“Достоевского читать — трудно. Все равно что на предсезонке с большими нагрузками тренироваться”.
Сильно сказано, правда? И кто, как вы думаете, такими сравнениями козыряет? Ну ладно, не знаете... Тогда знакомьтесь: Максим Соколов. Вратарь омского “Авангарда” и сборной России. Лучший голкипер чемпионата мира в Швеции, где наши выиграли “серебро”. И, наконец, человек, с которым запросто можно обсудить творчество не только Федора Михайловича Достоевского, но и Джерома Сэлинджера, и Хорхе Луиса Борхеса, и многих-многих других...
Писательство одно время, как говорит Максим, привлекало его: “Купить бы дом где-нибудь в Карелии, завести библиотеку и творить!”
— Но сейчас я частенько вспоминаю цитату из “Трех мушкетеров”: “Мы тупеем на этой войне, Д’Артаньян!” Только у меня вот не война, а хоккей...
Впрочем, Максим невысокого мнения не только о своих творческих возможностях. Где-то даже с прохладцей — ну по крайней мере без излишней эйфории — отреагировал он на то, что его назвали лучшим голкипером мирового чемпионата. “Так ведь принято: из каждой команды, попавшей в призеры, по одному лауреату...” — гнет свою линию Максим. И это говорит вратарь, который в одном только полуфинале с финской сборной отразил сорок три броска в основное время матча и четыре послематчевых буллита!
Но, вероятно, такой уж у Соколова склад характера. Вот еще один пример. Помню, как в гетеборгском “Скандинавиуме” Максим, с которого после проигранного словакам финального матча стекали капли пота размером чуть не с шайбу, не стесняясь диктофонов, говорил: “Подвел команду я, упустили “золото” из-за моей ошибки!” Да, тогда голкипер не сделал самый, наверное, главный “сэйв” в жизни. Но разве карьера на этом заканчивается? Конечно, нет. Теперь у него другие задачи. Тем более что в омском “Авангарде”, куда Максим перешел летом из череповецкой “Северстали”, мечтают только о победе в чемпионате России...
— Мне интересны медали — это показатель того, что ты достиг, — говорит о своей системе ценностей Максим. — Вот даже в Швеции в полуфинале с финнами, едва начался овертайм, я подумал: если проиграем, то без медалей останемся. И какой-то прилив сил ощутил... Пока наград у меня негусто: “серебро” чемпионата мира и “бронза” Суперлиги, которую я выиграл год назад с “Северсталью”. А с “ястребами” шансы на “золото” гораздо выше.
— Максим, а после чемпионата мира тебя осаждали скауты из НХЛ?
— Этим летом “Бостон” мною интересовался, но за три часа до драфта они подписали вратаря из “Атланты” — Дафо. И я стал не нужен. Хотя, может, роль сыграли и мои заявления о нежелании ехать в Америку. В 32 года с мечтами приходится уже расставаться...
— Разве не было хоть малюсенького интереса — краем глаза посмотреть, что это такое? В конце концов всегда можно вернуться...
— Куда вернуться? В хороших командах места уже заняты, а с плохой ничего не выиграешь.
— Слышал, что ты после чемпионата мира со своим земляком и нашим президентом Владимиром Путиным общался.
— Ну не я один. В пансионате “Бор” напутствовали футболистов перед поездкой на чемпионат мира. Пригласили хоккейную сборную. Устроители встречи с президентом обращаются ко мне: “С тебя — двухминутная речь”. Стал рассказывать о том, что надо развивать детский спорт, хоккей, о том, что это мощный противовес подростковой наркомании и алкоголизму... От волнения весь вспотел, но в регламентированное время уложился. Владимиру Владимировичу понравилось, что об этом говорят именно спортсмены, а не только чиновники...
— Максим, до тебя самым известным питерским вратарем был Белошейкин.
— Замечательный вратарь с трагической судьбой. В прошлом году он покончил жизнь самоубийством... Мы с ним иногда общались на хоккее. Женя рассказывал мне о своих проблемах, о больных коленях, шитых-перешитых лавсановыми нитками. Белошейкин — страшный пример того, как суперталантливый человек затем потерял себя в жизни. У него случались запои, ему делали переливание крови, и он вновь вставал в ворота... Когда я был маленький, Евгений был одним из моих кумиров.
— И ты по его примеру решил в ворота встать?
— Я начинал нападающим. Лет в восемь в нашей мальчиковой команде по забитым шайбам у меня второе место было. За каждые десять голов отличившимся выдавали личную клюшку. Помню, папа решил загнуть крюк и при этом сломал ее. Долго же я тогда плакал... А в воротах я оказался потому, что как-то оба наших голкипера простудились — играли-то мы все время на улице. Тренер меня и поставил. Помню, в некоторых матчах, когда у нас было огромное преимущество, я успевал даже в третьем периоде переодеться и в поле поиграть...
— Есть пропущенные голы, которые запомнятся на всю жизнь? Кроме, естественно, той злополучной шайбы словака Петера Бондры в финале.
— Питерский СКА играл в Электростали с “Кристаллом”. До конца матча секунд десять, мы выигрываем — 3:0, и я уже начал катиться к нашей скамейке. Защитник “Кристалла”, заметив это, бросил шайбу от своих ворот верхом. Она пролетела над моей головой и приземлилась в воротах. Борис Петрович Михайлов — он тогда СКА тренировал — устроил мне ужасную взбучку. А ребята, которые были в тот момент на площадке, из-за меня проиграли микроматч и лишились премиальных...
— Например, в НХЛ вратарь Рон Хекстолл умел не только шайбы ловить, но и драться. Тебе когда-нибудь приходилось размахивать кулаками?
— Да, в Череповце я подрался раз — с Алексеем Козневым. А через некоторое время его к нам в СКА-2 пригласили. Первое, что я подумал про себя: “А-а, это тот нехороший человек приехал...” Но вскоре мы с ним даже подружились.
— В воротах вообще физическая сила нужна?
— Хорошая “физика” для меня — 60—70 процентов успеха. Выбор позиции у меня, если честно, не на пятерку. Этот недостаток я компенсирую, например, быстрым перемещением из угла в угол. Больше люблю те матчи, когда соперник часто бросает. Азарт есть, хороший тонус... А тягучие игры гораздо хуже. Соперник бросит по воротам один раз — и из-за отсутствия концентрации ошибешься.
— Тебе все-таки приходится из кожи вон лезть. Как расслабляешься?
— Сейчас у спортсменов больше возможностей для отдыха и развлечений: Интернет, скажем, бильярд-боулинг... Не то что раньше, когда любимым оттягом было — втихаря в душевой, чтоб тренер не спалил, махнуть водки.
— Придерживаешься какой-нибудь определенной диеты?
— По возможности стараюсь держать посты. Бывает, правда, что нарушаю... В обычные же дни вечером не ем мясо. Так же, как и в день игры. Перед матчем надо быть легким и испытывать чувство голода...
— Ты, наверное, глубоко верующий человек?
— Я бы не сказал, что “глубоко”, но в церковь по возможности хожу. На исповедь.
— А к оккультным деятелям обращался?
— Один раз ходил — еще до того, как крестился. Пообщавшись с этими людьми, понял: они дилетанты. Наговорят тебе с три короба, скажут, что у тебя все плохо, лишь бы ты еще пришел и денег снова заплатил... К тому же потом я узнал, что судьбой интересоваться — большой грех.
— В Омске один живешь?
— Жену и сына Максима, которому сейчас год и пять месяцев, перевез, как только квартиру дали.
— Сам мальчику такое имя дал?
— В святцах были два имени — Александр и Максим. И вопрос этот в результате, можно сказать, и не обсуждался... Кстати, когда жена была беременная, то располнела немного — и я ее в шутку начал называть “черепашка”. И теперь все время привожу ей откуда-нибудь черепашек. Игрушечных, конечно.
— А какие у тебя любимые фильмы?
— Очень люблю “Иронию судьбы”. Мне интересно, кстати, сколько людей, смотревших этот фильм, задумывались о том, что у одного из главных героев — Ипполита — трагическая судьба: его-то ведь бросили. Может быть, из-за этого он только отрицательней сделался...
— Ты вдаешься в такие частности, наверное, потому, что этот персонаж, как и ты, — питерец, а его соперник — москвич.
— Ну, может быть. У нас никто никуда не торопится, не спешит. Говорят по-другому даже — “парадное”, например... Если спросить, как пройти туда-то или туда-то, — все покажут и расскажут. Более отзывчивые люди, в общем, в Питере.
— Ну хорошо, а какую новинку книжного рынка ты сейчас осваиваешь?
— Новинок — никаких. За русскую классику взялся. Сейчас — приступил к “Анне Карениной”. Потом планирую “Обломова” Гончарова перечитать. На Достоевского хочу замахнуться. Но его-то читать сложно — все равно что в первые дни предсезонки работать. Впрочем, мне вообще по душе трудности...
