Если кто-то думает, что после июньской сессии студенты расслабляются и два месяца валяют дурака, то он ошибается. В июле и августе студиозусы проходят практику. В зависимости от специальности ловят насекомых в подмосковных лесах, записывают фольклор в северных деревнях, набивают руку на пациентах, имевших несчастье попасться им в качестве подопытных кроликов. В общем, готовятся к будущей трудовой деятельности. И иногда с ними происходит такое!..
Труп на табуретке
Борис Полкин, биолого-химический факультет ОЗПИ: “Все факультеты нашего педа, разные физматы да инязы, отстреливались уже в июне и спокойно уходили на каникулы. Мы же к сессии приступали только после практики. И чего только там не происходило! От страшного до смешного.
Однажды мы с экскурсией (так по-научному назывались все наши вылазки на природу) пошли на болото. Учебная задача звучала так: “Изучить особенности экосистемы (болота), собрать гербарии написать отчет об экскурсии”. Но до отчета дело в этот раз так и не дошло... Напялив сапоги и натянув накомарники, группа шагнула в топь. Девчонки старались держаться поближе к берегу. Мы же, ребята, лезли в самые гиблые места. С моим корешем Лехой мы добрались аж до самого центра “экосистемы”. Посередине болота находилось маленькое озерцо, на краю его поблескивала мелкими капельками наша цель: хищное растение, питающееся насекомыми, — росянка. Смущал только странный запах — болота обычно так не воняют. Я потянулся за растеньицем, и вдруг в метре от меня из воды показались женские сапожки. Сломя голову мы понеслись обратно. Узнав от нас о страшной находке, наш препод расхохотался. Оказалось, что никакого трупа не было. Просто кто-то из старшекурсников пошутил. Подобрал на помойке сапожки, нацепил их на ножки сломанной табуретки и сунул в болото. И теперь каждый раз, когда Олег вел на болото новую группу, находились кретины, которые, как и мы, добирались до озерца, находили “труп” и пренепременно сообщали об этом преподу”.
Революция нетелей
Наталья Ефремова, филфак МГУ: “Я ездила по деревням в российской глубинке — собирала фольклор и диалектизмы. Попасть на такую практику считается удачей. Обычно группы направляются в Орловскую и Архангельскую губернии. Мы за день обходили несколько домов, расспрашивали стариков и старух, собирали диалектные слова, частушки, песни. В Архангельской губернии бесплодная корова зовется, к примеру, “нетель”, а “релки” — это островки во время половодья на Северной Двине. Бабульки кроме частушек нас и похлебкой кормили, и молочком парным поили. За это мы должны были выслушать их многочасовые истории про житье-бытье. Но выудить новый фольклор было у них не так просто.
Однажды в деревеньку, где мы жили, приковыляла старушка из соседнего села. Разодетая, словно певица из народного ансамбля: всякие фартучки-сарафанчики домотканые, рюшечки всевозможные, будто из прошлого века явилась. Подошла к нам и завела: “Ой, детоньки! Ой, чаво ж вы тута, в ентой деревне-то не видали! Ой, я таких вам песен-то напою, вы таких и не слыхали-то никогда”. И тут же пригласила нас к себе, на рюмку чая. Мы пожали плечами, делать, мол, нечего, фольклор собирать надо. Я, как заядлая отличница, взяла магнитофон и пошла за ней. Идти пришлось долго. Пешком мы протопали километров шесть, пока не подошли к ее избушке, очень похожей на сказочную, только без курьих ножек. Впрочем, курьи ножки там все-таки были: небольшой стайкой прохаживались по двору. Я терпеливо ждала, когда бабулька вскипятит самовар, заварит чай, разольет его по кружкам. Когда мое терпение было уже на исходе, бабулька уселась напротив, хлебнула чая, широко улыбнулась и кивнула головой: дескать, записывай. Я нажала на кнопку магнитофона, и старушка начала: “Вихри враждебные веют над нами...” Меня чуть кондратий не хватил. Больше часа я слушала революционные песни — перебить ее уже не хватило сил”.
Кто идет за... пломбой?
Дмитрий Копьев, Медико-стоматологический университет: “Первым моим пациентом был старший брат. Помню, все дрожало, когда впервые брал в руки турбину для сверления зуба. У нас вообще все практиканты пробуют сначала на родственниках. Брат на меня такими глазами смотрел! Видимо, я совсем доверия не внушал. Он даже от укола обезболивающего отказался — думал, не попаду в десну. Ему надо было канал почистить, так я по ошибке каналозаполнитель другой стороной зарядил. Еле потом вытащили. Брат за подлокотники схватился (без укола-то!), у него даже пот на лбу выступил. Еще помню, племянника двенадцатилетнего лечил. Он у меня в кресле час просидел, прежде чем рот открыл. Как я его только не уговаривал: дырочка маленькая, укол делать не будем, ничего не почувствуешь. Только беру зонд с зеркалом — он рот закрывает и отворачивается. Ну ничего! До сих пор приходит ко мне зубы лечить. Недавно пришел: “Дим, пломба-то твоя полетела!” Я думаю, ну не может такого быть. Спрашиваю: “Что ж ты делал?” — “Да бутылки открывал! На пятой она и полетела”. Открывает рот — моя пломба стоит, а ползуба нет. У меня много постоянных пациентов. Хотя многие из них не хотели в первый раз ко мне в кресло садиться. Вообще я только на практике понял, что хочу работать терапевтом в стоматполиклинике. Только практика дает ощущение, что ты реально помог хоть одному человеку, избавил его от боли”.
