш экскурсовод. — Возраст от 14 до 60 лет. Многие сидят здесь годами, пока ведется следствие”.
Места в СИЗО катастрофически не хватает. Хотя оно обслуживает всего три района: Мытищинский, Люберецкий, Ленинский. Сейчас здесь 1513 человек (из них 38 малолеток) дожидаются решения суда. 121 — ВИЧ-инфицированный, 72 туберкулезника. Здоровые и больные содержатся вместе. Так, в 4-местном “номере” живут 10—12 человек. На полу коридора стоят баки с едой. Альберт приоткрывает один из них. Отвратительное несъедобное варево. “Попробовать не хотите?” — подмигивает он. Люберецкие “трудные” морщат нос и отворачиваются. Поднимаемся на крышу изолятора. Здесь 9-метровые зарешеченные загоны для прогулок. В углу стоит лавка. Уставшие и шокированные дети садятся на нее.
— Есть среди вас те, кто колется? — спрашивает наш сопровождающий. Ребята молчат. — Если сюда попадают наркоманы, им приходится “переламываться” на сухую, — продолжает он. — Никто не дает даже таблетки анальгина. Многие не выдерживают и пытаются порезать вены о шершавые стены прогулочного загона.
Перед тем как идти дальше, Альберт смотрит на сидящих на лавочке и говорит: “Между прочим, сидеть здесь — плохая примета”. Пацаны вскакивают как ошпаренные.
Экскурсия по изолятору длится минут 40. За это время мы понимаем, что такое первый круг ада. Наши “трудные” ведут себя как пай-мальчики, не решаясь заглядывать в окошки камер. Боятся увидеть лица ровесников.
— Я считаю такие экскурсии очень полезными, — делится мнением начальник изолятора Николай Пискарев. — Я работаю в системе ГУИНа почти 20 лет. Раньше мы ходили с лекциями в школы, ПТУ. Сейчас этого, к сожалению, нет. Но я не против, что к нам приезжают.
С территории мы уходили торопясь. “До свидания”, — сказали работники изолятора. “Нет уж, прощайте”, — ответили мы хором.
