Московский окружной военный суд на Арбате — очень хозяйственное заведение. Там постоянно что-то ремонтируют, красят, во дворе устроили фонтан, а по коридорам развесили красивые картины. Любят также аквариумы с рыбками.
Что удивительно — при этом Московскому окружному военному суду ну совершенно не нужны деньги!
Из чего такой вывод?
Сейчас мы ходим на Арбат читать протокол судебного заседания по делу Дмитрия Холодова. Это очень важный документ. В нем записан весь ход процесса — что говорили свидетели, эксперты, подсудимые, адвокаты... И когда следующая судебная инстанция станет принимать решение: оставить приговор в силе или нет, — она будет “опираться” на этот протокол.
А мы — должны сейчас его самым тщательным образом изучить. И написать свои замечания. К примеру, мы помним, что свидетель говорил одно, а в протоколе значится совсем другое. Как такое может быть? Да очень просто! Протокол во время заседаний вели судебные секретари. От руки (ни диктофонной, ни видеозаписи судья вести не разрешил). Но нам его представили в виде компьютерной распечатки. Значит, еще обрабатывали и корректировали. Причем очень долго — вместо положенных по закону трех дней после окончания процесса Московский окружной военный суд потратил на подготовку протокола два с лишним месяца!
Результаты судебной “корректировки” получились очень занятные. Мы даже еще половины томов не прочитали, а замечаний уже накопилась сотня. Каких именно — я еще напишу в подробностях. А пока скажу лишь одно: многие люди вдруг “заговорили” в протоколе так, как это, очевидно, нравится судье Сердюкову Владимиру Сергеевичу. Хотя на самом деле в суде они вели несколько иные речи.
Что-то из подлинных выступлений просто вычеркнуто, а что-то переврано.
Интересно, что наши замечания на протокол должен утверждать... сам судья Сердюков. Захочет — утвердит, не захочет — отвергнет. Такая вот в России замечательная судебная система.
Но вернемся к деньгам.
По новому УПК мы вправе получить от суда копию протокола. Чтобы не сидеть на сквозняке в коридоре МОВС строго в присутственные часы, лихорадочно переписывая лист за листом из десятка томов (около 2000 страниц — процесс-то длился без малого два года). А иметь возможность спокойно изучить грандиозный труд в менее стрессовых условиях.
Копию — опять-таки по закону — должен изготовить суд на наши средства. Мы уж и купюры подготовили, резиночкой перевязали. Что-то около двух тысяч рублей — такую сумму после наших долгих, настойчивых просьб назвал Сердюков.
“Куда перевести деньги?” — спросили мы у судьи Сердюкова.
“В госбюджет”, — ответил он.
— Ну должен же быть какой-то конкретный счет?
— Никаких счетов, просто идите в Сбербанк и переводите в госбюджет.
Посыл был странный. Но в Сбербанк мы все-таки пошли. Там на нас посмотрели с удивлением: “Нужен номер конкретного счета!”
Тогда мы отправились в судебную финчасть. Нам снова удивились: вообще, мол, не знают, откуда взялась названная Сердюковым сумма. Тут надо еще раз все тщательно посчитать — во сколько обойдется амортизация принтера, бумага, работа секретаря... Идите, сказали, еще раз к Сердюкову.
И вернулись мы к судье. Но он держался как партизан. И на новые вопросы, со вкусом закурив, ответил одно: “Не мешайте работать!”
Похоже, копию протокола мы так и не получим.
И причина, в общем, понятна: зачем же позволять потерпевшим изучать документ как можно тщательнее. Глядишь, не сотня замечаний появится, а больше.
А деньги у Московского окружного военного суда и так имеются. Рыбкам на корм хватает...
