“ТОВАРИЩ СТАЛИН ПОМНИТ О ВАС”

  Много ли вы знаете людей, которые беседовали с самим товарищем Сталиным?
     Мы с Игорем Беляком возвращались из Дома кино после церемонии вручения наград фестиваля “Святая Анна”. Шли по вечерней улице Горького, Игорь рассказывал… Я не мог не удивиться услышанному. А когда спустя некоторое время (больно уж яркая получилась картинка, так и врезалась в память) спросил Игоря, не будет ли он возражать, если его воспоминания станут достоянием читателей, Игорь отнесся к моему вопросу неожиданно ответственно и сам сел за компьютер. Предоставляю ему слово:
     “Событие, о котором хотел бы рассказать, произошло скорее всего в 1952 году. Отец мой тогда работал директором авиационного завода в городе Комсомольске-на-Амуре. Завод находился практически на военном положении: он выпускал “МиГ-15” и “МиГ-17”, которые защищали небо Кореи во время Корейской войны.
     Отец сутками пропадал на работе и приезжал домой только днем, чтобы наскоро пообедать и с часок поспать. Дожидаясь его, я играл то в летчика, то в директора завода. Мои “самолеты”, сложенные из стульев, часто ломались, и я при “катапультировании” получал шишки и ссадины. Профессия “директор” казалась менее опасной. Я охотно отвечал на телефонные звонки “директорским” голосом, что в семье по непонятным мне тогда причинам не очень поощрялось. В один из дней, скорее всего это было поздней весной, отец приехал с работы, быстро что-то перекусил и лег спать. Мама ушла к соседке, оставив дверь открытой.
     В это время раздался настойчивый телефонный звонок, я подхожу к телефону и, пытаясь копировать отцовский голос, говорю: “Слушаю”. Голос на том конце провода задает вопрос: “Константин Никитович?” — я говорю: “Слушаю вас!” На что следует ответ: “Это Поскребышев. С вами сейчас будет говорить товарищ Сталин”.
     Я хорошо знал, кто такой Сталин. У нас дома висел его портрет, вышитый шелком и, как полушутя уверял отец, подаренный Мао Цзэдуном. Я знал, что Сталин — вождь, я распевал вслед за взрослыми песни, в которых звучали слова “Слава Сталину родному…”.
     Все-таки я не очень испугался, но, прикрыв трубку рукой (видел, как отец это иногда делает), стал кричать: “Мама! Папа! Сталин!” Первой прибежала мама, быстро сообразила, в чем дело, и стала будить отца. В это время в трубке раздался голос, и мне запомнились слова: “Дирэктор Беляк?” “Слушаю вас!” — успел крикнуть я и в это же время оказался в воздухе, поскольку отец вместе с трубкой схватил мою руку. “Слушаю вас, — срывающимся голосом сказал он, — слушаю вас, товарищ Сталин!” Отец стоял в пижаме навытяжку, а я болтался в воздухе, поскольку мою руку вместе с трубкой отец держал у своего уха. “Спасибо, товарищ Сталин”, — сказал отец, медленно опустив трубку и меня. Я понял, что пора прятаться, однако меня быстро вытащили из моего укрытия… Это был первый и последний раз, когда я был наказан физически — выпорот ремнем.
     Как потом рассказывал отец, Сталин сказал одну-единственную фразу: “Дирэктор Беляк, товарищ Сталин помнит о вас”.
     Вероятно, какой-то разговор о той телефонной неразберихе голосов у Сталина с Поскребышевым все-таки состоялся, но остался для отца без последствий: его перед Поскребышевым прикрыл нарком авиационной промышленности Петр Васильевич Дементьев. После, когда он бывал у нас в Комсомольске-на-Амуре, а потом в Воронеже, иначе, как “директор Беляк”, он меня не называл”.
     Передавая мне текст, Игорь обмолвился о том, что отец не любил вспоминать эту историю.
     — Для нас с мамой это был курьез, а для него тот эпизод был чем-то, выходящим за рамки счастливо закончившегося недоразумения...
     Про отца Игоря следует сказать, что он был прирожденным организатором, уже в 16 лет стал директором кирпичного завода. Он был из когорты, образы которой воссоздал писатель Александр Бек в романе “Новое назначение”. Сам себя Константин Никитович шутя называл деятелем ленинско-сталинского толка. Он прекрасно знал и самолеты (сам пилотировал), и свое дело, и был, как о нем написано в энциклопедии, крупным государственным и хозяйственным руководителем. Это был сильный, волевой человек.
     — Но в тот день, — сказал мне Игорь, — я почувствовал его растерянность, смятение перед голосом из трубки. Тогда я еще не знал, что братья отца в конце 30-х были репрессированы, что в его отношении к Сталину переплелись и поклонение, и ненависть, и страх. Это не было страхом за свою шкуру, скорее — ощущением беспомощности перед неумолимостью парового катка, проехавшего через судьбы миллионов людей. Наверное, страх перед своеволием одного человека во многих из людей поколения отца поселился на генетическом уровне. Потом я увидел еще одно подтверждение этому. Так получилось, что моя мама рано умерла, и отец в 1970 году женился на Лидии Петровне Гончаровой — сестре Виктории Петровны Брежневой. В нашей семье хранится несколько вещей, связанных с Л.И.Брежневым, в том числе портрет генсека, на обороте которого была надпись: “Моим близким. Крым. 1976 г. Л.Брежнев”. В 1985 году, когда Михаил Горбачев начал антибрежневскую кампанию и произошел обыск у Юрия Чурбанова, отец эту надпись уничтожил. В этом не было логики. Он был не робкого десятка и, как мне лично сказал Юрий Чурбанов, был единственный, кто продолжал поддерживать с ним контакты… Отец был директором Воронежского авиационного завода, председателем совнархоза Центрально-Черноземного экономического района… Был министром СССР… Однажды чуть не лишился должности, попав под горячую руку Хрущева… Дело было в том же Комсомольске-на-Амуре… Но это уже другая история. Может быть, когда-нибудь напишу и об этом… А про ту, детскую беседу со Сталиным я вспоминаю и теперь рассказываю со смехом и надеждой, что атмосфера страха никогда не вернется в нашу страну.
    

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру