С Ричардом Зонненфельдтом мне довелось пообщаться, когда он месяц назад побывал в Германии, куда прилетел из США, чтобы выступить в нюрнбергском Центре документации нацистских времен. Судьба подвергла этого человека многим испытаниям, но и наградила, если это можно назвать наградой, сделав свидетелем и участником знаменитого Нюрнбергского процесса над правителями Третьего рейха.
Зонненфельдт бежал из Германии от террора наци в 1938 году сначала в Англию, а оттуда в Австралию. Корабль, на котором он плыл, торпедировала немецкая подлодка, но через 38 дней приключений Ричард все же попал на австралийский берег. И уже из Австралии перебрался в США, где вступил в американскую армию, которой вскоре предстояло высадиться в Европе...
— Вы пошли на войну простым солдатом, а стали переводчиком на Нюрнбергском процессе. Как так получилось?
— Случай. Я был водителем бронетранспортера, и недели через три после окончания войны, а именно 1 июня 1945 года, наша часть стояла в местечке неподалеку от Зальцбурга. Помню, я смазывал “брюхо” своей боевой машины, как меня буквально за ноги вытащили из-под днища. Сказали, что приехал генерал, которому нужен переводчик. Я был весь в смазке, хотел сначала умыть лицо и руки. Но мне сказали: “Нет времени!”
Вскоре я и впрямь стоял перед генералом Донованом. Он тогда был начальником спецслужбы OSS, предшественницы ЦРУ, и хотел срочно допросить высокопоставленных немецких военнопленных, а переводчика под рукой не оказалось. Стали искать первого попавшегося солдата или офицера, кто бы хорошо владел немецким. Этим человеком оказался я.
Генерал сказал, что занимается организацией процесса в Нюрнберге. Я забросил солдатские пожитки в вещмешок, генеральский адъютант усадил меня в самолет, и уже через два часа я был в Париже. Там я провел июнь-июль, став первым переводчиком американской прокуратуры для международного трибунала, находившегося тогда еще в стадии формирования. На протяжении шести недель я разъезжал с прокурорами по бывшим концлагерям вроде Дахау и Аушвица в поисках свидетелей. В сам Нюрнберг я попал в середине июля.
— Говорят, вы были единственным переводчиком, нашедшим общий язык с бывший командующим люфтваффе Германом Герингом. Остальные не “сжились” с ним. Это так?
— Когда я наконец прибыл в Нюрнберг, главный следователь обвинения с американской стороны, полковник Эмен, решил допросить Геринга. До этого я уже наслышался о скверном характере бывшего шефа люфтваффе. Тогда Геринг был еще свидетелем, а не обвиняемым, и должен был принести присягу “говорить правду, одну лишь правду и ничего, кроме правды”.
Едва я начал переводить, Геринг прервал меня. Тогда я решил использовать трюк, игру слов. Я сказал: “Herr Gering (слово “gering” переводится как “незначительный”, “малый”, “ничтожный”. — А.П.), если я говорю, то, пожалуйста, не перебивайте меня. Когда я кончу говорить и у вас будут замечания или жалобы, пожалуйста, спросите у меня разрешения изложить их. Если вам это не по душе, вы можете остаться без переводчика: я вижу, вы говорите по-английски”.
Мне было понятно, что он хочет давать показания через переводчика, поскольку, таким образом, выигрывал дополнительное время на обдумывание ответов.
Геринг сердито взглянул на меня: “Мое имя не Gering, a Goering ”.
Я сказал: “Если вы не будете меня перебивать, я буду называть вас Goering”. Геринг усмехнулся и больше ни разу не перебил меня. С тех пор я переводил на всех его допросах.
— Вы упомянули, что Геринг сначала проходил как свидетель...
— В международном военном трибунале каждый обвиняемый поначалу проходил как свидетель и имел право отказаться от дачи показаний. Однако Геринг этим правом не воспользовался, поскольку надеялся оправдаться. Лишь после того, как было собрано достаточно доказательств, свидетель превращался в обвиняемого. В Нюрнберге это произошло 19 октября 1945 года. В этот день все высокопоставленные “свидетели” в письменном виде получили обвинительное заключение. Это было сделано по образцу американской и английской юриспруденции.
— Вы присутствовали при этом?
— Да. Я и один британский майор в тюремной комнате для допросов лично вручали каждому из нацистов обвинительное заключение. Их поодиночке вызывали из камер, усаживали за небольшой столик и зачитывали текст. Также объясняли, какими правами они обладают, то есть что они могут “хранить молчание и имеют право на адвоката”. Если адвоката у них нет, то мы поможем им его найти. Ну и так далее.
— В тюрьме Геринг на что-нибудь жаловался?
— Когда Геринга задержали, он рассчитывал, что к нему станут относиться как к рейхсмаршалу. Но это продолжалось лишь первые три часа. Потом его доставили в люксембургский городишко Монсдорф, где отобрали военную форму, боевые награды, “опустив” до статуса обычного военного преступника, хотя обвинение еще и не было предъявлено. Поэтому, когда Геринг попал в Нюрнберг, от рейхсмаршальской спеси не осталось и следа. В СИЗО он пережил сердечный приступ.
Когда Геринг попал в Нюрнберг, то весил 115—117 кг. К тому же он был наркоманом, “подсевшим” на паракодеин. Благодаря нам к началу процесса Геринг превратился в абсолютно здорового человека. Он “соскочил” с таблеток, а также похудел до 80 килограммов.
— Что, собственно, представляло собой СИЗО для нюрнбергских узников?
— У каждого была одиночная камера с бронированной дверью с глазком. Обвиняемым запрещалось общаться друг с другом. Они и шагу не могли ступить без конвоира, прикованные к нему наручниками.
С ними обращались как с военнопленными согласно международному праву. К примеру, они получали такой же рацион, как американские солдаты, им разрешалось читать книги. Всех деталей я точно не знаю, поскольку общался с заключенными исключительно в помещении для допросов в присутствии прокурора, охранника и стенографистки.
— Нюрнбергские “зэки” имели право на свидание?
— Да. Однако они были разделены стеклом с небольшим отверстием, через которое можно было общаться.
— А кто посещал, к примеру, Геринга?
— Его жена, актриса Эмми Зоннешайн, и маленькая дочь Эда.
— С другими родственниками высокопоставленных нацистов доводилось встречаться?
— С женой Генриха Гиммлера, а также его дочерью, Гудрун. Ей было тогда 14 или 15 лет. Мы пришли к ним домой с обыском. Кроме дневника Гиммлера, мы ничего не нашли. Я вырвал из него на память несколько страниц, а также взял с собой в качестве сувенира петлицу с эсэсовскими молниями. У меня был журнал “Stars and Stripes” со статьей о Гиммлере. Ни его жена, ни дочь не знали, что на совести Гиммлера смерти миллионов людей. Я показал девочке журнал, и она в истерике выбежала из комнаты. Я думаю, что она была в шоке.
— Вы также были переводчиком Рудольфа Гесса. Какое впечатление он производил?
— Он был полным идиотом.
— Не потому ли, что бежал в Англию? Некоторые историки утверждают, что у него было секретное задание от Гитлера.
— Не было никакого задания. Когда рейх пал, Гесс угнал “Мессершмитт” и бежал в Англию, потому что прочитал в одной газете о некоем прогермански настроенном британском герцоге Хэмильтоне. Гесс приземлился прямо возле его замка. Это была его личная безумная идея — бежать в Англию для заключения мира между немцами и англичанами с целью объединения против СССР. Гесс был просто сумасшедшим. Ему постоянно казалось, что англичане пытаются его отравить. Он жаловался на боли в животе и голове.
— А в Нюрнберге?
— Там Гесс утверждал, что у него полностью отшибло память. До процесса я общался с ним часами, на протяжении которых он твердил, что не в состоянии что-либо вспомнить. Однажды, правда, обронил очень редкое слово из сленга немецких студентов — “кладе” (папка для тетрадей. — А.П.). Я тогда спросил его, почему он произнес это слово, если “ничего не помнит”. Гесс промолчал. Амнезия у него продолжалась до момента, пока он не очутился на скамье подсудимых. Уже через неделю слушаний он порывался что-то сказать. Ему разрешили. И Гесс торжественно заявил, что память вернулась к нему.
— А как вел себя на процессе Геринг?
— Обвиняемые сидели в зале суда в два ряда, с левой стороны от входа, напротив судей. Между ними находились обвинители от СССР, Франции, Великобритании и США. Мне же очень часто приходилось сидеть прямо за столом главного обвинителя. Когда я впервые вошел в зал суда, Геринг узнал меня и улыбнулся. Я улыбнулся в ответ. За нашими местами находилась ложа для посетителей. В ней сидели журналисты, военные и немецкие гражданские лица. Геринг очень часто поглядывал туда. Он взглядом выискивал хорошеньких женщин, улыбался им, строил глазки. Те, к большому сожалению экс-рейхсмаршала, не реагировали.
— Вам довелось общаться с русскими коллегами?
— Среди русских были женщины-офицеры, и мне понравилась одна, очень хорошенькая, лейтенант. Она не говорила ни по-английски, ни по-немецки, а я — по-русски. Однажды я встретил ее у ее кабинета, предварительно нарисовав картинку “Гранд-отеля”, куда я хотел ее пригласить пообедать, а также часы, стрелки которых показывали 18.00. Она поняла, что я хочу пригласить ее туда в это время, и сказала “да”.
Через час ко мне подошел полковник из советской делегации с моей картинкой в руке. Он покачал головой и сказал “нет”. Затем он нарисовал здание, где располагалась советская делегация, и часы, показывающие 19.00. Я понял, он имеет в виду, что я должен прийти туда в это время. Тогда уже я сказал “нет”.
Это был мой единственный контакт с русскими коллегами.
— Вы часто бываете в современной Германии. Как вы думаете, эта страна полностью преодолела нацистское прошлое?
— Я думаю, да. Я чувствую себя превосходно в компании немцев, и думаю, что немецкие политики очень искренни в своих стремлениях сделать все возможное, чтобы мрачное прошлое не повторилось.
После войны инженер по образованию Ричард Зонненфельдт снискал известность как один из “отцов” цветного телевидения, получив на открытия в этой области 35 патентов. Был руководителем нескольких крупнейших электронных корпораций. Сейчас он наслаждается заслуженным отдыхом на Лонг-Айленде, проживая по соседству со своими детьми и пятнадцатью внуками.
