После ВОВ СССР (правопреемником которого мы имеем счастье являться) за социалистические завоевания сражался в Северной Корее и Вьетнаме, на Ближнем Востоке и в Африке.
О тех войнах мы практически ничего не знаем. Но сегодня самый повод вернуться к этой щекотливой теме. 2 сентября — День независимости Вьетнама. А в 60-е годы, когда он добивался этой независимости, мы тоже не стояли в стороне. В борьбе с американцами помогали ему живой силой и ракетными комплексами ПВО.
То, что СССР держал порох сухим, знают все. Любую бытовую поножовщину где-нибудь на островах Зеленого Мыса “оплот социализма” пытался превратить в военный конфликт. Чтоб направить туда войска и получить бесценный боевой опыт.
Вот и 36 лет назад для граждан СССР началась новая неизвестная война: мы ввели “ограниченный контингент советских войск” в Демократическую Республику Вьетнам. Как и положено по всем законам жанра, о ней мы ничего не знали и не знаем. Ни сколько наших парней полегло на поле брани, ни сколько ракет выпущено по “американским стервятникам”...
Но тайное всегда становится явным. Житель Балашихи Николай Колесник — в то время старший сержант, командир пусковой установки зенитно-ракетного комплекса С-75, — воевал в 61-м дивизионе 236-го полка ПВО вьетнамской армии. Сегодня, в День независимости Вьетнама, он рассказывает, как это было.
— Отбор солдат срочной службы во Вьетнам был строгим, брали только лучших спецов, — вспоминает Николай Николаевич. — Например, я был победителем соревнования среди стартовиков своего 3-го дивизиона. Дивизион, в свою очередь, был лучшим в Путиловско-Кировском гвардейском зенитно-ракетном полку. А наш полк, соответственно, являлся лучшим в войсках ПВО страны. Остальные бойцы мне ни в чем не уступали...
Во Вьетнаме Колесник оказался 11 июля 1965 г., когда СССР стал помогать ДРВ в войне с американцами. Их группа солдат и офицеров ПВО численностью в 70 человек была второй по счету. Первую отправили в Ханой на две недели раньше.
Вылетали они из аэропорта “Чкаловский” на самолете “Ан-10Б”. На долгом пути к Ханою было несколько посадок, в том числе две — в Китае. Там уже начиналась “культурная революция”, бродили хунвейбины и на вчерашних братьев по социалистическому лагерю смотрели не очень-то дружелюбно. В китайском городке Хуань Джоу (самый юг страны) наши военспецы просидели почти целые сутки. Ханой подвергся массовому налету американской авиации и, как говорится, не принимал.
Наконец — ханойский аэропорт Заа-Лам. Из раскаленного тропической жарой самолета ребят быстро проводят в палатки из американских парашютов. Знакомят с вьетнамскими солдатами, которых нужно в кратчайшие сроки обучить работать на зенитно-ракетных комплексах С-75. “Дублер” Колесника — сержант Тхань, высокорослый парень, уроженец Южного Вьетнама.
Короткая экскурсия по столице ДРВ. В глаза бросается множество люков канализационных колодцев. Оказывается, это никакие не колодцы, а индивидуальные бомбоубежища. В них можно не просто переждать массированный налет авиации, но и вести из гранатометов прицельный огонь по “американским стервятникам”.
Уже скоро (не только из гранатометов) такой огонь открыла первая приехавшая группа советских ПВО. 24 июля 1965 г., в 40 км юго-восточнее Ханоя, состоялся первый ракетный залп (этот день во Вьетнаме теперь отмечают как День ПВО) дивизионов под командованием майоров Можаева и Ильиных. Они уничтожили 3 американских истребителя-бомбардировщика.
Как говорится, лиха беда начало...
Представителям Советской Армии, “в боях овеянной славой побед”, приходилось это менять, вводить жесткое единоначалие. Были на этой почве и казусы. Однажды наш капитан, командир батареи, отругал за какую-то оплошность вьетнамского солдата. И в сердцах сказал: “Если еще раз так сделаешь — голову оторву!”
Бедный солдат перестал ходить на занятия (а наши бойцы занимались с ними “наукой побеждать” не менее 10 часов в день) и за три версты обходил капитана. Когда же разобрались в чем дело, то советские воины долго хохотали. Их братья по оружию приняли нашего офицера за людоеда...
Ну и третье, что поразило старшего сержанта Колесника, — джунгли. Он благодарит Бога, что в них ни разу не попал под бомбежки напалмовыми бомбами. Под шариковые бомбы попадал, под пластиковые, разрывные — тоже... Но напалм — нечто совершенно ужасное. Он “замешан” на бензине и каучуке, и если хоть одна капля попадает на человека — пламя сбить невозможно.
Сами джунгли потрясали любое, самое смелое воображение. Опасность в себе таили все три яруса: растительный, животный и птичий мир. О москитах, от укусов которых наши солдаты раздувались как шары, мы не говорим. Это детский лепет. Куда страшнее считались клещи отвратительного красного цвета. При укусе они выделяют обезболивающее вещество, потому входят в тело незаметно. Бывало, что клещи полностью проникали внутрь, оставляя только миллиметровый хвостик. Вытаскивали их пинцетами. Еще досаждали гусеницы, выделяющие газ. Он вызывал сильные химические ожоги. Мучили грибки на ногах и сыпь, которая расползалась по всему телу. Она превращалась в сплошную незаживающую рану.
В общем, родным на родину было что написать о загадочной стране Вьетнам. Но о том, что они там находятся, писать, разумеется, было категорически запрещено. Миссия во Вьетнам считалась совершенно секретной.
Из дневника Колесника: “Мы миновали мост Красной реки — главной водной артерии Вьетнама. Хотя ее берега поросли бамбуком, а не березками, она чем-то напоминает мне нашу полноводную Волгу...”
— По джунглям мы ехали две ночи, соблюдая все правила конспирации, — вспоминает Николай Николаевич. — Чтоб американские самолеты-разведчики не засекли передвижение нашего дивизиона. И хотя сам рейд проходил в глубокой тайне, к нашему удивлению, на пути следования колонны нас радушно встречали вьетнамские крестьяне. Они все просили дать этим американцам как следует. Ведь от постоянных бомбежек жизни никакой не было! В Зайшоне нас ждали около 200 местных жителей — с кирками, корзинами и мотыгами. Они нам помогли в горах сделать уступы под ракетные установки. Работали мы ровно сутки и устали просто невероятно. Электрические кабели, которые идут к установкам, нужно зарывать в землю. Иначе при старте ракеты огонь из сопла их сжигает. Это последняя операция перед подготовкой ракет к запуску. Ну так вот, мы вымотались так, что все уснули прямо на стартовой позиции: и советские солдаты, и наши дублеры (ученики) вьетнамцы. Сил прикрыть землей электрокабели уже не было, а крестьяне к тому времени уже ушли...
Сон был недолгий. Завыла сирена: воздушная тревога! С американского авианосца в Южно-Китайском море (время подлета 20 минут) взлетело несколько бомбардировщиков в направлении деревни. Бойцы повскакивали с брезентовых тентов, где спали, и помчались к пусковым установкам. Но, не входя в зону действия ракет, американские самолеты неожиданно обошли позицию справа. Поступила команда “отбой”. Минут через 20 — снова тревога. И... американцы разворачивают бомбардировщики, не долетая до деревни.
В тот день было 18 тревог. ПВОшники уже подумывали, что американцы “запеленговали” их позиции. Все-таки в работах по оборудованию стартовых площадок участвовало 200 крестьян. К тому же была полная луна, а когда выставляли азимуты, пользовались подсветкой.
И вдруг через очередные 20 минут — 19-я боевая тревога. И в небе на бреющем полете появилось воздушное звено из четырех самолетов “А-4” — истребителей-бомбардировщиков палубной авиации...
— Был страх, — говорит Колесник. — Но еще — осознание того, что если мы их не уничтожим, то на веки вечные останемся в этих джунглях. До сих пор помню команды: “Азимут 300, дальность 32!” — “Перейти к автоматическому сопровождению!” — “Есть перейти к автоматическому сопровождению!” — “Групповую цель уничтожить! Первая — пуск!” Оглушительный взрыв швырнул нас к земле — ракета рванулась в темный небосвод. За ней — вторая, третья... На нас сверху посыпались камни. Потом увидел, как в небе отваливается пороховой ракетный двигатель. И секунд через 20 вниз полетели обломки сбитого самолета. Знай наших!..
Батарея с интервалом в шесть секунд выпустила три ракеты и сбила... четыре самолета! Тогда как по строгим советским нормативам на уничтожение одного воздушного пирата полагалось три ракеты “С-75”. За тот бой советское командование наградило сержанта Колесника орденом Боевого Красного Знамени.
Из дневника Колесника: “26.08.65 г. к нам на позиции приехал президент ДРВ тов. Хо Ши Мин. Был он в простой крестьянской одежде светло-коричневого цвета и в сандалиях. Он крепко пожал нам руки: “Вы сбили тремя ракетами четыре самолета. Я бы пожелал вьетнамским зенитчикам четырьмя снарядами сбивать хоть один самолет...” Шутка, конечно. На один самолет уходило более 800 снарядов...”
За 9 месяцев службы во Вьетнаме расчет Колесника сбил 6 американских самолетов. Уже вскоре это делали вьетнамские солдаты, которые обучились работе на технике. Но даже когда управляли вьетнамцы, наши военспецы находились рядом, готовые помочь в любую минуту.
Каждый сбитый самолет “обмывали” фронтовыми 100 граммами вьетнамской водки “ля-мой”.
Еще до ввода советских войск отлично себя показали вьетнамские зенитчики. Но они “работали” на малых высотах. На 3 км и выше американцы чувствовали себя хозяевами. С появлением ПВО риск неизмеримо увеличился. И за боевой вылет янкам стали платить уже 200 баксов. Когда потери авиации стали огромны, командование США полностью сменило там летный состав: прежние асы отказывались подниматься в воздух...
В ту войну мы привнесли опыт советских партизан, который гласил: если засада уничтожила немецкое подразделение, то как пить дать на это место, чтоб отомстить, приедет другое. Вот почему при отходе наши партизаны тщательно минировали окрестности. И вместо одного вражеского взвода смерть находили два. Наши ПВОшники после боя также быстро “снимались с якоря” и растворялись в джунглях. А на старте появлялись... бамбуковые “ракеты”, с помощью веревки они даже двигались и разворачивались. Создавалась полная иллюзия настоящих боевых позиций.
Только неподалеку самолеты уже караулили вьетнамские зенитчики, которые добивали второй эшелон американских бомбардировщиков, прилетевших отомстить.
— Мы это поняли в первый же день приезда. На ночлег в Ханое нас определили в казарму на окраине города. В ту ночь была страшная бомбежка, мы вылетали через окна как пробки. Впоследствии бывали моменты, — честно признается Николай Николаевич, — когда нам было не до уничтожения самолетов: старались сохранить свои жизни...
Дело в том, что “Фантомы”, “А-4”, “В-52” и прочие “стервятники” стали оборудоваться ракетами “Шрайк”. Как только наша ракета отделялась от пусковой установки, американский пилот “ловил” луч наведения (он очень мощный) и выпускал “Шрайк”. Она летела точно по этому лучу и попадала прямо в кабину управления со всеми вытекающими отсюда последствиями. Счет шел на секунды — надо было удирать во все лопатки.
Развернулось настоящее состязание в военном искусстве. Среди наших офицеров находились такие своего дела мастера, которые при отделении “Шрайка” от самолета (это фиксировали наши приборы) успевали отвести луч наведения в сторону (“Шрайк” пускали по ложному следу), а наш луч опять “находил” самолет, и, само собой, “С-75” его уничтожала.
Советские зенитно-ракетные комплексы показали себя с наилучшей стороны. Всего над небом Вьетнама было сбито 4118 самолетов, из них 1293 — стараниями ПВО. Практически каждая выпущенная ракета находила “жертву”. И хотя в то время как советские, так и американские ученые активно модернизировали оружие, американский летчик, который попадал в зону действия ракетного дивизиона, практически был обречен.
— Как только пилот “видел”, что с пусковой сошла ракета, — вспоминает Колесник, — он тут же катапультировался, не ждал, когда она его грохнет. Среди военнопленных были в основном летчики.
Мне почему-то вспомнились кадры из фильма “Криминальное чтиво”. Когда Брюс Уиллис вспоминает, как к ним домой пришел военный летчик — товарищ его папы, тот, что передал наследственные золотые часы, — и рассказал мальчику, как их сбили в небе над Ханоем...
Американский кинематограф старался сохранять объективность, показывая ту войну. Что думали о ней советские люди — Колесник и его друзья-товарищи не знали. “Правда” к ним поступала очень редко. На весь дивизион был приемник “Океан”. Иногда, если повезет, удавалось ловить “Маяк”. Но о маршах протестов американцев против войны во Вьетнаме, о том, например, что знаменитый Кассиус Клей отказался участвовать в этой “позорной войне”, наши военспецы ничего не знали. И без этих сведений американских солдат они терпеть не могли, считали врагами №1.
Солдатам платили по 400 вьетнамских донгов в месяц — это примерно 200 советских рублей. Половина этой суммы шла на сертификаты, по которым после дембеля они отоваривались в “Березке”. А вторая половина — на еду. Да, питались защитники вьетнамского отечества из собственного кармана.
Вьетнамские солдаты и офицеры ели очень скромно: на обед — чашка овощного супа и миска отварного риса с кусочком рыбы. Утром и вечером — чашка риса и зеленый чай.
По части питания финансирование Народно-освободительной армии Вьетнама проходило странно. Старшине роты на месяц выделялись деньги. На которые он и кормил солдат. А цены на продукты зависели от конъюнктуры рынка. Словом, солдатский котелок во многом зависел от деловых качеств старшины — где и у кого он сможет купить дешевле.
Своих товарищей по оружию они пытались баловать европейской кухней. Так, при дивизионе ПВО был хозвзвод из вьетнамских солдат. Которые и создавали “домашний очаг”. Нормы питания Советской Армии, конечно, не соблюдались. Вожделенные 20 г масла на завтрак не давали. От жары оно просто превращалось в жидкость...
Утром были яичница и зеленый чай с булочкой. На обед — суп с травами и второе блюдо — обязательно с мясом. Как правило, это было мясо буйвола, которое сначала нужно было долго-долго варить, а потом столько же жевать. Буйволы шли на убой очень старые, когда уже не могли работать на плантациях. На ужин ели рыбные консервы.
На питание никто не жаловался, потому что аппетита из-за жары особого не было. (За миссию во Вьетнаме Колесник похудел на 15 кг.) Даже когда на новый, 1966 г. тогдашний министр обороны Малиновский каждому военспецу спецрейсом передал подарки (бутылка коньяку, сырокопченая колбаса, банка тихоокеанской селедки и буханка черного хлеба), этому презенту не особенно обрадовались. Из-за страшной жары постоянно хотелось пить. В распоряжении у наших бойцов имелся большой чан с зеленым чаем, вьетнамский лимонад и пиво. В основном пили чай.
Партсобрания по “текущему моменту” проводили совместно с вьетнамскими товарищами. Организация досуга в джунглях также была единой. Под гитару пели “Катюшу”, “Бьется в тесной печурке огонь”, “Так пусть же Красная сжимает властно...”
Из вьетнамских песен все вместе подхватывали “Зай фам Вьетнам”: марш бойцов фронта освобождения Южного Вьетнама.
Много донгов уходило на одежду — ее тоже покупали на свои кровные. Ходили в обычных гражданских рубашках и брюках. Особенно быстро изнашивались рубашки и обувь. Рубашки — от пота и высокой влажности воздуха: они там просто не сохли. А обувь — из-за луж. Их в джунглях полно, и вода там чуть ли не кипяток.
Конечно, фотоаппараты были категорически запрещены. Как мы уже говорили, родные тоже не должны были знать, где проходят службу их сыновья. Письма писали в Москву, на адрес А-400; в одну сторону они шли больше месяца.
Каково же было удивление Колесника, когда он вернулся из армии домой, в Горловку, что на Донетчине, а родители первым делом сказали ему, что воевал он во Вьетнаме! Конверты-то и бумагу солдатам выдавали вьетнамские! Вот тебе и конспирация...
К “лиенсо” (советским) вьетнамцы относились со всей душой. Впрочем, особо не надеясь на лингвистические способности товарищей по оружию при изучении великого и могучего русского языка, наши ракетчики сами учили простые, но необходимые на войне вьетнамские слова. Уже скоро они знали: “готов”, “сейчас”, “потом”, “вверх”, “вниз”, “быстрее”, “медленнее”, “вперед”, “назад”, “много” и “мало”.
Вьетнамцы, в свою очередь, постигали русский — эти же самые слова. Доходило до анекдотов. Уставший русский военрук говорит своему побратиму на вьетнамском: “Быстрее, быстрее!” А тот бодро отвечает на русском: “Потом, потом!”
В бою, когда было жарко и косила смерть (а такое случалось и в дивизионе Колесника), вьетнамцы грудью закрывали наших ребят. В повседневности крестьяне в них (т.е. в нас) души не чаяли. Нежно смотрели, постоянно улыбались, цокали языком, баловали фруктами и даже трогали руками...
Из дневника Колесника: “Многие несли подарки: апельсины, бананы, плоды хлебного дерева. Мы были тронуты таким вниманием. Я и сейчас помню благодарный, наполненный печалью взгляд женщины по имени Лоан, теплое пожатие натруженных крестьянских рук...”
С любовными интрижками было туго. Тут советское командование установило “сухой закон”: никакого общения с вьетнамскими девушками! Из дивизиона Колесника обратно в Союз вернули солдата-водителя Ваню Солончака. Он закрутил роман с местной красавицей по имени Ме. В непобедимую и легендарную Красную Армию его вернули в два счета.
Еще двух солдат отозвали на Родину за трусость. Такое тоже бывало.
Любая война заканчивается миром. 27 января 1973 г. в Париже было подписано соглашение о выводе американских войск из Вьетнама. К этому времени советские войска оттуда тоже ушли. Прокоммунистический Север стал один на один биться с проамериканским Югом. И выиграл ту войну. В 1975 г. во всем Вьетнаме к власти пришли наши товарищи — коммунисты.
В 2001 г. он опять побывал во Вьетнаме. Встретился там со своими боевыми товарищами — старшим полковником Хо Ши Хну (он был тогда в его расчете), с Хуинь Ван Тханем. Остальных судьба разбросала в разные стороны.
Может быть, кто-то из его боевых товарищей сегодня торгует (или руководит) на одном из вьетнамских рынков в Москве? Сам Николай Николаевич такую возможность категорически исключает.
— Вьетнам просто не узнать. Экономика страны рванула вперед. Там строят жилье и предприятия. По производству риса он на втором месте в мире и его экспортирует. В 60-е годы они не могли прокормить себя... Вьетнамцы ценят нашу помощь в той войне и по-прежнему любят русских людей.
Особенно, что удивило Колесника, — узкие, но длинные дома в городах перпендикулярно автостраде. Оказалось, что за фронтальную сторону дома у дороги там берут больший земельный налог, чем за тыльную. Поэтому выгоднее дом строить узким, чтоб не платить большие налоги.
Ну, а у нас в России все по-старому: и кони все скачут и скачут, и избы — горят и горят...
