Неутомленный солнцем

Никита МИХАЛКОВ: “Уровень кинофестиваля определяется качеством картин, а не банкетным меню”

  Завтра в столице открывается XXIV Московский международный кинофестиваль. Накануне его открытия редакцию “МК” посетил самый главный на кинофестивале человек — Никита МИХАЛКОВ. Он такой же символ России, как гимн, русская водка, озеро Байкал и черная икра. “Прямая линия” в “МК” стала горячим тому подтверждением. Звонки в газету начались задолго до объявленного времени, а саму встречу с режиссером пришлось продлить на полтора часа из-за невероятной активности читателей. Телефоны звонили беспрерывно, всем хотелось расспросить Никиту Сергеевича о самом-самом. Но главное — узнать, как ему удалось из талантливого актера и режиссера превратиться в бизнесмена, железного мэна, в человека-успех.
    
     — Здравствуйте, Никита Сергеевич. Это Анна Алексеевна. Я видела передачу “Момент истины”, где режиссер Масленников говорил о том, что теперь телевидение не сможет показывать картины киностудии “Ленфильм”, так как более тысячи картин купил Досталь. Мне неясно, как можно было купить картины, которые снимались в свое время на народные деньги. И более того, говорилось о том, что если плохо обращаться с господином Досталем, то вообще картины могут уйти за рубеж!
 
    — Во-первых, очень много того, что делалось на народные деньги, перекочевало совершенно в другие карманы. Во-вторых, я не ставил бы так трагически вопрос. Надеюсь, мы в достаточной степени трезвые люди, а государство имеет политическую волю, для того чтобы золотой фонд нашего кинематографа не ушел в частные руки и не перекочевал к Гусинскому.
    
     — Здравствуйте, Никита Сергеевич, какие иностранные звезды приедут в этом году на международный кинофестиваль?
     — Могу сказать, что по тому списку, который у нас есть, это достаточно представительная команда. Ожидаются Клаус Мария Брандауэр, Харви Кейтель, Жюльет Бинош, Шерон Стоун.
     Могу сказать, что на презентацию кинопремии “Золотой орел”, которая пройдет в рамках нашего фестиваля, должны приехать Мишель Легран, Бернардо Бертолуччи. Сложно прогнозировать. Мы, например, договорились с Романом Поланским, что он приедет, а он отменил визит. Гарантией визита всегда были деньги. Дали 30 тысяч баксов — и человек приехал. Орнелла Мути, к слову, просит 25 тысяч. Другие актеры больше просят. Ну не они сами, конечно, а их агенты. Сегодня мы принципиально не платим приглашенным звездам.
    
     — Меня зовут Наташа. С удовольствием читаю о зарубежных кинофестивалях. Какой фестиваль может стать образцом подражания для России?
 
    — Я думаю, что никакой — это разные фестивали, с разными задачами, с разной историей. Берлинский — самый молодой, амбициозный. Венецианский — эстетский, что всегда создавало проблемы с его содержанием. А Каннский — самый коммерческий, это главный рынок, с которого начинается прокат картин в мире. У нас же должно быть свое лицо, я считаю. Если ты живешь в Омске и хочешь казаться человеком европейским и пытаешься кормить своих гостей устрицами, то это наивно и может привести только к ощущению искусственности.
     Наш фестиваль — часть культурной жизни страны. Мы прекратили порочную практику показывать свою страну да еще за это платить деньги. Фестиваль — это качество картин, и глупо, когда фестиваль определяется уровнем меню на банкетах, а не качеством кинопродукции. Я был, к слову, на Берлинском кинофестивале, оделся как подобает — бабочка, смокинг... И чувствовал себя там официантом! Не поверите, я там единственный в смокинге был, пришлось даже идти переодеваться. Люди были кто во что одеты: кто в драные джинсы, кто еще во что-то!
     — В прошлом году все были поражены, когда Джек Николсон приехал, и все вы отдыхали вместе с Путиным у вас на даче. В этом году так же будет?
   
  — Это не от нас зависит. Если президент захочет встретиться с гостями фестиваля, то он сам об этом скажет. Но я бы не хотел, чтобы фестиваль был в зависимости от того, посетили его первые лица или не посетили. Кинофестиваль — это кино, и чем лучше программы кино, тем лучше кинофестиваль.
    
     — Меня зовут Дима. Я читал в газетах, что вы хотите закрыть Дом кино, а те, кто там работает, против этого. Интересно, вы что-то между собой не поделили или это действительно коммерческий шаг?
    
— Ну не собираюсь я закрывать Дом кино! То есть в любом случае мы закроем и Дом кино, и Союз кинематографистов, потому что я не хочу, чтобы балкон рухнул на головы тем, кто сидит в зале. Но это не обозначает, что мы хотим кого-то ущемить. Руководство Союза проводило собрания с работниками Дома: люди понимают, что мелким ремонтом не обойтись. Да, наверное, кому-то придется искать другое место, но ничего не поделаешь. Дом кино — это собственность Союза кинематографистов России, а не кого-то конкретно: Михалкова или Гусмана.
     — А как могло случиться, что Юлий Гусман, простой КВНщик, стал директором Дома кино?
     — В этом проблем никаких нет, потому что директор Дома кино — это директор клуба. А вот КВНщик и директор Дома кино влиять на кинематограф и считать его своей собственностью не может. Этого точно не будет. Поверьте, с Домом кино все будет нормально. И семинары проведем, и фильмы обсудим, и молодые кинематографисты появятся. Просто для этого нужно немножко времени и воли.
    
     — Скажите, видите ли вы себя министром или руководителем нашего государства не на киноэкране, а в реальной жизни?
     — Нет, не вижу. В этом нет смысла. Я знаю, что я могу намного больше сделать в том, что я люблю и в какой-то степени умею, нежели ходить с утра в галстуке с портфелем и представлять из себя некую административную единицу.
     — И еще про министра культуры. Неужели нельзя поставить человека, который понимает, что такое добро и что такое зло?
    
— Я не снимаю министров и не назначаю. Убежден, что есть в стране человек, о котором могли бы сказать, что он хороший министр культуры.
     — У вас есть ученики, которые пойдут дальше?
     — Я надеюсь, что есть.
    
     — Здравствуйте, Никита Сергеевич. В “МК” была статья, как Виктор Мережко инвалидов обманул, разрушил их гараж...
    
— Я не хотел бы делать выводы по поводу того, что написано в газете. У меня есть личное отношение к Мережко, мы с ним дружили, я с ним даже снимал картину. Но тогда это был другой Мережко, сегодня же — иной человек, который от меня довольно далек.
    
     — Здравствуйте, когда можно будет увидеть ваш новый фильм с Михаилом Боярским в главной роли?
    
— Для этого господин Боярский должен проявить недюжинные способности, чтобы убедить меня, что, скажем, в “Утомленных солнцем-2” он должен сниматься.
    
     — Скажите, Никита Сергеевич, а в театре вы не хотите поставить пьесу?
   
  — Я хочу поставить триптих “Механическое пианино”, “Чайку”, “Три сестры” и “Иванов”. Уже получается не триптих... Причем все эти вещи будут поставлены в совершенно новой концепции. Площадки, на которой можно работать, пока нет. А артисты уже известны.
    
     — Никита Сергеевич, вас беспокоит Антонов Борис Петрович, полковник в отставке, кандидат военных наук, 70 лет. Я сын расстрелянного комбрига Антонова Петра Иосифовича. По фильму “Утомленные солнцем” я ровесник Нади. Ей в то время было пять, и мне в 37-м было пять лет. У меня такая просьба: Надя будет играть в фильме “Утомленные солнцем-2”. Я вас очень прошу, на всех фотографиях моих в пять лет у меня исчез детский блеск в глазах. Когда вы будете давать указание Надюшеньке, добейтесь, чтобы детского блеска в глазах не было.
    
— Борис Петрович, дайте мне ваш телефон. Я обязательно к вам приеду, покажу синопсис фильма, посоветуемся.
     — Буду ждать звонка. Я не собираюсь умирать, пока не посмотрю “Утомленные солнцем-2”.
    
     — На прошлом кинофестивале вы учредили новый приз “Станиславский”, и возникла скандальная ситуация с премией Станиславского из-за бренда. Будете ли вы в этом году вручать этот приз?
    
— Недопонимания нет, потому что приз учрежден и Фондом Станиславского, и кинофестивальной дирекцией. Хотим награду в этом году вручить замечательному актеру Харви Кейтелю. Он ее достоин.
    
     — Это Анна, домохозяйка. Вы смотрите с вашими внуками “Спокойной ночи, малыши!”, которые ведет Аня?
   
  — Когда Аня ведет передачу, я обычно чем-то занимаюсь, а вот внуки точно смотрят.
     — А сколько у вас всего внуков?
   
  — Пять голов, жду шестого. У Ани — двое, у Степана — трое. И теперь вот у Темы.
     — А Надя не собирается?
  
   — Ей 15 лет. И еще она должна сняться в моем новом фильме.
     — Как вы представляете себе ее будущего мужа? Он должен быть творческим человеком или политиком?
     — Надя настолько сильный человек, что там ничего пустое не пройдет. Кто бы он ни был по профессии.
     — Как вы в жизни расслабляетесь?
     — Занимаюсь спортом каждый день. Играю в теннис, бегаю.
     — Не пробовали переходить на горные лыжи?
    
— Я немножко научился это делать, но абсолютно не потому, что этим занимается президент. У нас как обычно: если президент играет в теннис, все начинают играть в теннис. Я жду, когда будет президент, который прыгает с шестом. Что тогда будет делать политическая элита? Покупать шесты у Версаче?
     — А есть что-то такое в жизни или в спорте, что слабо сделать, не можете? Или все подвластно?
   
  — Я стараюсь не делать то, что не могу сделать. Я считаю, что гармония — это когда то, что хочешь, совпадает с тем, что можешь. И очень большая беда у людей, когда они думают, что они могут только потому, что хотят.
     — А как вы оцениваете работу президента Путина — она вам нравится или вы недовольны работой президента?
 
    — Мне нравится Путин как человек, как мужик, извините за грубость. Он достойный человек, на мой взгляд, и кроме того, человек, который умеет не только говорить, но слушать и слышать. Это довольно редкое качество для людей такого ранга.
     А что касается его работы... Путин не пытается завоевывать популярность на раздаче конфет или печатании денег. Что касается того, правильно или неправильно он поступает в сфере внутренней политики, с теми или другими людьми, — это все равно история рассудит...
     — Какая ваша любимая газета: “МК” или другая?
     — Все зависит от того, что там написано... (Смеется.) Про меня...
    
     — Добрый день, это Ефим Збруев из Москвы. Как вы относитесь к запретам концертов: “Рамштайн”, Оззи Осборн. Это ведь тоже может повредить, не хуже, чем беспорядки, которые случились после футбола...
     — Я считаю, что любое запрещение — это слабость. Нужно готовить общество и нужно его защищать.
     — Что вы сами слушаете, какие у вас музыкальные пристрастия?
     — Когда я работаю, энергетику дает церковная музыка конца XIII—XIV веков. И для меня сегодня и всегда были Моцарт, Рахманинов. Что касается современной музыки, то очень люблю “Пинк Флойд”. Из того, что связано с нашими, думаю, что самым органичным является “Любэ”.
    
     — Врач, Анатолий Шееда. Как влияет номенклатурная должность Никиты Михалкова на творческую деятельность режиссера-мастера Никиты Михалкова?
  
   — Когда-то артист Дикий сказал: “Там, где ключом бьет общественная жизнь, творчество мертво”. К сожалению, очень во многом это правда. Я как человек верующий думаю, что человек предполагает, Бог располагает. Я никаких усилий не прилагал со своей стороны, чтобы заниматься тем, чем я сейчас занимаюсь. Я снимал кино, не знал о существовании всего этого дела. Но когда я увидел, что реально абсолютно некому заниматься хотя бы элементарной помощью тем, кто сегодня уже не может снимать и работать, я понял, что мои возможности, энергия и связи могут помочь.
     Я не собираюсь расти в качестве номенклатурного деятеля дальше, моя мечта — снимать кино. Я начну с Божьей помощью снимать “Утомленные солнцем-2”. Мое желание — заниматься творчеством. Думаю, что с Глебом Панфиловым и Рудольфом Тюриным к концу осени закончим сценарий.
     — Вы прошли огонь, воду и медные трубы. Как считаете, вы вышли из-под тени отца?
 
    — Со стороны кажется, что быть сыном Сергея Михалкова — молочные реки и кисельные берега. Но это приносило не только радость, но и огромные проблемы — те люди, которые не любили моего отца, но ничего не могли сделать ему дурного, вымещали свою нелюбовь на его детях. В этом смысле мы с братом нахлебались. Но я никогда не жаловался и не выступал. В нашей семье никогда не существовало давления.
    
     — Здравствуйте, вас беспокоит Надежда Николаевна. В Россию собирается приехать так называемая великая княжна Анастасия. Ваше отношение к этому факту? И как вы относитесь к реставрации царского трона?
     — Очень осторожно отношусь к появлению Анастасии Николаевны. Думаю, что достаточно много было людей, которые по злому умыслу, или по неведению, или по слабоумию себя называли прямыми наследниками императорского трона. Что касается реставрации монархии, считаю, что монархия — это единственный приемлемый для России способ правления. По одной причине — дело в том, что масштабы страны не могут позволить никому каждые четыре года подкидывать на орла-решку страну и отдавать ее вновь пришедшему только потому, что он популярнее или больше обещал. Кроме того, сегодняшняя политическая культура, вернее бескультурье, заключается в том, что человек, пришедший к власти, приходит, как правило, на отрицании действий предыдущего.
     Когда император правил страной, так или иначе он знал и понимал, что отдает страну в руки близкому человеку, который должен получить от него хотя бы ту страну, за которую ему не будет стыдно. Может быть, это пафосные слова, но по сути это очень серьезная вещь.
    
     — Отец Александр вас беспокоит. В каких изменениях, на ваш взгляд, нуждается наша церковь?
    
— Что касается нововведений, в частности, перевода службы на современный язык, мне кажется, это неправильно только по одной причине: бесконечная связь того, что и как слышали во время божественной литургии Александр Невский, Дмитрий Донской, Мусоргский, Чайковский и другие — это и есть та самая абсолютно духовная связь, которая не должна быть изменена. Мы не должны быть понятными — мы должны быть понятыми. Это принципиальный вопрос. Только в храме русский человек был равноправен — и император, и нищий. Выгонять палкой из церкви так же бессмысленно, как и загонять туда. Моя надежда на тех детишек, которые приходят с бабушками, мамами или папами в храм, им 3, 4, 5 лет, ползают, собирают огарочки, а служба идет. Дело в том, что лет через 15 они начнут приходить во власть, и это будут совсем иные люди. С совершенно иными представлениями о морали, например.
     — Спасибо огромное. Благослови вас Господь.
    
     — Меня зовут Марина Игнатьева. Мне всегда казалось, что когда вы появляетесь дома, то родные разбегаются по углам. Вы тиран, диктатор?

     — Глупо ждать от человека, чтобы он признался в том, что он тиран, даже если это так. В этом смысле, мне кажется, вам следовало посмотреть мой фильм “Утомленные солнцем” и почувствовать мои отношения с одной из моих дочерей — с Надей. Мои дочери рассказывают мне то, что они не рассказывают маме. Это показатель. Они предпочитают разговаривать со мной на темы, которые, честно сказать, и мне не хотелось бы слушать.
     — А как вы относитесь к тому, что у вашей жены Татьяны свое дело, что она занимается модельным бизнесом?
    
— Вы знаете, 30 лет назад я бы ее убил. Я не хотел, чтобы она занималась каким-то делом, потому что трое детей были бы лишены матери. И надо сказать, что тогда это было верно. Она действительно замечательная мать. Когда семья более-менее оперилась, хорошо, что у жены появилось свое дело, а если это не так, то она начинает заниматься делами мужа. А я бы этого не хотел.
     — Какой цвет глаз у вашей жены?
   
  — По-моему, у моей жены светло-карие глаза. Когда она гневается, они темнеют.
    
     — Меня зовут Василий. Вы производите впечатление настоящего русского мужчины. Вопрос по поводу спиртного. Любите?
   
  — Да.
     — Много? Ваш рекорд?
    
— Ну, Василий, я боюсь, вы решите, что я солгал. Полтора литра водки я выпиваю в течение вечера, если есть такая необходимость. Я выдам вам один секрет. Если приходится много пить водки, я очень много кладу туда лимона неочищенного: цедра сжирает сивушные масла. Практически ты пьешь некий настой, его можно очень много выпить.
     — А лучшая закуска, по вашему мнению?
 
    — Если под чистую холодную водку и, как правило, зимой? Это, конечно, пельмени сибирские из трех видов мяса.
     — О, попробуем! Ваш любимый тост?
 
    — (Смеется.) Чтоб не было лучше, чем есть. Лучшее — враг хорошего.
    
     — Светлана, студентка МГУ. Почему вы не взяли на фестиваль фильм своего племянника Егора “Антикиллер”?
     — Рядом со мной сидит наш директор по связям с общественностью Петр Шепотинник, который говорит: “Взяли фильм, только не в конкурс”. Я не занимаюсь отбором фильмов. Это и так большая ответственность, потому что всегда скажут, что взял, потому что родственник. А не взял, потому что не любит.
     — А какие фестивальные фильмы вы уже смогли посмотреть?
  
   — Только две наши картины — “Кукушку” Александра Рогожкина и “Одиночество крови” Романа Прыгунова. Фильм Рогожкина мне показался сильным.
     — Сейчас все следят за чемпионатом мира по футболу. Как вы пережили наш проигрыш и как относитесь к идее приглашения тренером к нам иностранца?
 
    — Я отношусь к этой идее хорошо. Мы же приглашали немецких гувернеров. А что касается проигрыша, то все закономерно. Не может быть такого, что человек тяжело болен, но у него потрясающие зубы. Организм весь болит. Футбол сегодня — это часть нашей жизни, внутренней слабости. Как говорил Грибоедов: “До чего мы, русские, так легко завоевываем пространство и так бездарно его используем”. Мы почему-то хорошо начинаем и почему-то не заканчиваем так же упорно, как другие. Я думаю, что пришел конец определенной футбольной эпохи. Впереди новая.
    
     — Не скажете, куда подевалась машина из картины “Сибирский цирюльник”, которая лес рубила? Слышала, что ее будут продавать на аукционе.
   
  — У нас была идея сделать из этой машины маленькие детские машины. Но не сложилось. Машина была привезена в Прагу и, наверное, сгнила на пражской киностудии “Баррандов”. У нас не было средств вывезти ее оттуда.
    
     — Меня зовут Александр. Говорят, у вас с братом, Андроном Кончаловским, непростые отношения. Вы завидовали ему, когда он покорил Голливуд?
     — Это неправда, что у меня непростые отношения. Хотя они не могут быть простыми, потому что мы оба принадлежим к кинематографическому сообществу. Потом, я никогда не завидовал Андрону. Приоритеты старшего брата в семье всегда были на первом месте, и завидовать ему было моветон. Я хотел бы, чтобы мои картины смотрели в Голливуде, но никогда не хотел снимать там. Появиться в Голливуде и встать в очередь, чтобы снимать американское кино, которое они всегда сделают лучше, чем я, не вижу смысла. Я слишком амбициозен для этого.
     — Кто самый главный человек в вашей жизни?
 
    — Мне трудно ответить. Говорится — не сотвори себе кумира. На каждый период жизни возникает некий приоритет, а уж тем более в моей жизни. Но когда я снимаю картины, самый главный человек в жизни — это те люди, от которых ты зависишь и которые зависят от тебя, — артисты и твоя группа.
     Но с возрастом я все больше стал понимать, какое важное значение в моей жизни играла мама. Не знаю, понимала ли она сама это свое значение для меня. Думаю, нет. А я тем более. Теперь изумляюсь ее мудрости, простоте, покоряющей естественности. Сиротство начинается с потери матери. Берегите их...
    

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру