Тридцать седьмой год

или Материализация призрака

  Коммунизма призрак по Европе рыскал,
     уходил и вновь маячил в отдаленьи...

     В.Маяковский.
     “Владимир Ильич Ленин”

IX

ПОХОРОНЕН ЛИ ПОСЛЕДНИЙ СОЛДАТ?

     Есть известное выражение: война не закончена, пока не похоронен последний солдат. И историческая эпоха не завершилась, пока из ее опыта не извлечены все существенные уроки.
     И Тридцать Седьмой год, и Большой Террор стали базой огромного числа различных “выводов” и “уроков”. И для нашей страны, и для всего человечества. И для каждого из нас.
     И хотя порой кажется, что все эти уроки уже ясны, но наступает новая эпоха, и, казалось бы, очевидное начинает менять оттенки.
     Вот и сегодня, в свете опыта пятилетней перестройки и десятилетия реформ, многие уроки Тридцать Седьмого года как бы снова актуализировались.

1. Бюрократия становится государственным классом

     Среди главных уроков и Тридцать Седьмого, и Большого Террора — урок о том, как бюрократия становится главным классом общества.
     Во всех прежних социальных системах господствующим классом является тот, кто господствует экономически. Государство — и вся его бюрократическая машина, и сама бюрократия — служит этому классу. Государственный социализм, сосредоточив всю собственность на средства производства в руках государства, сделал хозяином саму бюрократию как представителя государства. Впервые в истории бюрократия стала господствующим классом.
     Поэтому первый вывод: концентрация экономической мощи в руках государства (будь то федеральный центр, регионы или другие структуры) — первое условие для превращения бюрократии в господствующий класс.
     И когда мы слышим о необходимости усилить государство, край, город, какими бы благими целями это ни прикрывали, — всегда надо помнить, что по существу речь идет об усилении базы для господства бюрократии.
     Бюрократия, став господствующим классом, особым образом организует себя как класс. Она организована иерархически, и главная связующая нить — вертикаль власти. Это господство вертикали называют демократическим централизмом.
     В демократическом централизме сохраняются голосования, выборы. Но при этом от демократии всегда остается только “воля большинства” и всегда изымается сердцевина демократии, ее душа — права меньшинства.
     И опять-таки, когда мы слышим о необходимости усилить “вертикаль”, всегда следует помнить, что за этим может скрываться нечто антидемократическое. Это — тоже урок 37-го.
     Бюрократия выделила в своей среде особого рода элитную структуру — партийный аппарат, основная функция которого — руководить и командовать всеми другими отрядами бюрократии, прежде всего по линии подбора и назначения кадров.
     Но партийного аппарата оказалось недостаточно. И в бюрократической системе государственного социализма появилось “государство в государстве” — аппарат политической полиции, механизм явного и тайного контроля за всей бюрократией, открыто использующий вооруженную силу для решения своих задач. Суды и прокуратура оказываются инструментом этой всемогущей полиции.
     Венчает пирамиду режим личной власти. Роль первого лица, лидера класса бюрократии — исключительна. Кем бы он ни был лично: полновластным Хозяином, как Сталин, или первым в сверхузкой лидирующей группе, как Брежнев (эту группу можно называть по-разному — “хунта”, “семья” и т.д.).
     Важнейшая составляющая господствующей бюрократии — идеологизация своей власти. Власть бюрократии прикрывается национальными целями, историческими миссиями, великими идеалами лучшего общества и светлого будущего и т.д., и т.п. Идеология втирается всюду — будь то собственно политика, ядерная физика или генетика, музыка или спорт.
     Казалось бы, превращение бюрократии в господствующий класс должно создать государство невиданной мощи. Но уроки Тридцать Седьмого включают вывод и о том, что, чем более всевластной становится бюрократия, чем больше исчезают любые виды контроля за ней, чем полнее она сводит все только к контролю сама за собой, к самоконтролю, тем больше почвы для процесса вырождения бюрократии.
     Если организация господства бюрократии — первая группа уроков Тридцать Седьмого, то вторая группа уроков касается уже не тех, кто господствует, а тех, над кем господствуют.

2. Масса становится толпою

     Исторический опыт учит, что никакие, даже самые совершенные пирамиды власти не могут удерживаться, если народные массы активно и сознательно выступают против них.
     Бюрократия государственного социализма сумела сделать массы и послушными, и покорными. Как?
     И здесь ответ представляет для нас отнюдь не академический интерес.
     Первый фактор — исчезновение в обществе экономически независимых от государства социальных групп и слоев.
     К концу Гражданской войны и нэпа исчезли экономически независимые слои в городе. К концу коллективизации — в деревне. В СССР не осталось людей, чья жизнь — в том числе и чисто повседневная — не зависела бы от решений власти, от решений бюрократии. Грубо говоря — не зависела бы от окошка государственной кассы.
     Кадровый рабочий класс, собственно пролетариат, не был и раньше экономически независим. Но он мог бастовать. А теперь он буквально затоплен притоком “новых рабочих” из села, растворился в них. Эти “новые рабочие”, которым удалось выбраться из деревни, были затерроризированы в ходе коллективизации, морально раздавлены, совершенно дезинтегрированы до полного одиночества. Счастливые уже тем, что у них есть твердая заработная плата, они были абсолютно безропотны. В итоге класс сознательных рабочих бюрократия превратила в “работяг”.
     Экономически самостоятельных бывших крестьян, ставших колхозниками, было больше — благодаря наличию своего приусадебного участка. Но общий уровень обычных доходов от этого участка в подавляющем большинстве случаев был всего лишь “гарантией от голода” и даже отдаленно не мог стать базой реальной экономической независимости.
     Утрата экономической независимости производителями неизбежно вела к утрате экономической самостоятельности работников всех других сфер общества.
     Государство, стремясь экономически связать своего гражданина по рукам и ногам, создало систему бесплатности. Это выдающееся изобретение вело к тому, что из зарплаты заранее и без согласия работающего изымались деньги на лечение, на обучение, на пенсии, на строительство жилья.
     Работник превращался в иждивенца, в потребителя, в просителя. Попрошайничество на улицах уменьшилось — зато десятки, сотни тысяч нормальных граждан в роли попрошаек осаждали учреждения, занятые распределением среди работников того, за что им же государство недоплатило.
     Особенно заметно исчезновение экономически независимых граждан сказалось на интеллигенции. Когда уничтожали частный зубоврачебный кабинет или частную школу — бросали “на съедение” бюрократии учителей или врачей.
     Вот и сейчас руководители государственных школ и вузов, с дрожью в голосе “предостерегающие” власть против частного образования, не должны забывать, что, призывая пинать негосударственное образование, они в конце концов сами приучат входящих во вкус чиновников пинать уже самих этих борцов с частным. Требуя “поставить на место” частников, они вводят в моду сам метод “ставить на место”. Здесь действует та же логика, при которой депутаты проправительственных партий становятся ненужными именно правительству по мере “усмирения” оппозиционной части парламентариев.
     Оказавшись перед фактом превращения государства в единственного работодателя, интеллигенция становилась советской, а нередко и попросту придворной.
     Так, в 1937 году только за одну неделю “Литературная газета” опубликовала материалы, авторами которых были И.Бабель, С.Маршак, Ю.Олеша, А.Платонов, Ю.Тынянов, М.Шагинян и другие известные писатели и поэты. Все они с восторгом одобряли репрессии, зачастую едва успевая лизнуть руку палача перед собственным арестом.
     Итог: народ, массы превращались в толпу. Но не в обезумевшую неуправляемую толпу, а в толпу манипулируемую, контролируемую, демонстрирующую энтузиазм и активность — и потому гораздо более страшную, чем стихийная масса.
     Превращение трудящихся в толпу — второй главный урок, который надо извлечь из анализа Большого Террора. Этот урок исключительно важен для всех нас и по сей день.

3. Преступление без наказания

     Один из очень важных уроков Большого Террора состоит в том, что масштаб наказаний совершенно, даже в отдаленной степени, не соответствовал масштабу преступлений.
     Вспоминаю XIX конференцию КПСС. Партийная бюрократия помешала избранию меня делегатом, но милостиво прислала почетный пригласительный билет на все заседания конференции.
     Я оказался на самом верхнем балконе Дворца Съездов (утешало: в обществе Б.Ельцина и Г.Алиева). На трибуне — Виталий Коротич. Он передает в президиум какие-то материалы “узбекского дела”. Меня поразило, что при всех обсуждениях никто, буквально никто не поставил самые первые и самые естественные для страны с опытом Большого Террора два вопроса. Какими методами были получены материалы следствия и особенно показания обвиняемых и свидетелей? И, далее, какой удельный вес занимают признания самих обвиняемых?
     Потом, на первом Съезде народных депутатов, при разборе этого же дела, этих вопросов опять-таки не ставили.
     На днях по телевизору показали суд над участниками царицынского погрома. Главный обвиняемый заявил, что от показаний отказывается, так как их из него выбивали силой. Судья не прекратил процесса. Не вернул дело в прокуратуру. Не потребовал от прокуратуры нового расследования. Он решил... продолжать суд.
     Или вот дело Эдуарда Лимонова. Я не приемлю его национал-большевизм. Но он — настоящий писатель. Его — месяц за месяцем — мордуют пыткой содержания в изоляторе, надеясь сломить его волю.
     Когда я думаю об этих, очень похожих на дела Большого Террора, явлениях — я понимаю, что их первооснова в том, что за Большой Террор в свое время по-настоящему никто не был осужден открытым судом.
     Сначала хотели ограничиться Сталиным и выносом его тела из Мавзолея. Потом осудили Берию и Ежова и несколько сот их подчиненных. Осудили и тех коллег Н.С.Хрущева по Политбюро, которые начали с ним спорить. Вот и все.
     С полным пониманием партактивы, пленумы, конференции принимали от вождей пояснения типа “я боялся”, “все боялись”.
     Но когда один из советских лидеров, кокетливо демонстрируя свою “искренность”, признался известному вождю китайской революции, что все дело в том, что “мы боялись Сталина”, тот с удивлением на него посмотрел и сухо сказал, что в партию коммунисты вступают, будучи готовы, если надо, умереть за дело коммунизма. Намек был прозрачным — и “советский товарищ” с “китайским товарищем” общего языка найти не смогли.
     В.Роговин в книге “Партия расстрелянных” пишет, что даже прямые указания выживших жертв террора на своих инквизиторов в большинстве случаев не приводили к наказанию последних. Так, в 1955-м старая большевичка Лазуркина направила в ЦК заявление о применении к ней и секретарю Ленинградского обкома комсомола Уткину зверских истязаний следователями НКВД Галкиным и Карповым. В результате проверки этих фактов инспекция приняла решение, в котором говорилось: “Карпов применение мер физического воздействия... отрицает”. Было проявлено больше доверия к палачу, чем к его жертве. А в отношении Галкина, который “по работе характеризуется положительно”, ограничились понижением в должности...
     Стоит ли удивляться, что и сегодня так браво действуют следователи, прокуроры, судьи?
     Когда было решено привлечь к суду деятелей нацистского режима в Германии — возникла серьезная юридическая проблема. Если все исполняли указания верха и закона, то судить некого. Нельзя же в демократическом суде обвинять тех, кто исполняет законы?
     Как преодолевали эту проблему? Было два метода.
     Первый. Доказать преступность всего национал-социалистического государства. Тогда те, кто следовал его законам, ничем не будут отличаться от членов бандитской шайки, хотя и следующих своим “законам”, но все равно преступников перед лицом общества.
     Предполагая, что нам в СССР предстоит нечто подобное Нюрнбергскому процессу, я когда-то изучал том за томом его материалы. И пришел к выводу, что такой подход правомерен. Но при одном условии: если его применил сам народ к своему государству. А в Нюрнберге, как мне кажется, “расширили” тему. Международный суд мог судить нацистов за преступления на территории других стран или за их преступления против граждан других стран. Иначе можно зайти далеко, позволив группе стран обвинять в преступлениях любую неугодную им власть какой-то страны. Хотя, с другой стороны, мировое сообщество не может спокойно взирать на геноцид, осуществляемый государством какой-либо страны в отношении собственного народа.
     Второй метод. Доказать, что конкретные действия отдельных лиц являлись нарушением собственных законов национал-социалистического государства. Именно так судит американский судья нацистских судей в знаменитом фильме Стенли Крамера, название которого “Суд над судьями”, конечно же, не устроило советское начальство, и оно в прокате назвало фильм “Нюрнбергский процесс”.
     Этот путь потом применили в ФРГ в отношении лидеров ГДР. Их судили именно за нарушения законов самой ГДР.
     Следуя этими двумя путями, Германия действительно подвела черту и под национал-социализмом Гитлера, и под государственным социализмом ГДР.
     Ничего подобного у нас не было. После 1991 года был глупый по замыслу и бездарный по исполнению “суд над КПСС”.
     А ведь если бы даже ограничились только судами над теми руководителями аппарата партии и государства, которые нарушали свои же, советские, законы, — этого было бы достаточно. Ведь они везде — в экономике, в экологии, в установлении привилегий для себя — оказались бы нарушителями. Я уже не говорю о чем-то подобном расстрелу рабочих в моем родном Новочеркасске.
     Анализируя Большой Террор, приходится сделать вывод, что увод бюрократии от наказания стал серьезной наследственной болезнью, рецидивы которой поражают наше общество вплоть до сегодняшнего дня. А вот полный расчет со всеми нацистскими преступниками стал в Германии одним из главных факторов и ее послевоенного возрождения, и ее нынешнего процветания. В то время как мы живем вот уже почти двадцать лет под руководством выходцев из рядов ушедшей от какой-либо ответственности даже за официально признаваемые преступления партийно-советской бюрократии. Часть ее дерзко собирается посрамить Португалию, а другая со страхом и трепетом смотрит на такую амбициозность.
    

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру