И так же, как и обычно, ни одно вытекавшее из реки событие — даже если на первый взгляд оно вытекало куда-то в сторону, ни к селу и ни к городу — не оставалось незамеченным. Непременно находился кто-то шустрый, кто тут же подхватывал и использовал его к своей выгоде: сооружал на ручейке запруду, устанавливал мельницу и радостно принимался молоть зерна грядущего успеха.
А река жизни меж тем продолжала свое плавное течение. Русло ее нынче сворачивало к тем ностальгическим временам, когда “в стране был порядок”, обеспечиваемый органами госбезопасности, и все шло к тому, что органы эти должны возвыситься — если не в реальности, то хотя бы в монументах, песнях и былинах. И уже директор ФСБ Патрушев пообещал, что восстановит памятник отцу КГБ на Лубянке, так что возрождение Железного Феликса было, можно сказать, запланировано на самом верху. Ручеек уже зажурчал в ту сторону. И нет ничего удивительного в том, что мэр Лужков, всегда чутко улавливающий веяния, поспешил соорудить запруду и поставить свою мельницу — поставить там, где прежде ни за что на свете не поставил бы.
Очевидно, сделал он это от глубокого отчаяния — от того, что все его прежние ручьи и ручейки начали высыхать на глазах, и теперь для него, по всей видимости, наступали плохие времена.
Вы спросите: что за “плохие времена” могут быть у нашего мэра? Очевидно, это такие времена, когда он уже будет не мэр — какие же еще... Видимо, к тому дело и шло сейчас, и крепко давили на него кремлевские товарищи, убеждая, чтоб не выдвигался в мэры в третий раз, чтоб отступал, как это ни печально. Но умирать красиво умеют не все, и мэр паниковал, ронял себя, не зная, как и чем привлечь внимание президента, как подать ему сигнал: я здесь, я хороший, смотрите, я за вас — за органы, и даже Феликса могу обратно, хотя меня за это будут лупить, но все равно, я вытерплю, только, пожалуйста, не надо меня... того, на свалку.
* * *
Сигнал не прошел. Несколько дней спустя представитель Администрации Президента заявил, что восстанавливать памятник Дзержинскому сейчас несвоевременно. Не напрягайтесь напрасно, господин Лужков, президент вас все равно не слышит.
Действительно, президент в тот момент внимал иным звукам. Он наслаждался патриотическими песнями про ребят с нашего двора и батяню комбата, заряжавшими его верой в нашу победу.
А с мэром вышло, как и ожидалось. Лупить его принялись все кому не лень. Хотя надо было, наоборот, пожалеть. Вот оно, кольцо всевластия: один раз надел его хоббит, и уже все, не снять.
Но у нас сочувствия не дождешься, у нас, напротив, в подобных случаях всяк скорее бежит свою мельницу устанавливать. Ковать успех на чужих промахах. И впереди, конечно, Союз правых сил, Немцов с Хакамадой. Вот ребята молодцы, ничего не упустят, ни малейшего ручейка. Тут же — хоп! — и воткнули свою мельницу: а вот и мы, где тут волна народного гнева, сейчас мы ее возглавим. Раздали плакаты, расставили пикеты, выложили ручки-бумаги, чтоб граждане оставляли на память свои росписи. Немцов, напрягшись, вспомнил, за что мы не любим Дзержинского — за то, что “он убил много священников, рабочих, крестьян, женщин и детей”, — и забурлила, запенилась политическая борьба правых за правое дело.
* * *
А река жизни тем временем все текла и катилась вперед своим чередом.
В Нижнем Новгороде чуть не сорвались выборы мэра из-за пассивности избирателей, удрученных бессовестным поведением властей. Власти сняли с гонки лидера — уголовного элемента Климентьева — причем сделали это непосредственно накануне выборов, чтоб избиратели даже не успели понять, как их надули. Но они, видимо, все-таки поняли. Впрочем, государственное телевидение объяснило их пассивность плохой погодой — тем, что “целую неделю шел дождь”.
Последствия дождей обсуждали также президент и министр по чрезвычайным ситуациям. Министр докладывал, где и как мы помогли населению, пострадавшему от наводнений. Успех был налицо, кроме одного момента. У президента по бумагам выходило, что деньги за наводнение до сих пор не переведены в Чечню. Он строго спрашивал про них министра прямо в телекамеру, чтоб граждане видели: президент очень заботится о людях, в том числе чеченских, а также о том, чтоб мельница его популярности крутилась не переставая.
А в самой Чечне в этот день на фугасе подорвался рейсовый автобус — в самом-самом центре Грозного, — и множество народу погибло, преимущественно детей и женщин, принявших на себя участь военных, которым, собственно, и предназначался фугас.
Если бы такой автобус взорвался в самом-самом центре Москвы, гнева и траура хватило бы минимум на неделю, но поскольку пострадавшие женщины и дети были чеченскими, событие не привлекло к себе большого внимания. Рейсовый автобус в Грозном — это все-таки не вертолет с военными, а чеченка в платке — не батяня комбат. К тому же государственное телевидение сразу сказало, что где-то есть видеокассета, которую коменданту Грозного передал какой-то сдавшийся боевик, и там Масхадов отдает приказ взрывать именно такие вот фугасы. Так что это все дело рук террористов, которые скрываются в Панкисском ущелье, и вода на мельницу министра обороны Иванова, которому в такой ситуации ничего не остается, как готовить превентивные удары для самообороны.
Дабы успокоить министра, грузинский президент заметил, что в Панкисском ущелье сейчас вообще-то работают российские спецслужбы, а грузинские спецслужбы им помогают, так что боевиков там скоро не будет. Однако оказалось, в Москве об этом неизвестно Ястржембскому, и, соответственно, военные ожидают, что террористы вот-вот двинутся из ущелья обратно в Чечню.
Не дожидаясь начала прорыва, государственное телевидение немедленно выслало на границу корреспондента, чтоб тот сообщал оперативные данные. Корреспондент разобрался в ситуации и сообщил, что “мер принимается достаточное количество и они достаточно серьезные, потому что через месяц выпадет снег, и тогда здесь никто уже не пройдет по естественным причинам, а до этого на всех хребтах и массивах будут дежурить наши временные пограничные посты”.
К сожалению, достаточно серьезные меры не дали результатов. Уже в четверг стали поступать тревожные сообщения из приграничных районов Грузии, дружественных России: то здесь, то там кто-то видел боевиков.
Реально эти сведения никак не подтверждались, но слухи носились, и дело пахло керосином, тем более что министр обороны, отбывший в Америку, снова напомнил про превентивные удары. Чувствовалось, что ему очень хочется превентивно поударять, и, дабы удовлетворить его желание, в ближайшее время террористы будут бежать к нам из Грузии толпами, даже если военным придется их выдумывать и потом вести бои с тенями, впустую растрачивая боезапас.
Эх, да если решил поударять, неужели повод не найдется? Найдется обязательно, надо только поискать хорошенько. А если все-таки не найдется, нужно тогда просто наврать. Нужно очень уверенно сказать: да, мы нашли повод — и в доказательство продемонстрировать его имитацию.
* * *
Тем временем в Москве в главном управлении ГИБДД лучший скульптор всех времен и народов Церетели вместе с начальником ГИБДД генералом Федоровым торжественно открыл модель памятника “Добро побеждает зло”, а Путин наградил группу работников театра “Ленком” орденом Дружбы и направил поздравительную телеграмму летчику-космонавту Рукавишникову в связи с 70-летием.
Над Москвой же снова повисла густая мгла, и это дало повод коммунистам утверждать, будто президент как гарант ничего не может гарантировать, кроме смога над столицей.
Но река жизни текла, экономика шла в гору, и правительство передало в Думу проект бюджета.
Оказалось, однако, что там, в этом бюджете, концы не сходятся, неправильно посчитано. Прибыли больше, чем запланированных расходов, на шестьдесят пять миллиардов. Вдумчивая фракция “Яблоко” прямо указала на такое противоречие, за которым, по-видимому, скрывалось намерение властей утаить народные денежки и потратить их втихую на какие-то свои нужды. Но председатель Счетной палаты, в свою очередь, выступил и объяснил, что у нас очень много внешнеполитических рисков — и с Ираком неизвестно что будет, и с Грузией, — может, нам придется воевать по полной программе, поэтому в бюджете должен быть резерв, запасные деньги. Так что вот эти спрятанные миллиарды, они, вероятно, как раз на случай войны. Впрочем, ничего нельзя знать заранее, потому что если бы они были резервными, тогда они должны были бы числиться в статье “резерв”. А их просто нет нигде, и это... ну странно, мягко говоря.
А пока правители и политики вот так — любовно и старательно — эксплуатировали свои мельницы, в Сибири сорок с лишним несовершеннолетних подростков, осужденных за тяжкие преступления, избили надзирателей и сбежали из профтехучилища строгого режима. В Астрахани несколько сотен совершеннолетних преступников объявили массовую голодовку, в Москве сатанисты совершили акт вандализма и разгромили кладбище, в Питере будущие батяни комбаты убили азербайджанца за то, что тот торговал арбузами, и запечатлели свой подвиг на видео, а под Воронежем упал и разбился военный вертолет, и все удивились и подумали: “А что, они еще у нас есть?” — потому что этих вертолетов столько попадало за последние годы, что, по идее, их уже сейчас не должно было остаться в наличии.
Однако самая непонятная история приключилась с первым вице-президентом “Лукойла”, за выкуп которого похитители потребовали всего-навсего три его месячных оклада — какие-то жалкие шесть миллионов долларов, — и мизерность этой суммы, несопоставимая с рангом похищенной персоны, встревожила не только правоохранительные органы, но и ведущих финансистов и промышленников страны, немедленно ощутивших неуверенность и шаткость своего положения. А достаточно ли у них мельниц, чтоб спастись в аналогичной ситуации?
* * *
Но ничто не могло остановить реку жизни, ее волны катились, набегая одна на другую, — криминальная волна на политическую, экономическая на уголовную. И уже запахло большой дракой и большими выборами, до которых еще год с лишним, но все равно пора, пора начинать ломать вражеские порядки.
И вот, чтоб коммунисты, не дай бог, не провели референдум о частной собственности на землю (а он бы наверняка удался, и что тогда делать президенту, двигавшему эту самую частную собственность?), прокремлевские депутаты легли костьми, но все-таки приняли закон, запрещающий референдумы в последний год перед выборами. И это было самое постыдное событие недели, рядом с которым померк даже мэр с его памятником Дзержинскому. Ведь голосовать за закон положено один раз. Но голосовали — четырежды! А все потому, что кремлевские депутаты никак не могли собрать нужного количества голосов и выдавливали, выжимали их из зала. Вытряхивали по капле, как алкоголик, трясущий пустую бутылку водки над стаканом, отбросив всякие приличия и позабыв про стыд и совесть.
Но, боже мой, разве кто-то думает о стыде, о приличиях и совести, когда решается судьба твоей собственной мельницы, этого драгоценного сокровища, весело перемалывающего чужие кости в муку твоего успеха?
