ВТОРАЯ ВЬЕТНАМСКАЯ ВОИНА

     — Почем подушки? Мне бы синтепоновую, недорого.
     — Только перо. Бери, бери...
     Покупательница придирчиво рассматривает груду разноцветных подушек, наваленную в закутке на рынке. Крохотная вьетнамка на ломаном русском пытается “впарить” женщине свой товар.
     — Понаехало вас тут, паразитов, — бормочет покупательница, — голубиным пухом, поди, подушки набиваете?..
     Вьетнамка делает вид, что не понимает этого бормотания. И, робко улыбаясь, ворошит подушки, показывая все новые и новые. Наконец сделка совершается. Покупательница уносит подушку, то и дело останавливаясь и подозрительно рассматривая ярлык. А торговка опять садится на крохотный стульчик и терпеливо ждет следующего покупателя.
     Будний день. Народу, желающего отовариться на азиатском рынке, почти нет. А за аренду и право на торговлю продавцу надо отдать около 4000 рублей в месяц. Если просрочить — оштрафуют свои же. Сначала символически, рублей на 200; не исправишься — на 500. Третьего вьетнамского предупреждения не бывает: “своих” слушаются всегда и беспрекословно. Один продавец запросто может подставить четверть тысячи единоплеменников. ОМОН, УБЭП и налоговики здесь слишком частые гости.
     На рынке мы наблюдали занятную детскую игру. Несколько вьетнамских детишек бегали среди прилавков, и один из них периодически кричал: “ОМОН! ОМОН!” Услышав это слово, его друзья с визгом разбегались. Сами бы не поверили, да видели собственными глазами. У детишек рефлекс на нашу милицию выработан не зря.
     — Меня милиция задержала. Привезли к себе в отдел. Сначала ощупали, потом раздели, сняли платье, колготки, — чуть не плачет молодая вьетнамка. — Деньги искали, нашли, все отобрали. А друга моего посадили в машину, отобрали деньги тоже...
     Задержанных во время облав вьетнамцев иногда отвозят в приемник-распределитель на Дмитровском шоссе. И предлагают связаться с друзьями в России, чтобы те купили им билет во Вьетнам (он стоит около 700 долларов). Но таких щедрых друзей мало кто имеет, поэтому вопрос решается проще. Взятка в 100—200 долларов — и можно снова торговать.

     Так что же произошло на рынке “Салют-3”, с которого и разгорелся весь сыр-бор? Вот версия тех событий, рассказанная нам очевидцами — вьетнамскими и русскими продавцами, которые работают на вьетнамцев.
     Пятница, августовский вечер. Администрации на рынке уже нет, остались только торговцы. Во двор въезжают фуры, набитые кожаной одеждой. И вдруг откуда ни возьмись налетают милиционеры в масках, с автоматами, и, как в гангстерском фильме, выкидывают из кабин водителей фур, сами садятся за руль и собираются уезжать.
     Торговцы быстро передают “SOS” по внутреннему радио (такое есть на каждом вьетнамском рынке). Продавцы выскакивают на улицу и выстраиваются в живую стену, чтобы не дать фурам уехать. Две фуры все-таки уходят в неизвестном направлении, но шесть машин со своим товаром азиаты задерживают.
     Сотрудники милиции начинают объяснять торговцам, что изымают только контрафактную продукцию под маркой “Адидас”. “Какой “Адидас”?! — возмущаются вьетнамцы. — В фурах только кожа и дубленки!” Торговцы хватают камни, палки и все, что попадется под руку, и кидают их в спецназовцев (в результате двое милиционеров получают травмы).
     В последующие дни спецназовцы МВД пропускают продавцов на территорию рынка небольшими группами.
     В один из дней противостояния вьетнамцы предпринимают массовую попытку прорваться на территорию рынка (даже чуть не повалили бетонный забор), но милиционеры ее пресекают. На второй день вьетнамцы, круглосуточно дежурившие у рынка, видят, как три грузовика вывозят с территории рынка их товар...
     После этих беспорядков мэрия Москвы дала указание милиции проверить все рынки, на которых преобладают выходцы из других стран. Знающие люди в мэрии и милиции утверждают, что касается это в основном именно вьетнамцев. А среди самих вьетнамцев витают слухи, что теперь работать им просто не дадут: “Через два-три года нас вышвырнут из Москвы, как котят”.
     ...Фам Тхи Ван удивленно всматривается в жизнь старших братьев по бывшему соцлагерю уже 14 лет. Когда-то, молоденькой девушкой, она приехала в Советский Союз из вьетнамской провинции Намдонг — работать на ткацкой фабрике в Егорьевске. Местные девчата не больно стремились в ткачихи-передовицы. А родители Ван погибли под американскими бомбами, и ей после полуголодной жизни на родине казалось, что здесь она сможет заработать достаточно денег, чтобы воспитать и вырастить сына.
     Ее муж остался во Вьетнаме с ребенком, а она вкалывала здесь до зеленых кругов под глазами. Когда по СССР загуляли ветры перемен и фабрика приказала долго жить, вьетнамцы оказались не у дел. По межгосударственному соглашению между Вьетнамом и СССР, наша страна должна была в этом случае позаботиться о возвращении азиатской лимиты домой. Но в России начались реформы, государству стало не до них. И Ван пошла торговать на рынок.
     Таких судеб на любом вьетнамском базаре — сотни. Ши, администратор вьетнамского рынка, — физик по образованию, недавно защитил докторскую. Сейчас ждет приглашения поработать по специальности на Западе. Больше всего его удручает, что такая горячая недавно дружба мгновенно превратилась если не в ненависть, то в лучшем случае в плохо скрываемое презрение.
     — Неужели виноваты деньги и тряпки, которыми мы торгуем? — разводит он руками. — Разве это вьетнамцы ввозят в Россию тонны “левой” продукции? Нет. Мы покупаем все у оптовиков. Если это есть на складе — значит, было ввезено с чьего-то разрешения. Просто вьетнамцы оказались крайними.
     Интересный факт. Официальная причина закрытия “Салюта-3” ни с “левым” товаром, ни с отсутствием документов не связана. Рынок закрыли из-за “несоблюдения правил пожарной безопасности и санитарно-эпидемиологических норм”. Подобные формулировки очень удобны — ведь ревизор может придраться к любой мелочи и формально будет прав. Чтобы заявить: “У вас антисанитария” — достаточно окурка на полу...

     Кто он, вьетнамец, торгующий в Москве? Это скорее всего сельский житель, занявший 1000 долларов на авиабилет и турпутевку в Россию у родственников. Здесь он надеется за год рассчитаться с долгом и начать откладывать на свою мечту — собственный дом. Правда, мечты реальностью становятся редко.
     “Крестьяне” в среднем зарабатывают около 500 долларов в месяц. 200 долларов уходит на съем жилья и питание. Очень много (сколько — вьетнамцы не говорят) — на взятки той же милиции и другим структурам, оформление различных разрешений и закупку товаров. Разрешение на торговлю обычно оформляют на кого-то из москвичей — так проще. Но самое главное — умение выбрать востребованный товар, который хорошо пойдет. Ван, например, торгует исключительно товаром российских производителей: и у покупателей претензий нет, и ОБЭП не придирается.
     Вторая группа — это вьетнамцы, получившие в России образование и живущие здесь больше 10 лет. Эта группа имеет цель: заработать в России средства на открытие бизнеса на родине. Сумма, за которой они едут сюда, — 100000 долларов (с такими деньгами во Вьетнаме можно построить дом и открыть магазин). Эти люди, как правило, занимают административные должности на рынках.
     Самая маленькая группа — это элита. Люди, приехавшие сюда около 20 лет назад. Их дети выросли “русскими”, и родители зачастую вынуждены нанимать им... преподавателей вьетнамского языка. Таких семей в Москве насчитывается около сотни. Само собой, они обладают значительным весом в общине, и не только в ней. Они являются хозяевами предприятий, интенсивно лоббируют интересы своей общины во властных структурах.
     
     Справка “МК”. В Москве сейчас работает шесть крупных вьетнамских рынков и десяток мелких (при других рынках). По данным УВИРа, в 1998 году зарегистрировано 1500 граждан Вьетнама, в 1999-м — 5270, в 2000-м — почти 11000 человек. Но это — законопослушные граждане. Нелегалов же в столице, по прикидкам оперативников, не меньше 55—60 тысяч.

     Когда мы позвонили в консульский отдел посольства Вьетнама и поинтересовались численностью общины, то услышали в ответ: “Обратитесь в российский УВИР”. То есть официальные власти СРВ давно махнули рукой на потоки соотечественников. При всем при том на каждом рынке действует партийная (коммунистическая) и профсоюзные организации.
     ...Буквально на следующий день после разборки в администрации “Салюта-3” раздался звонок. Некий “Фонд общественного содействия” предлагал вьетнамцам недорого купить... кожаные изделия. Как выяснилось при встрече, куртки и плащи были теми самыми, из вьетнамских фур. А сотрудники фонда так и говорили: купите товар, иначе у вас будет море проблем.
     Вьетнамцы покупать собственный товар отказались.
     Через неделю власти города заявили о закрытии рынка...
     — После нашего бунта на “Салюте-3” чиновники в приватных беседах так и говорят: вы подписали себе смертный приговор, — рассказывает вьетнамский предприниматель. — Да мы и сами это понимаем. Максимум — протянем два-три года. Ведь придраться есть к чему: у торговцев ни регистрации, ни медкнижек, налоги не платят. Зато приходится давать такие взятки ревизорам, которые раз в десять-двадцать больше реальных налогов. Мы вносили в миграционную службу кучу предложений, как легализовать вьетнамцев в Москве. Но нас никто не слушает. Просто всем выгодно, чтобы иностранец был нелегалом. А руководителям Москвы, наверное, докладывают, что мы сами не хотим легализоваться...
     Вьетнамцы в лучшем случае оформляют разрешение на торговлю, а на регистрацию плюют. Хотя далеко не все. У Ван, например, с регистрацией все в порядке, но, даже несмотря на это, милиция регулярно пытается вымогать у нее деньги. Правда, безуспешно. Ван, в отличие от коллег, никого не боится и стоит на своем. Азиатское упорство побеждает милицейское упрямство, и документы ей в конце концов отдают. Но так везет далеко не всем. Бывало, что документы просто... исчезали. Тут еще надо заметить, что помимо штрафа у милиции нет никакой возможности бороться с вьетнамцами. Денег на депортацию у государства все равно нет.

     Что касается загадочной “вьетнамской мафии”, азиаты горячо уверяли нас в том, что таковой не существует.
     — Русские уверены, что среди вьетнамцев много преступников, — говорит Ши. — Что я могу сказать? Непорядочные люди есть в каждом народе. Мы хотим одного: жить спокойно, платить налоги и торговать.
     Но, конечно, на самом деле все не так просто. И честный человек Ши может просто не знать многих вещей.
     К примеру, нам рассказали о таком случае. Однажды на квартиру одной из вьетнамок совершили налет двое соплеменников и потребовали дань — несколько тысяч долларов. Та заявила, что все деньги у нее спрятаны на рынке. Когда парочка рэкетиров пришла на базар за мздой, их схватили свои же вьетнамцы и заперли в подсобке. Потом приехали консульские работники, сняли показания и на следующий же день вывезли вымогателей на родину. Вообще-то это явное нарушение российского закона: о любом преступлении нужно сообщать в милицию. Но вьетнамцы скованы круговой порукой.
     Администраторы рынка говорят, что за все годы работы не видели ни одного русского “братка”: “Видимо, все решается на очень высоком уровне”.
     По словам одного из сотрудников, на крытых рынках и в общагах есть все, что вьетнамской душе угодно. Несанкционированные аптеки, парикмахерские, автосервис. Ну, и места для проведения полноценного досуга: казино, варьете, притоны. Время от времени в “желтых” общагах милиционеры прикрывают очередной бордель. Заведения открыты, само собой, только для проверенных людей. Впрочем, иногда вьетнамцы делают исключения.
     — В качестве откупного меня приглашали попариться в местной бане, — рассказывает оперативник ОБЭП. — Долго уговаривали, обещали лучших девочек, хороший коньяк, бассейн... Но подобные мероприятия обычно снимают скрытой камерой — получается первоклассный компромат. Удовольствие на час — пятно на всю жизнь.
     В последние годы, поняв, что в Москве им одним не выжить, вьетнамцы нанимают на рынки русскую администрацию.
     — Разница в психологии колоссальная, — говорит администратор-москвич одного из рынков. Я говорю ему: “Сделай то-то и то-то”. Он кивает, улыбается и... ничего не делает! Я начинаю разбираться, а выясняется, что я говорил не с той интонацией (во вьетнамском языке большая часть смысла передается интонационно), и ему показалось, что я давлю на него. Он со мной не согласен, но перечить не может — невежливо. Потому просто ничего не делает.
     То же самое говорит Татьяна, три года проработавшая продавцом у вьетнамцев:
     — Наши девчонки с утра любят чаю попить, поболтать, а вьетнамцы с раннего утра караулят первого покупателя. От него, как они считают, зависит весь день. Первому покупателю — всегда и скидка, и уважение. Пришлось учиться.
     Торговцы жутко напуганы выходками скинхедов. Об экстремистах продавцов регулярно предупреждают по “громкой связи”, призывают воздерживаться от одиночных прогулок в вечернее время, рекомендуют внимательно осматриваться перед тем, как зайти в подъезд. Но в беседах они больше жалуются на милицию.
     — Милиционер — тот же скинхед, только с фуражкой и пистолетом... — так говорят вьетнамцы.

     Многие факты наводят на мысль, что летний инцидент на вьетнамском рынке — чей-то очень хорошо продуманный и спланированный “заказ”. Хотя утверждать это, конечно, никто не возьмется.
     Любой рынок — маленькая гайка в огромном отлаженном механизме. У всех есть высокая “крыша”, которая, разумеется, в курсе всего, что происходит с их подопечными. Ясное дело, покровители заинтересованы, чтобы торговля на рынке шла бесперебойно — ведь с доходов им регулярно отчисляют процент. Иными словами, закрыть рынок без ведома “крыши” невозможно. Скорее всего, кто-то более влиятельный решил “подвинуть” вьетнамцев и перекупил их “крышу”.
     Впрочем, наши источники в правоохранительных органах считают, что вьетнамцы попали “под раздачу” случайно. Имеется в виду, что на их месте вполне могли оказаться китайцы, турки, азербайджанцы — да кто угодно. Просто кому-то понравилось месторасположение рынка “Салют”. Да и другие вьетнамские рынки стоят на бойких местах.
     Почти все вьетнамцы, встреченные нами, говорили почти слово в слово: “Невозможно представить, как нас собираются убрать. Мы слишком долго жили здесь, мы стали частью вашего общества. Лучше бы вам и нам найти способ договориться”.
     На самом деле, конечно, вьетнамский бизнес устарел. Устарел в том смысле, что редкий москвич идет сегодня за покупками на дешевый рынок. Покупать дешевые вещи — себе дороже. И сомнительный азиатский ширпотреб все больше скупают провинциальные оптовики.
     В принципе на всех рынках в Москве — одно и то же. У многих торговцев нет санитарных книжек (или есть, но купленные) и документов на товар, поскольку он часто “левый”. На каждом московском базаре творится такой бардак, что если уж закрывать — закрывать нужно все. А на практике все происходит так, как происходит.
     Ведь если разобраться, по большому счету вьетнамцы никому не мешают. Рабочие места, на которые могли бы претендовать москвичи, не занимают. Хозяин одного из крупнейших столичных рынков говорил нам, что мог бы выставить вьетнамцев со своей территории за один день, “но москвич не пойдет сюда работать. Посудите сами. Какой дурак будет вставать в 4 утра?..”